Я искренне попытался понять его, не сумел и спросил:
– Так вы тоже против Древних?
– Я не против, Алеша. Я пытаюсь найти разумный компромисс, чтобы и Древние могли жить полноценной жизнью, и люди вернули себе прежнюю свободу быть несчастными или счастливыми, злыми или добрыми… Но пока не нахожу его.
Тут я сообразил, что будет кстати хотя бы вкратце рассказать Соболю о событиях последних суток, о Кире, о Димке, о Баланграле, о желании Верховного Пажа пообщаться с ним и со Жрецом. Соболь слушал меня, забывая моргать. Рассказ растянулся надолго. В какой-то момент до меня донеслись вопли со стороны поляны, я напрягся, готовый к новой битве, но тут же сообразил, что это просто к нам пожаловал Васильев.
– Что ж, это отличные новости. Если не придется воевать с Орденом, все вместе мы сможем найти разумный вариант сосуществования, – подытожил Эрик Ильич с прежним оптимизмом, когда я выложил абсолютно все.
– Как вы думаете, моей сестре грозит опасность? – вернулся я к своим тревогам. – Тот приор сказал, что она теперь заложница. Хотя я не представляю, как может Гай ее удерживать.
– А с чего ты взял, что он ее удерживает?
– Но она не пришла в лагерь!
– А как часто ты, друг, не появлялся там, где тебя ждали? – подколол меня директор. – Возможно, Кира тоже действует сейчас по своему плану. Вы же Громовы! И ты смотри пока не суйся туда, где Гай.
– Почему это?
– Верховник, думаю, найдет хороший повод, чтобы призвать приора к себе. Заманить хитростью, пока тот новых дел не натворил. А ты можешь случайно все испортить, ясно?
– Ясно, – пробормотал я. – А с отцом можно поговорить?
– Конечно, – сказал директор, но со стула так и не поднялся, так что я снова задергался.
– Имей в виду, твой отец теперь знает, кто ты.
Хорошо, что я сидел, иначе бы снова упал.
– Как это? Откуда?!
– Я ему рассказал. Алеша, когда я привел сюда твоего папу и разговаривал с ним, он был совершенно не в себе. Что неудивительно, конечно. Все время спрашивал о тебе. Я понял, что он тебя в своих мыслях уже похоронил, и принял решение. Иола успела мне сообщить, что ты уже побывал дома, только представился другим именем. Ну, а я внес некоторые уточнения.
– И как он это воспринял?
Директор только руками развел:
– Да как! Обрадовался, что ты живой, конечно. А что до понятного потрясения, надеюсь, хоть немного удалось клином выбить клин.
– Ясно, – вздохнул я. – Ну, пойдемте.
Мы прошли в учебный коридор, около одной из дверей Соболь остановился и пнул внушительный валун, подпирающий ее. Я сделал глубокий вздох, взял себя в руки и шагнул внутрь.
Здесь, как и в прочих классах, была доска и несколько столов один за другим. За одним неловко на краешке стула пристроился отец, словно готовый в любой момент встать и отправиться куда-то. Он и начал привставать, потом замер, уставился на меня.
– Алеша?
– Да, пап, это я. – Я подошел и сел напротив его. – Прости, что обманул тебя в прошлый раз, не знал, как все объяснить, да и ты мог не поверить.
Отец очень осторожно протянул руку, коснулся моего плеча.
– Да уж, поверить сложно. Но хоть живой, это главное.
И замолчал. Я тоже совершенно не представлял, как продолжить разговор. Любой вопрос прозвучал бы осуждением, а этого я не мог себе позволить. И спросил:
– Как мама?
– Она в порядке, – пожал плечами отец. – Освоила общий язык, работает в программе озеленения нашего города. Надеюсь, на ней не отразится мое… злодеяние.
– Пап, зачем ты это сделал? – не выдержал я.
Отец устало качнулся на стуле взад-вперед и ответил словно по заученному:
– Ну, кто-то должен был попытаться остановить это безумие.
– Но не такими же мерами, отец! А если Древние озлобятся и станут по-настоящему жестоки с людьми? Они ведь гораздо сильнее и у них мощное вооружение!
Кажется, отец меня даже не слушал, снова впав в ступор, взгляд его бесцельно блуждал по углам класса. И тогда я спросил:
– Папа, скажи мне: что произошло, когда тебе было одиннадцать лет?
Он вздрогнул и сфокусировал на мне взгляд:
– Откуда?.. Почему ты спрашиваешь об этом?
– Неважно. Просто расскажи, если можешь.
Невыносимо долгая пауза. Потом отец сказал:
– Ладно, что уж теперь. Я жил тогда на севере, мой отец там был директором крупного завода. Ну а у мальчишек какие забавы? Компьютеры еще не сильно были распространены, мы много времени проводили на улице. Устраивали ледовые побоища с ребятами с соседней улицы: строили снежную крепость, запасались снарядами. У соседних был один парень, такой здоровый, всегда пер напролом и просто погребал нас под снежками. Нам никогда из-за него не удавалось победить. И однажды я решил, что если облепить снегом камень и бросить, то получится вывести из игры этот танк. Ну, я и бросил… Только вот камень попал парню в голову, он упал и больше уже не встал. Потом наступили страшные дни. Понятно было, что оставаться в том городе мы больше не могли, на улице каждый тыкал в меня пальцем и называл убийцей. Родители продали квартиру, переехали, все потеряв при этом. Ты ведь помнишь, какими они были: нелюдимыми, замкнутыми. Это все следствие моей преступной глупости.
Отец замолчал, я тоже не говорил ни слова. А потом решился:
– Пап, ну не мог ты покушаться на Жреца и ту девушку тоже не ты убил! Почему ты взял на себя чужое преступление?
– Что за глупости, – отмахнулся отец.
– После того несчастного случая в детстве…
– Алексей, – перебил отец. – Не стоит что-то придумывать, когда знаешь правду. Прости, сынок, но мне нужно побыть одному.
– Ясно. Хорошо, – пробормотал я, направляясь к двери. – Только я еще вернусь. И я все выясню.
Я вернулся на поляну, где стоял дым коромыслом. По траве катались, облапив друг дружку, Борис и Димка, мерялись силушкой. Стол они уже завалили, и теперь остальные со смехом выискивали среди обломков и травы то, что еще можно было съесть. Чуть в стороне сидел на кочке Женька с тарелкой в руках и с любопытством наблюдал за борьбой, и лицо его все еще оставалось чистым, губы растягивались в улыбке, видимо, наш лагерь находился не слишком глубоко, чтобы блокировать излучения, ну, или Древние усовершенствовали приборчик. Рядом с ним устроилась на траве Бридж, что-то увлеченно рассказывала…
И снова, снова нахлынуло чувство одиночества и чуждости всему происходящему. Я не мог принять участие в их веселье. Не мог даже пойти в свою комнату и поваляться на кровати, потому что там совсем рядом был отец. Наверх тоже не тянуло, казалось, там каждый Древний будет провожать меня взглядом и шептать себе под нос: вот идет сын убийцы. Я просто взял одну тарелку, нашел в траве еще не затоптанный сэндвич, яблоко и бутылку воды и побрел вглубь пещеры.
Больше всего в лагере я любил берег нашего круглого, как монетка, озера, его золотой песчаный пляж. Здесь я и устроился.
Что-то мягко и влажно коснулось моей шеи: это подошел поздороваться Пегас. Я протянул ему яблоко, но конь не заинтересовался, наверное, вдоволь поживился во время подготовки пира. Просто стоял и смотрел на озеро вместе со мной, и от этого мне стало малость легче на душе.
А потом торопливые шаги за спиной сообщили мне, что приближается Иола, и покоя как не бывало. Сейчас устроит мне разнос за то, что уехал невесть куда без предупреждения.
– Иол, я не виноват, что Кирка не забежала в лагерь, она обещала… – заранее начал оправдываться я.
Но девочка молча протянула мне чашку чая и блюдце с моим любимым эклером.
– Да, а как ты себя чувствуешь? – спохватился я.
Иола чуть заметно поморщилась: она терпеть не могла обсуждать свое здоровье.
– Нормально. Пару раз был небольшой озноб, но он быстро прошел. До обеда я долго говорила с мадам Софи, и она считает, что мой атлантский организм сможет сам побороть действие эликсира. Безо всяких последствий. В монстра не превращусь, короче, отбой.
– Здорово! – обрадовался я. – Но на всякий случай – вот, держи.
Достал из кармана пару ампул и вложил ей в ладонь. Иола почему-то впала в ступор, таращась на них, я даже испугался – может, так начинается превращение в перевертыша?
– Так ты из-за этих ампул проник в Орден, отправился на остров? – шепотом спросила девочка.
– Конечно, зачем же еще?!
– Это могло быть опасно, даже для тебя. Но спасибо!
Голос ее подозрительно дрогнул, я едва не сообщил ей, что старался и ради других перевертышей, и ради Тер-Андроля, но вовремя опомнился. Впрочем, Иола тоже быстро с собой совладала и следующий вопрос задала голосом деловым и собранным:
– Расскажешь, что там было? А то я пока слышала только Димкину часть истории.
– Чуть позднее, ладно? У меня язык отвалится, столько раз всем одно и то же повторять.
– Ну ладно, – протянула Иола чуточку разочарованно, и я немедленно обозвал себя тупым придурком, – ведь я снова оскорбил свою половину, поставив ее в общий ряд. Ну почему, почему это все так трудно?!
– А зачем попросил Ваньку увести из лагеря Тасю? Хоть это можешь сказать?
– Ну-у…
Иоланта возмущенно вскочила на ноги, выбив из моих рук чашку с нетронутым чаем.
– Ой, да ладно, будто я сама не догадалась! Димка теперь пара Таси, так ведь?
Тут и я вскочил, испуганно глянул в сторону нашей столовой, – достаточно ли далеко, не уловили что-нибудь чуткие атлантские уши? И шепотом спросил:
– Как ты догадалась, Иол?
– Да не трудно понять, знаешь ли! Я с самого начала заметила, как изменилась Тася. Замкнулась в себе, а мы ведь были лучшими подругами. Я пыталась ее разговорить, узнать, что не так, но она всякий раз отмалчивалась. А несколько раз я слышала, как она плакала, у нас ведь соседние комнаты. Но конечно, я о таком не думала, просто пыталась понять, что с ней сделали в той лаборатории. И вот вчера мы весь день провели с Ваней в Нижнем мире, а Тася оставалась в лагере. Я вернулась к себе уже ночью, заметила, что в ее комнате горит свет, решила зайти. Только Тася уже спала, она просто уснула при свете, а в руках все еще сжимала книгу из нашей лагерной библиотеки. Я и заглянула в нее, само собой. Это оказался один древний труд об атлантах, написанный лет двести назад ученым-тубаботом, причем на его родном языке. Кстати, потом этот труд сделался популярным, и новое издание вышло уже на общем, в библиотеке есть экземпляр. Вот тогда у меня и появилось первое подозрение. Ведь получается, что Тася меньше чем за месяц жизни в Черных Пещерах изучила в совершенстве общий язык, водяной язык морголов да плюс тубаботский, невероятно сложный! Конечно, Таська умница, только обычному человеку такое не по плечу. А сегодня в лагерь вернулся Васильев… И все встало на свои места.