– И что, ты даже не спросила, что это за штука такая и как она работает? – довольно грубо перебил ее Иван.
Кира раздраженно дернула плечом, скривилась, но ответила вполне мирно:
– Я побоялась действовать так напрямую. Мне не хотелось рассказывать тамошним обитателям, что произошло, ну, про захват Древними наземного мира, про исчезновение Игоря, на которого они молиться были готовы. Надеялась, что приду еще раз, как-нибудь в разговоре и выплывет правда. И вот пришла. – Кира издала судорожный вздох и сжала ладонями глиняную чашку так, что она рассыпалась на куски. – А он… Он поджидал меня в засаде в своем доме или просто еще не успел присоединиться к стае, не знаю. И если бы не Алешка…
Пока сестра мылась, я уже успел рассказать другим о наших злоключениях, даже продемонстрировал ужасные рубцы от когтепальцев. Ну, а о странном поселении они еще раньше днем узнали от Иолы.
Кстати, Шакракумор ничего не смог добавить к рассказу о таинственном эликсире – он знал только то, что и наш знакомый биорд, что знали, наверное, все обитатели Нижнего мира.
– Я не понял, – снова заговорил Иван, в упор разглядывая Киру, – почему ты так долго оставалась в пещере после того, как те черти оттуда смылись? Почему не вернулась к родителям раньше? И почему я тебя там не встретил?
Я хотел уже попросить его не наезжать на мою сестру, но Кира ответила сама:
– Я знала, что от бескровного оружия Древних люди изменились. И боялась измениться сама, потерять над собой контроль. Я ведь не знала, что излучение не работает на атлантах. Поэтому первую неделю просидела в одной из потайных комнат, пока не закончилась еда.
Кажется, Иван проникся: он ведь и сам был хорошо знаком с этим страхом. Во всяком случае, на Киру он глянул почти с сочувствием.
– Страшно было сидеть в одиночестве под землей, да? Я, кстати, помню, как ты мне рассказывала, когда я провожал тебя до школы, что даже дома до четырнадцати лет никогда не соглашалась оставаться одна.
Кира скованно улыбнулась:
– Ну, четырнадцать мне было довольно давно. А уж за последние полгода пришлось победить многие прежние страхи.
– Ладно, давайте решим, что делать с поселением? – подала голос Иола, вероятно ощутив себя в забвении. – Я так понимаю, что ситуация там совсем аховая, верно?
Кира утвердительно кивнула:
– Думаю, через пару недель там просто не останется никого, кто сохранил бы человеческий облик. Перевертыши регулярно нападают на город и с каждым днем все больше звереют.
– Но мы ведь не можем это допустить, так? Те люди не виноваты в происходящем, значит, нужно спасти хотя бы тех, кого можно.
Иола вскинула голову с такой решимостью, будто немедленно собиралась возглавить спасательную операцию. Я на всякий случай поспешил вмешаться:
– Своими силами мы ничего там не сделаем, эти чудища посильнее нас с тобой.
– Плохо еще и то, что большинство жителей не покинут поселение, даже если организовать им безопасный отход, – задумчиво произнесла Кира. – Почти у каждого кто-то из родных бегает в стае, и этот каждый живет надеждой на его спасение. Да и куда уводить тех, кто может в любой момент сам обернуться монстром?
– Да уж куда яснее, – пробормотал я. – Значит, придется все же обращаться к Великому Жрецу, хоть ты и не хотела, Иол…
– Значит, придется. – Лицо Иолы еще больше помрачнело. – То есть мы даже обязаны сделать это, и как можно скорее. Вот прямо сейчас поднимемся наверх и поговорим с ним. Ребята, вы как?
– Готовы, – отозвался Иван. Тася же по-прежнему была погружена в какие-то свои мысли, и я все больше волновался за нее. – Ради такого дела согласны даже в штабе немного поработать – всегда ведь лучше иметь в важных местах своих людей.
Мы наскоро допили чай и распрощались с Шакракумором, пообещав, что будем держать его в курсе. Как позднее оказалось, мы зря так стремились на поверхность: Тир-Убрель как раз в этот день совершал облет территории на драконе и в штабе его не ждали до следующего утра. Я спросил себя, сколько еще Древних из поселения погибнут или превратятся в обезумевших тварей за это время? Но выбора у нас просто не было.
– Ну, вы с нами в лагерь? – поинтересовалась Иола у ребят.
– Нет, мы еще раньше решили, что первую ночь проведем дома, у родителей, – за двоих ответил Разин, тогда как лицо Таси выражало полную солидарность, если не сказать – покорность. – Соберем самое необходимое и уже завтра переберемся к вам.
– А я наоборот, – веселым голосом заявила Кира. – Огляжусь в лагере, присмотрю себе комнатушку, а завтра наведаюсь домой и предупрежу, что поживу в другом месте.
– Ты решила жить в лагере? – не знаю почему, но решение сестры оставить родителей меня неприятно поразило.
– Так будет удобней, всем Соединившимся лучше держаться вместе, – сразу сбавила тон Кира. – А папу с мамой можем хоть каждый день навещать. Завтра же пойдем домой вместе и объясним им насчет тебя, согласен?
– Не знаю, не уверен, – пробормотал я. – Мы что, прямо так напрямую им обо всем скажем?
– А ты предлагаешь их сперва помучить? – Кира таким знакомым движением уперла руки в боки, метнула на меня испепеляющий взгляд. – Отлично, давай сначала объявим им, что ты погиб, потом – что погиб, но не окончательно, потом…
– Все, все, прекращай! Вечером обсудим в лагере!
– А ты разве не туда сейчас? – сощурилась подозрительно сестрица.
– Нет, ребят сперва провожу. Не возражаете? – Я глянул на Тасю, но ответил Иван:
– Давай, а то, друг, еще заплутаем без тебя.
Мы разошлись в разные стороны: Иола повела Киру в сторону нашего лагеря, а я пошел с ребятами к дому, по пути комментируя перемены в городе, те, которые они еще не видели. Тася вроде как оживилась, крутила головой, тихонько ахала – я и этому был рад. Рядом с одним из мостиков она надолго задержалась, опустившись на колени и заговорив о чем-то с морголом при помощи трубочки. Я воспользовался моментом и слегка потянул Ивана за рукав рубашки.
Мы отступили на пару шагов и оказались под прикрытием недавно высаженных фруктовых деревьев из Нижнего мира, покрытых нежной кисеей мелких кремовых цветочков.
– Что такое творится с Тасей? – немедленно приступил к дознанию я. – Она… она вообще верит, что я – это я?
Вид у моего друга сделался какой-то кислый.
– Да верит, конечно. Дело не в тебе, Леха, она и прежде такой была, еще там, в пещерах. Общается словно через силу, всего шугается, будто ее инопланетяне похитили и собираются сожрать, когда срок подойдет.
– Это она так в лаборатории напугалась, да?
Иван как-то бессильно повел своими могучими плечами, покачал головой:
– Вот это меня больше всего волнует: а вдруг с ней в той лаборатории что-то успели сделать? Ты же знаешь тех чертовых хирургов из Ордена. Тася может и сама не знать, она же под наркозом была.
– Да вряд ли, Печерский ведь к тому времени уже погиб, – пробормотал я. – С чего бы они в суете и спешке стали с ней что-то делать?
Ванька только тяжело вздохнул:
– Вот и я на это надеюсь. Ну, значит, либо посттравматическое расстройство, либо…
– Что?!
– …либо вообразила, что все, кем она дорожила, ее предали, – отрезал Иван.
– В смысле?
– Вот кто ей в этой жизни дорог был? Ты, я да родители. Ты для себя все уже решил, это понятно. Я тогда в квартире сам сделал ей обездвиживающий укол, чтобы приор Гай мог уволочь ее в чертову пещеру. У меня выбора не было, приор был вооружен, и Таська вроде как это понимает. Но в душе, может, считает, что я ее предал, струсил, не сумел защитить. А потом еще оказалось, что с родителями ничего не случилось, как мы боялись… Да они просто забили на нас и бухали в свое удовольствие! Теперь вернулись, но что толку – просто заботливые биороботы.
Ванька в полном расстройстве нокаутировал кулаком воздух. Не зная, как утешить, я хлопнул (очень осторожно) его по плечу:
– Не переживай, Тася обязательно станет прежней. Вот вернутся Соболи, у них обоих ого какой опыт приводить подростков в норму.
– Не знаю, Соболь, может, и спец, – пробормотал Разин. – Но я просто хочу как можно скорее увезти ее подальше отсюда, чтобы ничто не напоминало, чтобы все заново начать.
Я привычно ощутил давление целого Эвереста в районе грудной клетки. Хотел сказать Ивану, что он ошибается: ничего я не решил, но он заговорил первым.
– Слушай, тут такое дело, – начал он, сильно морщась – как всегда, когда тема была ему особенно неприятна. – Я хотел поговорить с тобой насчет твоей Кирки…
– С ней-то что?
– Она здорово изменилась, не находишь?
Я пожал плечами:
– Это как посмотреть. Если сравнивать с той, какой полгода назад была, так это вообще другой человек. А вообще нет. Почему спрашиваешь?
– Что-то в ней… не то, в общем. Я сегодня наблюдал за ней там, у Шакракумора. Такое впечатление, что она изо всех сил пытается вести себя и выглядеть нормально. А сама даже не помнит, кому и что говорила…
– В смысле?
– Ну, про ее боязнь оставаться одной дома ты мне однажды рассказал, не она. Так почему не возразила?
– Вань, да ты чего, в самом деле? – Кажется, обновленный Разин был склонен делать из мухи слона. – Она могла сто раз забыть, что там тебе говорила.
– Да чего ж тут забывать, если она вообще со мной никогда не разговаривала, – хмыкнул Иван. – Не снисходила, только сообщала, когда и где ее забрать. Слушай, я бы не поднимал эту тему, но…
Он отвернулся и стал изучать недавно выросший вдоль дороги домик биордов, весь резной, с многочисленными деревянными выступами и перекладинами. Тася так и торчала около канала, мне даже показалось, что моргол с ней любезничает.
– Да говори уже!
– Знаешь, тогда, когда вы убежали и все это случилось… В общем, она так страшно кричала, металась по коридору, даже за металлической дверью было слышно. А теперь стала такая спокойная, невозмутимая. Иногда человек радикально меняется, когда зацикливается на одной идее. Я, конечно, не атлант, не могу знать, что у вас в голове творится, когда гибнет пара. Поэтому спрошу прямо: ты не допускаешь мысли, что она хочет отомстить за Игоря?