Колбаса шипела и истекала жиром.
– Я бы предложил тебе кусочек, но ты же такое, наверное, не ешь?
Сян чирикнула, надеясь, что он поймет. Во-первых, у нее и в мыслях не было объедать человека, который к тому же заблудился в лесу. А во-вторых, ее птичья утроба не принимала мяса. Насекомые – вот лучшая пища для ласточки. От любой другой ее стошнит.
Человек откусил колбасы и улыбнулся, хотя по щекам у него снова потекли слезы. Взгляд его упал на птичку, и человек покраснел от смущения.
– Извини, дружок. Понимаешь, это готовила моя жена, я ее очень люблю. – У него перехватило горло. – Этина. Ее зовут Этина.
Сян чирикнула, надеясь, что он будет говорить дальше. Она видела: в душе у него столько всего накопилось, что одна искра – и она займется пламенем.
Человек откусил еще колбасы. Солнце опустилось за горизонт, и на темнеющем небосводе проступили звезды. Человек закрыл глаза и глубоко вдохнул. Где-то в груди у него Сян расслышала негромкое рокотание – предтечу чувства утраты. Сян звонко пискнула, чирикнула и ободряюще клюнула его в руку. Человек посмотрел на нее и улыбнулся.
– Что ты, дружок? У меня такое чувство, будто ты охотно выслушаешь мой рассказ, – с этими словами он наклонился и подбросил в костер новый пучок хвороста. – Дров у нас нет, ну да этого хватит, чтобы дождаться, пока не взойдет луна. И тогда мы пойдем дальше. День Жертвы ждать не станет. По крайней мере, до сих пор не ждал. Но это мы еще посмотрим. Если у меня получится, он будет ждать вечно.
«День Жертвы? – подумала Сян. – Это еще что?»
Она снова легонько клюнула его в руку. «Рассказывай, рассказывай», – думала она.
Человек рассмеялся.
– Какая ты злюка! Знаешь, если Этина не сумеет вылечить тебе крыло, мы тебя не бросим. Сделаем тебе уютный домик, будешь в нем жить. Этина… – Он вздохнул. – Она чудесная. Когда она рядом, все вокруг становится таким красивым. Даже я, а уж я-то урод каких поискать. Знаешь, я полюбил ее, еще когда мы были детьми. Но я был застенчив, а она ушла к сестрам. Потом я заработал эти шрамы. И обрел покой в одиночестве.
Он откинулся назад и оперся спиной о ствол дерева. Глубокие шрамы горели в свете огня. Он не был уродлив. Но в нем чувствовался какой-то надлом. Не из-за шрамов. Его сломало что-то другое. Сян сосредоточилась и вгляделась ему в сердце. Там она увидела женщину с извивающимися, словно змеи, волосами. Женщина стояла на стропилах, прижимая к груди младенца.
На лбу у младенца была родинка в форме полумесяца.
У Сян похолодело сердце.
– Ты, наверное, не знаешь, но в здешних лесах живет ведьма.
«Нет», – подумала Сян.
– Она забирает наших детей. Каждый год по ребенку. Мы берем самого младшенького в городе, оставляем в кругу платанов и больше никогда о нем не вспоминаем. А если мы не принесем в жертву ребенка, ведьма убьет нас всех.
«Нет, – думала Сян, – нет, нет, нет!»
Вот откуда там брались дети!
Бедные их матери. Бедные отцы.
Сян любила этих детей – любила пуще всего на свете, – и дарила им новую счастливую жизнь, но… ох! Вот откуда взялась печаль, облаком висевшая над Протекторатом. «Почему же я не замечала этого прежде?»
– Я здесь из-за нее. Из-за моей прекрасной Этины. Она полюбила меня и пожелала стать моей женой. Но наш ребенок – самый младший в Протекторате. И я не могу допустить, чтобы мое дитя – дитя Этины – отдали ведьме. Обычно родители смиряются – а что еще они могут поделать? – но некоторые не выдерживают. Бывают люди с хрупкой душой, вот как моя Этина. Они сходят с ума от горя, и их запирают в Башне.
Он помолчал. Тело его содрогалось. А может быть, это дрожала сама Сян.
– У нас родился мальчик. Такой красивый. А если ведьма заберет его… Этина этого не переживет. А я не переживу, если потеряю ее.
Если бы у Сян была хоть капля магии, она не раздумывая обернулась бы человеком. Обнять бедного парня. Рассказать ему, как он ошибался. Рассказать о бесчисленных детях, которых она уносила на ту сторону леса. О том, как счастливо складывалась их жизнь. Как радовались те, в чью семью они приходили.
О, это облако печали над Протекторатом!
О, тяжкий груз горя!
О, крики матери, обезумевшей от печали! Горе и печаль, и он не сделал ничего, чтобы воспрепятствовать, пусть даже сам не знал как. Сян прочла в его сердце воспоминания о том дне. Прочла, как они укоренились там и закрепились навек, подпитываемые горем и стыдом, которые испытывал человек.
«Откуда же все пошло? – спрашивала себя Сян. – С чего началось?»
Но вместо ответа в чертогах ее памяти зазвучали мягкие шаги, тихие и страшные шаги хищника, который подходит все ближе, ближе, ближе.
«Нет, – подумала Сян. – Не может быть!» Но она была осторожна и держала свою печаль под замком. Она как никто знала, сколько бед может принести печаль, если вырвется и попадет не в те руки.
– В общем, дружок, я никогда никого не убивал. Никогда не обижал живого. Но я люблю Этину. И сына люблю. Я готов на все, чтобы их защитить. Понимаешь, ласточка, я не хочу, чтобы ты боялась меня, когда увидишь, как я совершу то, что должен совершить. Я не злой человек. Я просто люблю жену и сына. И из любви к ним я убью ведьму. Да. Убью или погибну сам.
Глава 38, в которой туман начинает рассеиваться
Этина и Маэ пересекли площадь перед Башней.
Люди вокруг заслоняли глаза ладонями, сбрасывали шали и плащи, наслаждаясь теплом солнца на обнаженной коже, нежились в золотых лучах, сменивших собой привычную зябкую сырость, и неумело щурились, ибо туман вдруг куда-то пропал.
– Смотри, какое небо! – сказала Маэ. – Ты такое когда-нибудь видела?
– Нет, – медленно ответила Этина. – Не видела.
Малыш в пестрой перевязи булькал и похныкивал. Этина обхватила теплое тельце одной рукой и поцеловала сына в лоб. Скоро его надо будет кормить. И переодевать. «Подожди еще немного, детка, – подумала она. – Маме надо сделать одно дело – хотя, по-хорошему, его надо было сделать давным-давно».
Когда Этина была маленькой, мать часто рассказывала ей сказки о ведьме, живущей в лесу. Узнав, что в жертву ведьме некогда был принесен ее собственный старший брат, и обладая пытливым умом, Этина забрасывала мать вопросами. Куда унесли брата? А если его поискать, он найдется? Из чего сделана ведьма? Что она ест? У нее есть семья? А она тетя или дядя? С ней нельзя сразиться, потому что никто не знает, что она такое, – а почему нельзя узнать? Ведьма просто плохая или очень-очень плохая? А сколько раз «очень»?
Непрекращающиеся вопросы сделали свое дело. Ужасное дело. Мать Этины – бледная исхудалая женщина, безропотно несущая свое горе, – стала говорить только о ведьме. Она рассказывала сказки, даже когда ее не просили. Она бормотала их себе под нос, пока готовила, мыла полы или вместе с другими сборщиками пускалась в долгий путь к Топи.
– Ведьма ест детей. Или забирает их себе в рабы. Или высасывает досуха, – говорила мать Этины.
– Ведьма ходит по лесу на тигриных лапах. Давным-давно она съела сердце опечаленного тигра, и сердце это теперь бьется в ее груди.
– Иногда ведьма оборачивается птицей. Залетит ночью в окно, да и выклюет тебе глаза!
– Она стара как мир. У нее есть семимильные башмаки, чтобы бегать от одного края света до другого. Веди себя хорошо, не то она украдет тебя прямо из кровати!
Шло время. Сказки становились все длиннее и путаней, обвивались вокруг матери, как тяжелые цепи. Она не смогла снести их тяжести. И умерла.
По крайней мере, так объяснила это себе Этина.
Ей было шестнадцать лет. В Протекторате ее считали чрезвычайно умной девушкой, ловкой, работящей, смекалистой. После похорон матери в дом пришли Звездные сестры и предложили Этине поступить к ним в послушницы. Этина не колебалась ни мгновения. Отец давно умер; мать умерла; старшие братья (все, за исключением отданного ведьме) переженились и редко появлялись в родительском доме. Здесь ее ждала печальная жизнь. Был один мальчик – он сидел в классе на последней парте и почти всегда молчал, – от которого ее сердце замирало, но он происходил из аристократической семьи. Его родня была из тех, кому принадлежало многое. Он даже ни разу не посмотрел в ее сторону. И когда Звездные сестры пришли со своим предложением, Этина уложила вещи и ушла с ними.
Но вскоре она заметила, что в Башне изучают множество наук – астрономию, ботанику, механику, математику и вулканологию, – но никогда, ни словом не упоминают о ведьме. Как будто ее не существует.
Потом она подметила, что сестра Игнация не стареет.
Потом стала слышать по ночам в коридорах Башни мягкие крадущиеся шаги.
А однажды увидела, как плачет, узнав о смерти дедушки, одна послушница, а сестра Игнация смотрит на девочку голодным взглядом, напружинившись, будто приготовившись к прыжку.
Детство Этины прошло под гнетом материнских историй о ведьме. Все, кого она знала, тоже несли этот гнет. Их спины согнулись под тяжестью сказок о ведьме, а иссохшие от горя сердца стали тяжелыми, как камень. Этина ушла к Звездным сестрам, чтобы узнать правду. Но правды о ведьме она так и не узнала.
Она знала, что в каждой сказке есть доля истины, но есть и ложь. Сказка может лгать, перекручивать правду, сбивать с толку. Ложь – это сила, и кому она выгодна? И взгляд Этины все чаще обращался не к лесу, а к Башне, тень которой накрывала собой Протекторат.
И тогда Этина поняла, что узнала у Звездных сестер все, что нужно, а значит, пора уходить. Уходить, покуда ее душа еще при ней.
Она сохранила свою душу и вот теперь под руку с Маэ возвращалась в Башню.
У ДВЕРЕЙ их встретил Вин, самый младший из братьев Антейна. Из всех братьев мужа Этина больше всего любила Вина. Она крепко обняла его и одновременно сунула ему в ладонь листок бумаги.
– Ты мне поможешь? – почти беззвучно шепнула она ему в ухо. – Поможешь спасти моих близких?
Вин не ответил. Он закрыл глаза. Голос жены брата обвивался вокруг его сердца, словно шелковая лента. В Башне он видел так мало доброты. А Этина была самым добрым человеком из всех, кого он знал. Он обнял ее еще раз, просто чтобы убедиться, что она настоящая.