– Наверное, это только сказки, – прошептала она. Не может быть, чтобы такие животные существовали в действительности. В конце концов, ведь никого крупнее китов не было и ни одно животное не могло долететь до луны. Однако северное сияние существовало. Уна никогда не видела его собственными глазами, но как-то услышала слова одного рыбака: он рассказывал о том, как любит засыпать под ним.
– Такое впечатление, словно художник забрался на небо и раскрасил его, словно холст, – говорил тот человек, выпивая около «Ржавого якоря». – Иногда огни такие большие и яркие, что ты просто забываешь, как они далеко, и тянешься к ним. Но пальцы хватают лишь пустоту.
Как-то в минуту слабости Уна поведала Трин эту историю и спросила, верит ли та в существование этих созданий: редких и добрых нарду, ужасного кракена и гигантского кита. Но даже Трин, несомненно, лучшая из ее шести сестер, только рассмеялась. Родители Уны отреагировали точно так же, когда Трин рассказала им о сказке, в которую верит их младшая дочь.
– Послушай, – произнес ее отец в один из тех редких моментов, когда все-таки разговаривал с Уной. – я знаю эти моря лучше, чем кто-либо другой в этих краях, и уверяю тебя, что никакого волшебства там нет: только лед, рыба и, если повезет, парочка жирных китов.
«Может, он и прав, – думала Уна. – Может, никакого волшебства не существует – ни на Севере, ни где-либо еще». Но она всей душой надеялась, что это не так. Ведь мир без волшебства был бы на самом деле очень скучным.
Пока Уна Бритт читала о нарду, Фрейдис Спитс осторожно входила в ледяную воду Нордлорской бухты. Прорицательница ненавидела эту часть работы. Обычно волны выносили ракушки на берег, и ей оставалось только выковырять их из песка. Но иногда – как, например, в этот вечер, – на Северном море стоял штиль, и ей приходилось заходить в воду, чтобы вылавливать ракушки самой.
Фрейдис сделала глубокий вдох и погрузила голову в воду. Ухватив пальцами ракушку, она, поеживаясь, быстро выпрямилась. Звезды в небе поблескивали, будто смеясь над ней. Фрейдис очень надеялась, что эта ракушка окажется именно той, которую она искала. Прорицательница поднесла ее к уху и застонала. Внутри не раздавалось ни единого шороха.
– Лисы и гром! – выругалась Фрейдис и бросила ракушку обратно в воду. – Придется заходить глубже. – Она сняла плащ из шкуры лося, сложила его на берегу и нырнула в воду. Опустившись на дно бухты, Фрейдис стала шарить руками по песку. И в тот момент, когда у нее почти закончился запас воздуха, ее пальцы сомкнулись вокруг крупной ракушки и по коже пробежали мурашки.
Фрейдис вынырнула на поверхность и поплыла к берегу. Там она поднесла ракушку к уху, и ее глаза загорелись.
– Да! – воскликнула она. – То что надо. Идеально. Наверняка за это мне удастся выручить целую золотую крону.
Фрейдис набросила плащ и поспешила к деревенской площади. Впервые за десять лет у нее появилось предсказание, которое она была готова продать.
Той ночью, не ведая о новом предсказании Фрейдис, жители Нордлора мечтали о самых разных чудесах. Мистер Бьоркман в своей башне желал заполучить высокую мачту, на которую можно было бы взобраться и увидеть вершину мира. Харойльд Нордстром в своем домике очень хотел, чтобы дочка, которую он потерял, на самом деле оказалась рядом с ним. А леди Саммер, находясь дома, вспоминала розы и тюльпаны, растущие вдоль южной аллеи, где она когда-то жила. Пока большинство людей мечтали о воображаемых вещах или местах, а также о людях, которые жили очень и очень далеко, один человек думал о своей сестре, спавшей всего лишь этажом выше.
Когда Трин была помладше, она слепо верила тому, что говорили ее старшие сестры. Она поверила их словам о том, что Уна глупая и злая, и соглашалась, что именно она виновата в ужасном характере их отца. Но с возрастом Трин начала думать иначе. Она стала понимать, что Уна не такая уж плохая. На самом деле ей даже многое нравилось в сестре, например то, как она высказывала свое мнение и говорила о своих чувствах. Или отстаивала свои убеждения, когда спрашивала старейшин деревни, может ли тоже ходить в школу. А еще Уна не боялась пробовать новое: стоит только вспомнить то время, когда она самостоятельно училась плавать.
В Нордлоре никто никогда не заходил в реку: даже летом вода в ней была такая студеная, что люди тут же синели от холода. Но Уна заходила в нее снова и снова, много недель подряд. Постепенно она продвигалась все глубже и глубже, пока не научилась держаться на воде, а затем и плавать на глубине больше своего роста.
Родственники и почти все жители деревни смеялись над девочкой, когда она отважно прыгала в воду и выныривала обратно. Но в то время как родители и сестры подтрунивали над Уной, Трин всем сердцем желала быть такой же смелой и храброй, как ее младшая сестра. Однако она очень сомневалась в том, что у нее получится, так как слишком походила на своих старших сестер.
Ранняя зима
На следующее утро Уна проснулась от криков. «Я его продала. Наконец-то я его продала!» – восклицала какая-то женщина, бегая взад и вперед по дорожке. К тому времени как девочка оделась и вышла на улицу, женщина ушла. Но ее крики продолжали раздаваться вдали. Уна пошла по извилистым улочкам Нордлора в том направлении, откуда они доносились, пока не вышла на центральную площадь. Там уже собралась целая толпа.
– Что происходит? – спросила Уна женщину в одежде из волчьих шкур, стоявшую в заднем ряду.
– Похоже, капитан купил еще одно предсказание, – сказала она, не глядя на девочку. – Не могу в это поверить, особенно после того, что случилось в прошлый раз. Это было так унизительно и произошло на глазах у всей деревни. – В этот момент женщина взглянула на ребенка, с которым разговаривала, и покраснела. – Ой, прости, – извинилась она. – Не знала, что это ты.
Оставив женщину в одежде из волчьих шкур позади, Уна стала пробираться сквозь толпу. Оказавшись в первых рядах, она сразу же заметила Фрейдис Спитс.
Некогда знаменитая предсказательница стояла посреди центральной площади Нордлора. Ее одежда превратилась в лохмотья, а волосы беспорядочно торчали в разные стороны. Чистой и новой выглядела только серебряная монета, триумфально зажатая в ее руке.
Тот, кто дал Фрейдис эту монету, стоял рядом с ней. Отец Уны выглядел озадаченным, словно не мог поверить, что только что снова купил предсказание. Он вовсе не собирался делать это, пока Фрейдис не зачитала начало предсказания бесплатно. В данном случае говорилось не о ребенке – мальчике, которого никогда не будет, – а о корабле. Ее слова могли спасти жизнь ему и его команде. Даже если предсказание окажется неверным, нельзя было идти на риск и пренебрегать им.
– Ну же, – нетерпеливо рявкнул он, свирепо глядя на Фрейдис Спитс. – Дальше. Выкладывай, что ты услышала.
Хотя за предсказание заплатил только хозяин «Отважного леопарда», Фрейдис тем не менее поведала его всем собравшимся. Она откашлялась, чтобы прочистить горло, спрятала серебряную монету в самую глубокую складку поношенного плаща и закричала на всю площадь:
КАПИТАН БРИТТ, СОБИРАЙ КОМАНДУ, ГОТОВЬ СВОЙ КОРАБЛЬ; ВЫХОДИ В ПЛАВАНИЕ СЕЙЧАС, ИНАЧЕ ЗАСТРЯНЕШЬ ВО ЛЬДАХ. ЗИМА В ЭТОМ ГОДУ ПРИДЕТ РАНО; ОНА БУДЕТ САМОЙ СТРАШНОЙ, САМОЙ МРАЧНОЙ И ХОЛОДНОЙ ЗА ПОСЛЕДНИЕ ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ.
Поначалу никто не поверил Фрейдис Спитс. Да и с чего бы? Она еще ни разу не дала верное предсказание в этой деревне. Но затем стали появляться признаки ранней зимы.
Сначала камни, которыми были вымощены улицы Нордлора, стали ужасно холодными для этого времени года. Потом крыши домов начал припорашивать снег, хотя он обычно появлялся на два месяца позже. Три дня спустя огромная стая сов, от которой все небо над Нордлором буквально почернело, устремилась на юг. Эти птицы покидали свои северные жилища только тогда, когда чуяли в воздухе опасность.
Игнорировать слова Фрейдис Спитс жители деревни еще могли, но не обращать внимания на эти знаки было уже невозможно. На следующий день после того, как над Нордлором пролетели совы, улицы деревни погрузились в хаос. Хотя раньше никто не хотел верить словам предсказательницы, теперь все сильно испугались и уже не сомневались в ее правоте. Зима здесь никогда не бывала мягкой, а уж если она наступала так рано, то наверняка должна была стать суровой.
Жители деревни позабыли о «Смотрящей чайке» и наводнили центральную площадь, чтобы запастись вещами на зиму.
Теплые стеганые пальто были распроданы за десять минут, маринованная соленая сельдь ушла за полчаса, и к концу первого часа все китовое мясо, оставшееся с прошлой зимы, аккуратно сложили на вершине башни мистера Бьоркмана.
– Когда ударят морозы, я продам его в десять раз дороже, – позлорадствовал он перед леди Саммер, спеша за пятью ящиками вяленой оленины.
Даже владельцы магазинов запаниковали. До наплыва толпы покупателей булочник мистер Блом спрятал половину дневного запаса хлеба. А закрыв свою лавку тем вечером, он засунул восемь мешков муки и еще девять зерна под пол пекарни. Мистер Энгер, свечных дел мастер, припрятал у себя на чердаке десять бочонков китового воска и тысячу ярдов нитей для фитиля. А мистер Ритланд, кожевник, прибил гвоздями пятьдесят пять шкур к стенам своего дома, чтобы утеплить жилище.
К вечеру того дня все магазины в Нордлоре опустели, и пошли разговоры о том, где же теперь брать необходимые вещи. Одни считали, что лучший выход – это воровство, но другие выступали за более этичное решение. Когда разногласия переросли в потасовки, начинавшиеся в тавернах и продолжавшиеся уже на улицах, оставалось только одно. Нужно было созвать совет старейшин.
В Нордлоре все важные решения принимались десятью самыми старыми жителями деревни. Они собирались на так называемое заседание старейшин, поскольку были слишком стары, чтобы стоять.
Уна сомневалась, что это лучший способ решения вопросов. В конце концов, половина членов этого совета уже не помнили собственных имен, не говоря уже о темах обсуждения. Однако Нордлор во многом оставался старомодным местом, и традиции имели там бóльшее значение, чем здравый смысл. Поэтому, какие бы важные решения ни принимались, они принадлежали совету старейшин и касались всей деревни.