– Да, но перед самым отъездом.
Гроза
Лена приехала в Москву утром. День выдался ясным, солнечным. Она сошла с вагона и встала среди многолюдного перрона. Опустив чемодан на землю, Лена легко вздохнула и вознесла глаза к чистому небу со словами: «Боже мой, неужели я дома!». И слезы сами потекли по щекам. Так она стояла с минуты. Прохожие люди искоса глядели на азиатку, говоря себе: «Кажется, ее обокрали, бедная женщина, осталась без денег».
На выходе с вокзала Лена остановила такси и села рядом с водителем. Всю дорогу она смотрела по сторонам и не могла налюбоваться: старинные особняки, столь же древние дубы, клумбы с цветами, памятник Пушкину, затем Тургеневу. В ее блестящих глазах был восторг. После выжженной пустыни все здесь казалось раем. А пожилой водитель такси с доброй улыбкой спросил: «Нравится?» – «Очень! Очень!» – вырвалось у азиатки. Водителю было приятно, когда туристы расхваливают его родной город.
– Наверное, здесь впервые? – спросил таксист.
– Нет, здесь прошло мое детство, а после я уехала отсюда надолго. И вот вернулась спустя сорок лет.
– Интересно, где все это время вы были? Не за границей ли? – усмехнулся мужчина.
– В пустыне, в большой пустыне.
Столь необычный ответ удивил водителя, но он воздержался от расспросов. Нельзя быть навязчивым, может быть, клиент не хочет говорить правду. Далее ехали молча.
Вот желтое такси подкатило к родному дому Лены – до чего же он красивый, милый.
Таксист вынул из багажника ее старый чемодан и отметил про себя: «С такими чемоданами за границу не ездят, какая-то подозрительная женщина.
– Так откуда же вы, ведь сорок лет – это целая жизнь, – не удержался он.
У Лены было хорошее настроение, и ей захотелось пошутить:
– В тюрьме я была.
– Я так и подумал, но об этом стеснялся спросить. Наверное, вы сидели в Средней Азии. За что вас, извините за вопрос?
– Двух мужей зарезала.
– Вот это да! А за что? – вырвалось у ошеломленного шофера.
Эта шутка так понравилась Лене, что она ответила вполне серьезно:
– Они изменяли мне, а у азиатских женщин такое не прощается.
– Надо же, как интересно, а я думал, у них все наоборот.
– Да я пошутила. Просто это долгая история.
Затем Лена взяла с его рук чемодан и зашла в подъезд. Уже в темном подъезде она села на лестницу и залилась тихим смехом. При этом сама недоумевала: откуда у нее взялось такое озорство? Спустя минуту она успокоилась, поднялась выше и нажала на звонок. Душа ее была полна радости. Дверь не спешили открывать. Лишь затем она услышала шаркающие шаги – это была мама. Сердце забилось сильнее. Вот щелкнул замок, и Надежда Николаевна протянула к ней руки и заплакала. Они крепко обнялись.
Уже сидя на кожаном диване с мамой, дочь рассказала о своем побеге.
– Правильно сделала, что сбежала, – сказала мама. – Отныне будешь жить у меня, все-таки это твой дом. Скоро придет Айгуль. Я представляю, как она обрадуется.
Затем мать отвела ее в свою комнату.
– Вот это твоя кровать, а та – для Айгуль. Я же буду в другой комнате, место всем хватит, если даже приедет Кират. Правда, будет нам немного тесновато, тем не менее это мелочи жизни. Чтоб дом стал теплым, уютным, важно родство душ.
– Мама, когда я была маленькой, то мне помнится, у нас было много комнат.
– Верно, было пять комнат, однако после революции две забрали и передали родителям нашей Оли: тогда ее папа работал слесарем на заводе и участвовал в революционном движении.
В дверях раздался звонок. «Это, должно быть, Айгуль», – сказала мать. Дверь открыла Лена. От неожиданности глаза дочери округлились, засияли, она закричала на весь подъезд «аяджон» (мамочка) и кинулась к ней на шею.
– Мама, как вы тут очутились? – и слезинки застыли на ее длинных ресницах.
– Не поверишь – сбежала, как и ты. У своей дочери научилась.
Обе засмеялись и долго беседовали прямо в прихожей. Они не могли наговориться, как близкие подружки.
Когда Надежда Николаевна позвала их в комнату, то внучка вспомнила: «Мне еще нужно в магазин, я вернулась домой из-за денег. И Лене захотелось погулять с дочерью. Все-таки трое суток без движения, ноги затекли.
Они шли по аллее между крупными раскидистыми дубами. Было тихо, и лишь редкие фигуры людей встречались им на дорожке. Как это прекрасно: кругом зелень, и над головой голубое небо с редкими облаками. Гуляя, Лена наслаждалась свежим воздухом, любовалась крепкими стволами, узорчатыми листьями на ветках. Беседуя с дочкой, мать отметила про себя: Айгуль совсем похорошела, ее не узнать. Легкое платье выделяло девичью фигуру, чего прежде она не замечала. Единственное, что задело мать, так это длина ее платье – выше колен. Парни будут разглядывать ее голые ноги. Но оказалось, что такое модное платье купила Валя, а туфли подарил Петя. Это немного успокоило. А когда они присели на скамейку, Лена еще заметила крашеные губы и ресницы, как у здешних модниц.
– Тебе не следует краситься, еще рано, – предупредила мама.
– Ну, мама, здесь все девушки так делают.
– У тебя своя голова. Ты, доченька, не гонись за внешней красотой, не за этим мы приехали сюда.
– Хорошо, – согласилась дочь. – Да, вчера я сдала документы в вечернюю школу. Я хочу быть такой же умной, как тетя Валя.
– Я рада слышать такое.
Когда Лена с дочерью вернулись домой, то ее мама сказала, что она уже звонила Вале и Пете и скоро они приедут.
– Мама, а где Оля? – вспомнила о своей подруге Лена, сидя на диване рядом с мамой.
– Я забыла тебе сказать. Она в больнице, у нее язва. Вчера Валя и Айгуль были у нее. Сейчас ей лучше.
– Тогда я завтра навещу ее, – сказала Лена.
– Она очень обрадуется.
– А как семейные дела у Пети?
– С Алиной он обрел настоящее счастье. Только вот Вадим редко приходит к отцу. Из-за этого Петя сильно переживает.
Вскоре приехала Валя с дочерью, они сильно удивились, узнав о втором побеге.
– Я просто поражена твоей смелости, – восхитилась сестра, и Айгуль протянула тете чашку чая.
– Это вы сделали меня такой, за что вас люблю. Да, я хотела бы устроиться на работу.
– Ну вот, не успела приехать и уже на работу, – сказала мама.
Валя поинтересовалась, где сестре хотелось бы работать? К чему душа лежит?
– Не знаю, у меня нет никакого образования, я всю жизнь была домохозяйкой. Хотя, погодите, могу коров доить.
Все рассмеялись.
– Мне думается, – сказала Валя, ей будет интересно в нашем музее. Есть у нас работа, не требующая специального образования, – это смотрители. Будешь иметь дело с произведениями искусства. Там ты расширишь свой кругозор, и, надеюсь, работа понравится. Зарплата, к сожалению, маленькая, но со временем можешь освоить какую-нибудь профессию на платных курсах.
Петя и Алина пришли позже: они были в гостях у профессора Радионова.
– Петя, как всегда, с букетом красивых цветов, – сказала Лена и крепко обняла брата.
– Цветы – это моя слабость. Ближе к пенсии займусь разведением цветов. Ты лучше расскажи, как удалось вырваться из степи? Наверное, Жасан будет в ярости? – спросил Петя.
– Для него это сильный удар: сначала дочь, а после жена. В душе мне жалко его, хотя сам виноват.
– Я боюсь, как бы отец не явился сюда и не забрал нас, – испугалась Айгуль.
Как это заберет? – удивилась бабушка. – Здесь ему не пустыня. Он уже один раз украл мою дочь, второго раза не будет.
Лена была уверена, что Жасан не осмелится в Москву: он не знает языка и боится затеряться в большом городе – об этом сам не раз говорил. А если решится на такое, то Кират отправит нам телеграмму.
– А твои домашние уже знают о твоем побеге? – спросил Петя.
– Еще нет. Завтра пошлю им телеграмму, что остаюсь в Москве навсегда. Хочу еще послать подробное письмо.
– Но стоит ли? Они не поймут твои мысли и чувства.
– Все равно напиши, – дала совет мама. – Пусть знают, что у тебя были чистые мысли.
Едва Жасан с Киратом вернулись в аул из райцентра, отец тотчас собрал сыновей в комнате. Когда все расселись за столиком, хмурый отец обратился к сыну:
– Ну-ка расскажи им, что сказала твоя мать перед отъездом.
Запинаясь, Кират передал беседу с матерью. Правда, о своем желании учиться и жить в Ташкенте он умолчал.
В комнате воцарилась гнетущая тишина. Совсем непросто было поверить в такое, ведь речь идет об их матери. Это не укладывалось в голове: как она могла бросить семью, где был достаток и благополучие? Почему столь жестокой оказалась их мать?
– Может, она заболела, что-то с головой? – высказался старший сын, иначе как объяснить ее поступок.
Отец молчал: он был совсем разбит – унижен, осрамлен перед всеми. Жена сбежала, какой позор!
– Точно, наша мама заболела, иначе такое не сделала бы! Это неслыханное дело! – возмутился Сулейман. – Отец, а вы что думаете?
Жасан молчал, потупив взор, но все же сказал глухим голосом.
– Ваша мать не похожа на сумасшедшую. Тут кроется что-то другое. Все ее слова о красивой жизни, об образовании – это пустая болтовня. Мне думается, в Москве ей нашли русского мужа.
Такие слова для сыновей оказались столь ужасными, словно их тела облили кипятком. Хотя в такое они не верили.
– Этого не может быть! – вырвалось у Кирата, который по своему возрасту чаще всего молчал.
– Тогда, ты, маменькин сыночек, объясни нам причину, – крикнул отец и ударил кулаком по краю стола.
От испуга Кират вздрогнул. «Лучше всего молчать, – решил он. – Иначе его могут обвинить, что он на стороне матери, а значит, замешан в этом заговоре против семьи».
В комнате воцарилась тишина, у всех на душе было тяжко. Особенно у Жасана. Ему не хотелось никого видеть, и он отпустил детей по домам, дав суровый наказ: «Об этом никто не должен знать, даже ваши болтливые жены.
В одиночестве Жасан погрузился в глубокие думы. Такого удара от жизни он никак не ожидал, тем более к старости. Отныне этот дом без Зухры совсем осиротел. «Неужели эти стены больше не услышат ее голоса?» Такая мысль страшила мужа, и совсем не из-за одиночества. Жасан мог бы заново жениться, но ему была нужна только Зухра. Разумеется, у жены после Москвы возникли какие-то странные увлечения, но это ничего, терпимо. Теперь с ужасом он думал о том, как будет жить без нее. Оказалось, за прожитые годы Жасан не только привязался к ней, но и сохранил чувство любви, поэтому его душа болела и стонала, словно раненый волк.