, а только парализовал. Чего ты вообще разошелся?
Сквозь пелену ненависти я осознал Женькину правоту – хотя, чего уж теперь, поезд ушел. Карамыш так и сверлил меня глазами: он подозревал, он чуял неладное, просто пока не мог окончательно сообразить, в чем дело. Нужно было спасать положение.
– Я не люблю, когда в меня целят из автоматов, ясно?
– А в чем проблема? – распахнул свои хорьковые глаза Женька. – Вокруг нас было защитное поле, они эту технологию у каких-то ирландских Древних заполучили.
– Тому солдату оно не помогло…
– Поле одностороннее, да. Ты что, все это забыл?
Я потер ладонью лоб, изображая некоторое замешательство:
– Да, похоже… Я не хотел говорить при Гае, что меня ранили в ту ночь. Дырка в голове была основательная, вот и…
– Это тебя Громов так, да?
– Что? – снова дернулся я. – А, ну да, он.
– А ты его что? Убил?
– Само собой, – отрезал я. – То есть убить не убил, конечно. Но сорвал браслет и подержал в Пещере, даже не знаю, за кого он теперь себя считает.
И отвернулся, чтобы не видеть, каким торжеством расцвело узкое Женькино лицо.
Скоро мы снова двинулись в путь и, пройдя лесок насквозь, вышли на шоссе прямо к машине, в которой нас дожидался человек, немой или просто молчаливый, я не понял, но объяснялся он исключительно жестами. На его машине – какой-то бросовой «Ладе» – за полчаса доехали до заброшенного аэродрома, где нас ждала двухмоторная «Цессна-182». Перелет занял примерно два часа. Сначала я пытался ориентироваться, потом просто заснул и проснулся, лишь когда легкий толчок предупредил о посадке.
Здесь солнце тоже только клонилось к закату, значит, летели мы ему навстречу. Покрутив головой, я увидел с трех сторон воду, а перед собой – громаду острова: мы приземлились на длинном, узком пирсе. У схода с пирса нас уже дожидалось открытое транспортное средство по типу тех, которыми управляют рикши, только в наше был впряжен сонный циклоп с откровенно злобным видом. Биорд на него даже не глянул, расправил крылья – и был таков, а наш человеческий провожатый молча уселся впереди. Мы с Женькой устроились на просторном кожаном сиденье и стали смотреть по сторонам.
Остров здорово напоминал пирамиду с острой верхушкой: там на вершине горы красовался замок, сложенный из белого сверкающего камня. По отрогам горы, словно накинувшей на себя полосатое платье, стекали, перемежаясь, темно-зеленые полосы и вырубки, застроенные симпатичными ярко выкрашенными домиками. Для удобства эти зоны были выровнены и имели вид гигантских ступеней.
Наша повозка уже пересекла полоску песчаного пляжа и начала подъем в гору, но не по прямой, а по спирали, проезжая все эти деревеньки насквозь. Люди, в основном Древние, были заняты повседневными делами и даже голов не поворачивали в нашу сторону. Круги все сужались, и, когда мы въехали на срытую верхушку горы, циклоп всем своим видом дал понять, чтобы мы выметались.
Перед нами уносился башнями в темнеющее небо настоящий замок, надежно защищенный от внешнего вторжения: вокруг широкий ров, никакого намека на мост. Но провожатый позвонил по мобильнику, буркнул в него пару слов – умел все же говорить, – и с обеих сторон берега друг навстречу другу поползли из толщи земли металлические полосы. А когда сомкнулись, перед нами возник идеально ровный сверкающий мост. Ворота замка распахнулись, и двое циклопов-стражников склонили перед нами головы. Мы прошли по мосту, пересекли просторный двор, превращенный чьими-то заботливыми руками в подобие райского сада, и оказались под сводами замка.
Внутри он поражал вполне современной роскошью. В просторном холле было все для отдыха и расслабления, включая два фонтана, прудик с экзотическими рыбками и бар. Пока мы озирались, провожатый испарился.
Какой-то человек с озабоченным видом выглянул из кабинки лифта, смерил нас взглядом, потом на английском языке предложил мне проследовать к нему в лифт. Женька тоже было сунулся, но его отмели решительным жестом:
– Останься здесь!
Парень с обиженным видом отошел в сторону и плюхнулся на диван. Нас же прозрачный лифт вмиг вознес, кажется, на самый верх. Лишь мельком успел разглядеть я другие холлы и прогуливающихся в них людей.
И вот мы уже входили в круглую комнату, наверное, под самой крышей, поражавшую после всего увиденного небольшими размерами и подчеркнутым аскетизмом. Посередине комнаты за столом сидел человек, в котором меня прежде всего поразили волосы: крупными блестящими локонами насыщенного каштанового цвета они спадали по его плечам и уходили ниже столешницы. Продолговатое, еще не старое лицо светилось здоровым румянцем и еще чем-то неуловимым: я сразу смекнул, что без крови флэммов здесь не обошлось. Значит, передо мной сам Верховный Паж, чья далекая прапрабабушка когда-то вслед за мужем покинула мир Древних.
– Здравствуй, Игорь, с прибытием тебя, – обволакивающе-бархатным голосом на отличном русском языке произнес человек, и я сообразил, что не стоит так на него таращиться, мы ведь уже встречались.
– Здравствуйте, господин Винсент. – Я самую чуточку склонил голову, терзаясь тем, что понятия не имею, как к нему обращался Игорь. Печерский ведь особо ни с кем не церемонился.
– Присаживайся в кресло, насиделся в пути на жестком. – Верховный изящным жестом указал мне, куда именно. Кресло оказалось таким мягким, что я провалился в него, как в сугроб.
– Можешь идти, – отпустил он моего проводника таким же мягким голосом, каким говорил со мной, конечно, перейдя на английский. – И можно приглашать ребят к ужину, Пьер, только приберегите уж, прошу, одну порцию для нашего последнего гостя.
– Нас двое прилетело, – живо уточнил я, поворачиваясь к тому, кого звали Пьер. Судя по ухмылке на его лице, насчет порции была просто шутка.
Пьер бесшумно испарился, а господин Винсент сосредоточил взгляд на мне. Кстати, лицо его было совершенно чистым, видимо, на Верховного Пажа жуткий обычай не распространялся.
– Прежде всего позволь выразить мое живейшее сочувствие относительно того, что творится сейчас в твоем городе. – Яркие миндалевидные глаза главы Ордена затуманились, и стало очевидно, что он далеко не так уж молод, уж точно за сорок перевалило.
Я кивнул со всей мрачностью, на какую был способен. Хотя, ясное дело, Игорю-то было плевать на город.
– Ну ничего, мы не оставим вас в беде, – живо продолжал Верховный.
Я заметил, что говорит и двигается он с нарочитой бодростью, которая, похоже, служила прикрытием свинцовой усталости. Под темно-синими глазами залегли глубокие тени, веки набрякли и покраснели.
– Мы уже готовим целую армию психологов, которые помогут людям, чьи души и тела сейчас подвергаются чудовищному насилию. Но первостепенная задача, конечно, освободить ваш регион. И остановить распространение заразы. К сожалению, как это говорится… где тонко, там и рвется.
– В смысле?
– Немалая доля моей вины есть в том, что произошло, – произнес Верховный Паж ровным голосом, и лишь дрогнувший подбородок указал на его внутреннее волнение. – Мне давно стоило догадаться, что приор Гай не до конца честен со мной. И принять меры…
– Почему же не приняли?
Я вдруг заметил, как господин Винсент вдумчиво разглядывает меня из-под длинных ресниц. И внутренне наорал на себя. Что-то он в этот момент понял об Игоре… или обо мне, возможно, что-то даже заподозрил. Конечно, тут я сплоховал, ведь Гай Печерскому вроде как отца заменил.
– Потому что поверил ему, будто бы в ваших местах община Древних незначительна и особой активности не проявляет. Ведь когда Древние только начали уходить под землю от первой волны Инквизиции, у них было достаточно подходящих мест, не имело смысла забираться так далеко на север. А между тем ваша колония далеко обогнала все прочие как по численности, так и в плане технического прогресса. Плюс большая концентрация атлантов поблизости… Поистине странное совпадение. Но, как говорится, коней на переправе не меняют. Я знаю, что ты предан приору, что вас многое связывает, поэтому и завел этот не совсем удобный разговор.
Я важно кивнул, давая понять, что именно так все и понял.
– Однако на время военных действий предпочту иметь дело с тобой, не с Гаем, – посуровел господин Винсент. – Мне нужен надежный человек в вашем регионе. На приора Гая я рассчитывать больше не могу.
– А о каких военных действиях идет речь? – спросил я поспешно. Интересно, отдает ли Верховный себе отчет в том, что воевать с Древними весьма затруднительно?
– Об этом мы с тобой в этом самом кабинете поговорим через пару дней, после окончания акколады, – мягко и чуточку виновато произнес господин Винсент. – Ты к тому времени, уверен, успешно пройдешь испытания.
– То есть вы сможете доверять мне, только когда я стану членом Ордена, верно? – Эти слова словно сами сорвались у меня с языка.
Верховный со вздохом покачал головой:
– Конечно же нет. Мне стыдно за эту комедию, но две недели назад двадцать пять из тридцати архиприоров проголосовали за то, что ты должен пройти испытания и быть посвященным в Орден. Я пытался уверить их, что на формальности у нас уже не осталось времени, однако они были непреклонны. Пришлось пообещать им, что я не стану вводить тебя в курс дела до окончания акколады. А свое слово я всегда держу.
– Так чего они добиваются в самом деле? – спросил я, изображая досаду. – Разве не ясно, что я могу притворяться вашим союзником хоть в Ордене, хоть вне его!
– Они боятся, Игорь, – еще мягче произнес Верховный. – Боятся всех, кто связан с миром Древних, ведь многие из них не раз и не два участвовали в кровавых схватках с этими созданиями, несли серьезные потери. Так что будь снисходителен. К тому же в этот раз испытания не будут слишком сложными.
– Почему?
– Потому что мы стоим на пороге войны, возможно, затяжной, скорее всего, кровопролитной. И перед лицом грядущих испытаний меньше всего нам нужно ломать юных новициатов душевно или физически. Мне известно, что в мирные времена приоры иногда слишком заигрывались, перебирали с жестокостью. Я всякий раз старался расследовать такие случаи и наказывать виноватых, но в этот раз акколада проходит на моей земле, так что все под контролем. Уж точно никто не погибнет и не будет искалечен. Мы даже сократили саму акколаду с трех суток до одних. Однако, боюсь, архиприоры должным образом настроили своих ребят, желая, так сказать, хорошенько тебя прощупать. Не думаю, что они решатся на что-то серьезное – да и не до того им станет завтра на рассвете, – и все же прошу тебя быть очень… рассудительным. Не вестись на провокации.