– Башня, – прошептала Луна, делая шаг к женщине. На глазах у той показались слезы. Она посмотрела на Луну, а потом ее взгляд опять заметался туда-сюда, словно женщина боялась смотреть на девочку слишком долго.
Мужчина поднял голову. Встал на колени и уставился на безумицу.
– Это вы, – сказал он. – Вы сбежали.
– Это я, – согласилась безумица, поползла по камням и села на корточки рядом с мужчиной. Ее руки пробежали по его лицу. – Это я виновата, – сказала она, ведя пальцем по шрамам. – Прости меня. Но ведь жизнь… жизнь твоя стала счастливее, не правда ли?
На глазах у мужчины выступили слезы.
– Нет, – сказал он. – То есть да. Стала. Но – нет. У нас родился ребенок. Наш сын. Он чудесный. Но он – самый младший в Протекторате. И я должен отдать его ведьме. Как ты когда-то.
Он посмотрел на родинку на лбу у безумицы.
Затем его взгляд переместился на Луну. Он заметил такую же родинку. Такие же большие черные глаза. Под курткой у него что-то билось и клекотало. Из-под ворота высунулся черный клювик и еще раз клюнул мужчину в шею.
– Ой, – сказал мужчина.
– Я не ведьма, – заявила Луна, задрав подбородок. – Ну, то есть сейчас, может, и ведьма, а раньше – нет. И никаких детей я не убивала.
Ворон проскакал по скале и прыгнул на валун. Теперь он выглядывал из-за плеча девочки.
– Ну конечно, – сказала женщина. Она по-прежнему не могла долго смотреть на Луну. Ей приходилось отводить взгляд, как будто Луна излучала яркий свет. – Ты не ведьма. Ты – из тех детей.
– Каких детей?
Птичка билась под курткой мужчины. Зеленоватое сияние цвета лишайника. Птица стрекотала, кричала, клевалась.
– Не надо, дружок, ну не надо, – уговаривал ее мужчина. – Тихо! Сиди тихо. Не бойся.
– Бабушка! – прошептала Луна.
– А? Это ласточка, я случайно сломал ей крыло, – сказал мужчина.
Луна его не слушала.
– БАБУШКА!
Ласточка замерла. Блестящий черный глаз уставился на девочку. Так смотрела бабушка. Это была она.
В голове щелкнуло в последний раз. По коже побежали мурашки. Напряжение зазвенело в костях. Воспоминания хлынули метеоритным дождем, вспыхивая одно за другим.
Кричащая женщина на потолке.
Очень старый человек с очень большим носом.
Круг платанов.
Платан оборачивается старой женщиной.
Женщина со звездным светом в пальцах. А потом – что-то сладкое, еще слаще, чем свет звезд.
Глерк, который почему-то превратился в кролика.
Бабушка учила ее, рассказывала о заклинаниях. О том, как они устроены. Как их составлять. Говорила о поэзии, искусстве, архитектуре заклинания. Луна слушала, что ей говорят, и забывала, но теперь все вспомнила и поняла.
Она посмотрела на птичку. Птичка смотрела на Луну. Бумажные птицы притихли и ждали, сложив крылья.
– Бабушка, – сказала Луна и протянула к ней руки. Вся ее любовь, все вопросы, вся нежность, все тревоги, все обиды, все печали потекли к сидящей на земле ласточке. Эта женщина ее кормила. Эта женщина учила ее созидать, мечтать и творить. Эта женщина не отвечала на ее вопросы – потому что не могла. Она хотела, чтобы эта женщина встала перед ней. Кости ног загудели от нахлынувшей силы. Магия Луны, мысль Луны, стремление Луны, надежда Луны. Все они стали единым целым. Сила поднималась от земли, наполняла собой ноги, бедра, руки, пальцы.
– Явись в своем обличье! – приказала Луна.
Вихрь крыльев и когтей, рук и ног – и перед ней встала бабушка. Она смотрела на Луну. Глаза у нее были больные и влажные. В них стояли слезы.
– Девочка моя, – прошептала бабушка.
И с этими словами Сян дернулась, согнулась и упала на землю.
Глава 44, в которой сердце оказывается не сердцем
Упав на колени, Луна подхватила бабушку.
Ах, какой легкой, какой невесомой она была! Словно кукла из палочек, бумаги да холодного ветра. Бабушка, сила превыше всех сил, столп, на котором покоилось небо! И вот теперь Луна могла бы поднять ее на руки и отнести домой бегом, не нуждаясь в передышках.
– Бабушка, – всхлипнула она, прижавшись щекой к бабушкиной щеке. – Бабушка, проснись! Ну пожалуйста!
Бабушка издала дрожащий вздох.
– Магия, – сказала она. – Твоя магия вырвалась на свободу, да?
– Не надо об этом, – попросила Луна, зарывшись лицом в короткие седые волосы, чем-то напоминавшие лишайник. – Ты заболела?
– Нет, – выдохнула бабушка. – Просто я умираю. Мой час настал давным-давно, а я все тянула.
Она закашлялась, содрогнулась, снова закашлялась.
Из груди Луны вырвалось рыдание:
– Не умирай! Ты не можешь умереть! Я научилась говорить с вороном. И бумажным птицам я нравлюсь. А еще я нашла… ну, я не знаю, кто эта женщина, но я ее помню. Еще с самого детства. А в лесу еще одна женщина, и она… по-моему, она плохая.
– Я не умру сию секунду, не бойся. Но смерть моя уже близится, и ждать ее осталось недолго. А теперь насчет твоей магии. Вот я говорю это слово, и ты его слышишь, да? – Луна кивнула. – Я заперла твою магию в тебе, чтобы ты не причинила вреда ни себе, ни другим – ты ведь творила опасные вещи, детка, уж поверь, – но за все надо платить. Дай угадаю: магия перекатывается в тебе волнами, вверх, вниз, в стороны, так?
Сян закрыла глаза. Лицо ее исказилось от боли.
– Бабушка, ну не надо об этом. Если только тебе от этого лучше… – Девочка вдруг села прямо. – А я могу тебя вылечить?
Старая ведьма дрожала.
– Мне холодно, – проговорила она. – Мне так холодно! Что луна, уже взошла?
– Взошла, бабушка.
– Подними руку. Пальцами собери лунный свет и накорми меня. Ведь и я кормила им тебя много-много лет назад, когда ты была совсем крошкой. Тебя бросили в лесу, и я унесла тебя, чтобы спасти.
Осекшись, Сян посмотрела на женщину с обритой головой. Женщина, скорчившись, сидела на земле.
– Я думала, что мать тебя бросила. – Сян зажала рот рукой и покачала головой. – У тебя такая же родинка. – Голос ведьмы дрогнул. – И ее глаза.
Скорчившаяся на земле женщина кивнула.
– Я ее не бросала, – прошептала она. – У меня ее забрали. Забрали мое дитя.
Безумица спрятала лицо в коленях и обеими руками обхватила свою обритую голову. Больше она не произнесла ни слова.
Лицо Сян исказилось.
– Да. Теперь я вижу. – Она повернулась к Луне. – Каждый год горожане оставляют в лесу дитя. Оставляют на одном и том же месте на верную смерть. И я каждый год приходила и уносила ребенка за лес и находила ему новых родителей, которые станут любить и беречь его. Я не думала о том, почему дети оказываются в лесу, – а зря. Ох, ну почему я об этом не думала! Но над городом плотной пеленой висела печаль. И я старалась поскорее оттуда выбраться.
Сян содрогнулась, встала на четвереньки и переползла к женщине. Женщина не подняла головы. Сян робко коснулась ее плеча:
– Простишь ли ты меня?
Безумица молчала.
– А те, другие дети из леса – это Звездные дети, да? – шепотом спросила Луна.
– Да. – Бабушка закашлялась. – Все они родом из того же города, что и ты. Но в тебе поселилась магия. Я не хотела этого, моя девочка, это вышло случайно, но отменить ничего уже было нельзя. И я любила тебя. Я так тебя любила. И этого тоже не отменить. Я назвала тебя своей любимой внучкой. И начала умирать. И этого тоже ничем не отменить. За все надо платить. За все. А я совершила столько ошибок. – Ее снова трясло. – Мне холодно. Прошу тебя, дай мне немного лунного света, девочка моя.
Луна подняла руку. На кончики пальцев лег лунный свет – тягучий, сладкий. Он падал с пальцев бабушке в рот и пронизывал ее тело. Щеки старой ведьмы порозовели. Лунный свет проник сквозь кожу девочки, и кости ее тоже налились светом.
– Надолго этого не хватит, – проговорила бабушка. – Я нынче как старое дырявое ведро, магия во мне не задерживается. Она тянется к тебе. Все, что я имею, все, чем я была, тянется к тебе, моя Луна. И так оно и должно быть.
Она повернулась и положила руку на щеку Луны. Луна переплела пальцы с бабушкиными пальцами и в отчаянии сжала.
– Пятьсот лет – долгий срок. Чересчур долгий. А у тебя есть мать, и она тебя любит. И любила все эти годы.
– Дружок, – сказал мужчина. Он плакал, и некрасивые крупные слезы катились по изрезанному шрамами лицу. Ножа у него больше не было, и опасности он не представлял, но Луна поглядывала на него с опаской. Мужчина приблизился и протянул левую руку.
– Стой где стоишь, – холодно сказала Луна.
Он кивнул.
– Дружок, – повторил он. – Друг мой, которого я знал в птичьем обличье. Я… – Он сглотнул, вытер слезы и высморкался, вытерев нос рукавом. – Прости, если это звучит грубо, но… эх!
Голос его умолк. Луна подумала, что могла бы остановить его, преградив путь камнем, однако быстро отбросила эту мысль, потому что лежавший поблизости валун тут же стронулся с места и угрожающе приподнялся над землей.
«Не тронь», – подумала она, оттолкнув камень взглядом. Камень с недовольным стуком упал на землю и послушно укатился прочь.
«Надо быть осторожней», – подумала Луна.
– Значит, это ты – ведьма? – снова заговорил мужчина, не сводя глаз с Сян. – Ты – ведьма из леса? Это ты каждый год требуешь в жертву младенца и грозишь разрушить город?
Луна одарила его холодным взглядом.
– Моя бабушка никогда ничего не разрушала. Она хорошая и добрая и обо всех заботится. Спроси в Вольных городах, уж там-то все это знают.
– Но кто-то же требовал жертвы, – возразил мужчина. – Не она. – Он показал на женщину с бритой головой. На плечах у женщины сидели бумажные птицы. – Это я точно знаю. Я сам видел, как у нее забрали ребенка.
– Помнится мне, – зло проворчала женщина, – что ты сам его и забрал.
Мужчина повесил голову.
– Это были вы, – прошептала Луна. – Я вспомнила. Вы были еще мальчик. От вас пахло опилками. И вы не хотели… – Она умолкла. Нахмурилась. – Старик на вас страшно рассердился.
– Да, – сдавленным голосом подтвердил мужчина.