Птицы бросились в атаку. Они кружились, словно вихрь. Они сотрясали воздух. От ударов их крыльев дрожали камни и гнулись деревья.
– УБЕРИ ИХ! – истошно закричала женщина, размахивая руками. Птицы били по рукам и вспарывали плоть. Птичьи крылья рассекли женщине лоб. Птицы не знали жалости.
Луна прижала ворона к груди и со всех ног побежала прочь.
Глава 35, в которой Глерк чует недоброе
– У меня все чешется, – сказал Фириан. – Глерк, у меня все чешется. Ни у кого в мире так больше не чешется!
– Откуда же, – уронил Глерк, – откуда же тебе это известно, мой милый?
Кошмар закрыл глаза и сделал глубокий вдох. «Куда она подевалась? – гадал он. – Где ты, Сян?» Щупальца тревоги сжимали его сердце так, что оно едва могло биться. Фириан устроился между огромных, широко расставленных глаз кошмара и исступленно чесался. Глерк закатил глаза.
– Ты ведь даже не видел весь мир. Вдруг там кто-то тебя переплюнул?
Фириан почесал хвост, брюшко, шею. Поскреб уши, голову, длинную мордочку.
– А драконы меняют кожу? – спросил он вдруг.
– Что?
– Драконы кожу меняют? Ну, как змеи? – И Фириан принялся чесать левый бок.
Глерк задумался. Порылся в памяти. Драконы предпочитали жить поодиночке. Их было немного, и селились они вдали друг от друга. Изучать их было нелегко. Глерку помнилось, что даже сами драконы мало что знали о драконах.
– Не знаю, друг мой, – признался он наконец.
Всякая смертная тварь место свое обретет —
Поле, болото иль лес, зев ли багровый огня, —
так говорит поэт. Может быть, ты все узнаешь, когда обретешь свое место.
– А где мое место? – спросил Фириан и принялся чесаться так, словно хотел содрать с себя шкуру.
– Изначально драконы зародились на звездах. Таким образом, твое место – огонь. Пройди через огонь, и ты узнаешь, кто ты есть.
Фириан задумался.
– Как-то мне эта мысль не очень, – сказал наконец он. – Я не хочу идти через огонь. – Он почесал брюшко. – А твое место где, а, Глерк?
Болотный кошмар вздохнул.
– Мое? – Он вздохнул еще раз. – Мое место – болото, – сказал он. – Топь.
Кошмар прижал верхнюю правую руку к сердцу.
– Топь, Топь, Топь, – тихо повторил он, словно следуя его биению. – Топь – сердце мира и утроба мира. Топь – стихотворение, которое породило мир. Я – это Топь, и Топь – это я.
Фириан нахмурился.
– А вот и нет, – сказал он. – Ты – Глерк. Ты – мой друг.
– Иногда в одном существе живет несколько сущностей. Я – Глерк. Я – твой друг. Я – тот, кто заботится о Луне. Я – поэт. Я – творю. И я – Топь. Но для тебя я просто Глерк. Твой Глерк. И я тебя очень люблю.
И это была правда. Глерк любил Фириана. Любил Сян. Любил Луну. Любил весь мир.
Он снова сделал глубокий вдох. Он был уверен, что ветер принесет весть хотя бы об одном заклинании Сян. Но этого не произошло. Почему?
– Ой, Глерк, осторожнее! – всполошился вдруг Фириан, взлетел и завис перед Глерком, трепеща крылышками. Большим пальцем он показал назад. – Там земля совсем тонкая, слой камня, а под ним огонь. Ты провалишься!
Глерк нахмурился.
– Думаешь? – Прищурившись, он вгляделся в расстилавшуюся перед ним каменистую поверхность. От нее исходили волны жара. – Откуда здесь взяться огню?
Но огонь там был. Прямо под слоем камня. Гора под ногами кошмара гудела. Такое уже бывало – дрожь, гул, и кажется, будто гора вот-вот лопнет, словно перезревший плод циринника.
После извержения – после того, как маг и дракониха заткнули собой огненное жерло, – вулкан погрузился в тревожный сон, но с первого же дня не знал покоя. Он ворчал, ворочался, не утихая ни на миг. Но на сей раз он вел себя по-другому. По-новому. И впервые за пятьсот лет Глерку стало страшно.
– Послушай-ка, Фириан, – сказал кошмар, – давай поторопимся, ладно?
И они зашагали по каменистому гребню, высматривая надежный участок, чтобы перейти опасное место.
Болотный кошмар окинул взглядом лес, вгляделся в поросль подлеска, сузил глаза и постарался посмотреть как можно дальше. Раньше у него это получалось лучше. У него вообще многое получалось лучше. Он сделал глубокий вдох, словно пытаясь вобрать в себя всю гору.
Фириан с любопытством поглядел на болотного кошмара.
– Ты чего, Глерк? – спросил он.
Глерк покачал головой.
– Я знаю этот запах, – сказал он и закрыл глаза.
– Это Сян? – спросил Фириан и шустро перепорхнул кошмару на голову. Подражая другу, дракончик закрыл глаза и втянул носом воздух, но тут же расчихался. – Мне нравится запах Сян. Ужасно нравится!
Глерк покачал головой – медленно, чтобы не уронить Фириана.
– Нет, – пророкотал он грозным голосом. – Это не Сян.
ПРИ ЖЕЛАНИИ сестра Игнация могла бежать очень быстро. Быстро, как тигр. Быстро, как ветер. Уж точно быстрее, чем теперь. Но с семимильными башмаками было бы еще быстрее.
И куда они только подевались!
Она успела позабыть, как некогда их любила. В дни, когда ее одолевали любопытство и жажда странствий, когда так и подмывало сбегать на другой край света и вернуться обратно еще до ужина. В дни, когда душа ее не была еще пресыщена вкусными обильными печалями из Протектората и не успела еще впасть в праздность, облениться и зарасти жиром. При одном воспоминании о башмаках сестра Игнация вновь чувствовала себя молодой. Они были такие черные, словно лучи солнца избегали их, боясь коснуться. Надевая их по ночам, сестра Игнация чувствовала, как наполняется светом – звездным, а если верно рассчитать время, то и лунным тоже. Башмаки питали ее до самых костей. Их магия была иной, непохожей на ту, которую даровали вкусные печали. (Но – ах, как легко было привыкнуть к этим печалям!)
Но магические колодцы сестры Игнации начали иссякать. Она никогда не откладывала ничего на черный день. В Протекторате не было черных дней – только серые, пронизанные чудесным туманом печали.
«Дура, – ругала она себя. – Лентяйка! А, ладно. Придется припомнить старые уловки».
Но сначала нужно было добыть башмаки.
Она на мгновение остановилась и достала следилку. Поначалу ее взору предстала лишь темнота – плотная бархатистая темнота, прорезанная одной-единственной тонкой светлой линией. Линия медленно росла, становилась все толще, и наконец в ней возникла пара рук.
«Это сундук, – подумала сестра Игнация. – Башмаки лежат в сундуке. Кто-то пытается их украсть. Опять!»
– Это не твое! – крикнула она. И хотя обладатель рук никак не мог слышать ее крик – по крайней мере, без помощи магии не мог, – пальцы на миг замерли. Отпрянули. Даже немного задрожали.
Руки были не детские, сестра Игнация отчетливо это видела. Руки принадлежали взрослому. Но кто он?
Появилась женская нога и скользнула в черный зев башмака. Башмак плотно охватил ступню. Игнация знала, что владелец башмаков может надевать и снимать их по своему желанию, и, покуда он жив, снять с него башмаки против его воли невозможно.
«Ну, это не проблема», – решила она.
Башмаки зашагали к какому-то сараю, в котором, кажется, сидели животные. Тот, кто надел башмаки, явно не умел ими пользоваться. Вообразить только – семимильные башмаки в роли рабочих ботинок! Это же просто безобразие, подумала она. Настоящее преступление.
Владелица башмаков остановилась у хлева, и козы стали обнюхивать ее юбки, тычась в них носом и ласкаясь самым отвратительным, на взгляд сестры Игнации, образом. Затем владелица башмаков пошла дальше.
– Ага! – Сестра Игнация стала смотреть с удвоенным вниманием. – Ну-ка, ну-ка, где ты есть?
Ее взору предстало большое дерево с дверью посередине. Усыпанное цветами болото. Болото было ей знакомо. Вот рядом с ним проступил крутой склон горы с какими-то иззубренными кругами…
Пресветлые звезды! Неужели это кратеры?
Вот тропа. Я знаю эту тропу!
И камни! Я и их знаю!
Неужели башмаки нашли дорогу в старый замок? Точнее, в те края, где этот замок некогда стоял?
Против ее воли в памяти у нее всплыло слово «дом». Это место было ее домом. Даже спустя столько лет. Как ни легко жилось ей в Протекторате, никогда больше она не была так счастлива, как тогда, среди населявших замок волшебников и ученых. Жаль, что им пришлось умереть. Конечно, если бы все вышло, как они задумали, они остались бы живы – ведь у них были семимильные башмаки. Но ни магам, ни ученым не пришло в голову, что в минуту опасности башмаки могут быть украдены ради чьего-то спасения и обитатели замка окажутся в ловушке.
А они-то считали себя такими умниками!
Ни один волшебник не сумел бы перехитрить сестру Игнацию, и доказательством тому – Протекторат. Впрочем, волшебников в живых не осталось, так что доказывать было некому, вот жалость-то. А ей остались башмаки. А теперь и они куда-то подевались.
«Не важно, – сказала себе Игнация. – Что мое, то мое. А мое здесь все. Все».
И она побежала по тропе домой.
Глава 36, в которой карта оказывается решительно бесполезна
Так быстро Луна не бегала никогда в жизни. Ей казалось, что она бежала много часов. Дней. Недель. Всю жизнь. Мелькали валуны, проносились мимо горные хребты. Девочка перепрыгивала через реки и ручьи. Деревья расступались, давая ей дорогу. Она не успевала даже удивиться тому, как легок и длинен каждый ее прыжок. Она могла думать лишь о женщине, которая рычала по-тигриному. Эта женщина была опасна. Только так Луна могла удерживать растущую панику. Ворон вырвался и взлетел, сделав круг у Луны над головой.
– Кар-р, – крикнул ворон. – Кажется, она за нами не гонится.
– Кар-р, – снова каркнул он. – Наверное, я зря так плохо думал о бумажных птицах.
Взбежав по крутому склону холма, Луна остановилась и окинула взглядом окрестности, высматривая преследователя. Вокруг не было ни души. Лес как лес. Девочка села на шершавый камень, открыла тетрадь и уставилась на карту, но поняла, что ее занесло чересчур далеко и место, где она находится, может быть вовсе не изображено на карте. Луна вздохнула.