По той же дорожке Жасан заспешил к ее дому и затаился в полутемном подъезде.
Лена с сумкой вошла в подъезд. Стоило ей подняться на площадку первого этажа, как она разглядела мужчину, сидящего на лестнице. От испуга Лена застыла на месте: по тюбетейке она сразу узнала мужа. Что делать? Бежать назад во двор – бесполезно: он догонит, да и убегать как-то унизительно. Была надежда, что сейчас кто-то войдет в подъезд. Жасан медленно поднялся на ноги:
Здравствуй, жена! – тихо сказал он.
В его голосе не было злости, и это слегка успокоило Лену.
– Здравствуйте, вы зачем приехали сюда, ведь в телеграмме я все объяснила?
Жасан задумался и произнес:
– Тебе очень хорошо известно, какой позор ты принесла в наш дом. Но несмотря на это, я готов простить твой грех и все забыть. Собирай вещи, поехали домой.
– За мной нет греха. Это ваш грех, грех молодости, – возразила ему Лена и ощутила, как страх покидает ее душу. – Теперь я не могу уехать.
– Это почему? Из-за больной матери?
– Причина в другом. Здесь моя настоящая семья, они близки мне по культуре и духу. Вот в чем смысл настоящей счастливой семьи. И если этого нет в семье, то никакое кровное родство не поможет.
– Значит, они тебе дороже родных детей, которые остались там?
– Да.
– Я гляжу, ты совсем обезумела. Чем же мы хуже твоей здешней родни?
– Там, в Азии, наше родство было построено по крови, и нас заставляли любить даже дядю Халила, нехорошего человека, лишь потому, что он наш родственник. В семье моей мамы все иначе: мы любим друг друга из-за духовности, из-за человечности, построенной на высокой культуре. Это словами не понять, это можно только чувствовать.
– Конечно, как безграмотному пастуху понять такое. Хватит мне голову морочить, – чуть не крикнул он. – Я не за этими разговорами сюда приехал. Последний раз спрашиваю, ты поедешь со мной или нет? – и его голос стал угрожающим.
Лена не испугалась: она восприняла это, как желание мужа напугать жену.
– Нет, к прежней жизни я никогда не вернусь, – без колебания ответила она и сама же испугалась своей смелости, ведь раньше не была такой.
В Азии ценность женщин в ее смирении и послушании. Но Лена уже начала отвыкать от азиатского образа жизни.
От злости глаза Жасана вспыхнули, но затем он стал каким-то задумчивым. Казалось, муж смирился со своей участью.
– Хорошо, иди к своей матери, – и он пропустил жену.
– Вы не зайдете к нам, я познакомлю вас с родней? – спросила Лена.
– Там мне нечего делать.
– Может, все-таки зайдете, а то как-то не по-человечески?
– Нет! Уходи скорее!
Едва Лена сделала шаг к лестнице, как пронзительная боль обожгла ее спину. Что-то острое вонзилось туда. От боли Лена застонала и обернулась к мужу. Тот держал в руке окровавленный нож. Он был в смятении и не знал, как быть дальше. Обеими руками Лена ухватилась за перила, и все же тело скользнуло вниз, прямо на площадку. И тут Жасан опомнился, бросил нож и выбежал из подъезда. Далее помчался по знакомой дорожке, толкая прохожих, а те ему вслед возмущались, называя его «идиотом», «слепым», а один молодой даже выругался матом.
В то самый час Айгуль шла домой по той же дорожке. На ней были модные синие брюки, желтая блузка, а в руке сумочка. Вдруг ее глаза расширились, когда она увидала отца, бегущего к ней навстречу. От ужаса дочь застыла на месте и смиренно опустила голову, готовая к самому худшему. Все тело дрожало. Но почему-то отец пробежал мимо, будто не заметил ее. Дочь ничего не могла понять: куда он мчится? И тут у Айгуль мелькнула ужасная мысль. Отец бежит от бабушки, значит, там что-то случилось. Неужели с мамой? Из глаз дочери брызнули слезы, и она кинулась к дому.
Забежав в подъезд, на площадке первого этажа она увидела маму. Айгуль бросилась к ней. Та лежала на боку, стонала, а под ней – лужа крови. Дочка, охваченная ужасом, стала кричать на своем языке:
– Мамочка, мамочка, не умирайте!
Надежда Николаевна в комнате услышала крики внучки и сразу поняла: с дочерью случилась беда. Сердце матери сразу заколотилось, и слезы хлынули из глаз. Не помня себя, она бросилась к двери, совсем не чувствуя боли в разбухших ногах. Далее, держась за перила, стала спешно спускаться. А снизу уже доносились голоса соседей, и среди них плач Айгуль, которая что-то кричала на своем. «Неужели я потеряла дочь? Неужели это правда? – сквозь слезы говорила себе мать Лены. – Нет! Нет!» Одна из соседок кинулась к Надежде Николаевне и помогла ей спуститься. И тут соседи расступились, и она увидела Айгуль, склонившуюся над матерью. Лена была жива. Она лежала на спине, к месту ранения ей уже приложили плотную тряпку, чтобы не вытекала кровь. Мать сразу догадалась, кто мог это сделать.
Тихо рыдая, мать опустилась у тела дочери и стала гладить ее лицо.
– Мама, не плачьте сильно, а то и я… – тихо застонала дочь.
– Хорошо, доченька, хорошо. Ты только крепись, сейчас «скорая» приедет.
– Айгуль, во всем слушайся бабушку, тетю и дядю, – сказала Лена. – И еще, мама, если Кират захочет начать новую жизнь, помогите ему.
– Мы все сделаем, ты только крепись. Много не разговаривай, тебе сейчас нельзя.
– Мама, вы настоящая мать. Только теперь я поняла, что значит быть матерью. Я так сильно люблю вас, больше, чем это было в начале нашей встречи. Да, спасибо за ваш эксперимент: он вполне удался, и вы оказались правы.
– Я тоже полюбила тебя очень сильно, как и остальных детей. Теперь я счастливая мать, но ты крепись, врачи обязательно спасут тебя.
– Мама, мне страшно, я не хочу умирать, особенно сейчас, когда пришло ко мне настоящее счастье. Теперь хочется жить еще больше, почему я должна уйти из жизни? Сейчас мне нельзя умирать… Мамочка, я боюсь…
– Леночка, умоляю, не говори так! Ты будешь жить, у нас опытные врачи, и твоя рана не столь опасная. Только крепись. Все, что ты сказала, это правильно, я рада за тебя, и потому ты должна жить.
– Ну, где эти чертовы врачи, почему до сих пор их нет? – вскрикнула Надежда Николаевна. – Прошу, еще раз позвоните.
Вскоре в подъезд вошли два врача с носилками. Соседи сразу освободили площадку, и лишь двое мужчин остались помочь. Лену аккуратно уложили на носилки и вынесли к машине «скорой». Айгуль за ними. А Надежда Николаевна не успела сделать и шагу, держась за перила, как в глазах стало темно, и она потеряла сознание. Соседи успели подхватить ее.
Мать Лены пришла в себя лишь после укола. Открыв глаза, обнаружила себя на своем коричневом диване. Ее дети, внуки сидели за столом и о чем-то тихо говорили. Михаил Сергеевич глядел в окно, вытирая платочком глаза. Валя же сидела за столом рядом со своими детьми с красными глазами. И сразу у матери мелькнула страшная мысль: «Они плачут… Неужели мою дочь не спасли?» Об этом она боялась спросить.
– Валя, Валя, – тихо позвала она, и все вздрогнули, а дочь бросилась к матери и присела на край дивана со словами: «Мама, как ты, тебе лучше?» Но мать словно не слышала и дрожащим голосом выдавила из себя лишь два слова: «Лена жива?»
– Да, жива, жива, не волнуйся.
И от радости все ее лицо залилось слезами.
– Тогда почему ты здесь, езжай срочно в больницу. Валя, умоляю тебя, найди лучших врачей, лекарства. Если она умрет, я не переживу этого.
– Мамочка, мы только из больницы. Сам профессор Коган оперирует ее, он лучший хирург. Петя и Алина остались в больнице – Лена там не одна. Сейчас опять поеду в больницу. А как ты сама?
– Сейчас не думайте обо мне. Надо спасать вашу сестру, ведь она только начала жить. Об этом Лена сама призналась: ей хочется жить так сильно, как никогда. Так что идите в больницу. Вдруг больной понадобится какое-нибудь дефицитное лекарство, только ты сможешь найти. Валя, подожди. Если я умру, то позаботьтесь о судьбе Айгуль. И еще – Кирата нужно привезти сюда. Пусть эта квартира будет их домом.
– Мама, я все сделаю, ты только крепись.
Совершив месть, испуганный Жасан бежал куда глаза глядят. Добежав до центральной дороги, он встал, тяжело дыша. Куда дальше, ведь здесь он никого не знает: ни родни, ни друзей. Слегка успокоившись, Жасану стало ясно: ему не скрыться. И тут он осознал нечто ужасное: больше он не увидит свою любимую жену. От горя он закрыл лицо руками и горько заплакал. Жасан стоял на тротуаре, и прохожие люди глядели на странного азиата в недоумении. Некоторые москвичи замедляли свои шаги возле несчастного и спрашивали о его горе. А тот никого не видел и не слышал.
Милиция прибыла на место преступления в ту самую минуту, когда Лену выносили из подъезда. О происшествии они узнали со слов Айгуль. Тогда двое оперативников с собакой устремились по следу беглеца. Нашли азиата очень быстро, недалеко от места преступления. Жасан сидел на скамейке, свесив голову.
Эпилог
Итак, что было дальше? Об этом рассказала мне Алла, то есть Валина дочь, когда мы учились на факультете истории. Как и эту саму историю.
Врачам удалось спасти Лену, хотя рана оказалось опасной. Ее оперировали дважды, и спустя месяц Лена вернулась домой. А через неделю смогла выйти на работу, в музей изобразительного искусства.
Надежда Николаевна же прожила с дочерью всего два года, и ее похоронили рядом с дедом и бабушкой. Перед смертью она сожалела лишь об одном, что не знает место захоронения Семена, чтобы быть рядом с мужем.
Петя вроде обрел счастье с Алиной, но мысль о сыне не давала ему покоя. Вадим не пришел даже на похороны бабушки – все из-за ее квартиры, которая не досталась ему. В этот день на поминках Петя горько заплакал и сказал:
– Кажется, я потерял сына. Как это ужасно, вроде живой и вместе с тем его нет. Но я буду бороться за душу моего сына до конца, как боролась моя мама за Лену.
За попытку убийства Жасан был осужден на восемь лет тюрьмы, однако через семь его выпустили досрочно за примерное поведение в лагере. Вернулся домой он больным туберкулезом. Похоронили его в пустыне, у большого колодца, рядом с Ибрагимом-бобо и отцом.