– Сколько ему? – сморщила лоб сонная женщина в строгом костюме. – Пятнадцать? Нет, не селим без взрослых, хоть с паспортом, хоть без.
Я вышел на порог, осмотрелся. Наискосок от гостиницы был храм, колокола дробным звоном сзывали к вечерней службе, по высоким ступеням туда и сюда сновали верующие. Нищие на паперти замерли в покорно-жалостливых позах. Я подумал, что для Димки никакого труда не составило бы договориться с кем-то из прохожих, чтобы ему помогли заселиться. Хотя с такой же легкостью он мог позвонить по любому объявлению о сдаче квартиры, вон их сколько на информационной доске. А мог сразу пойти на станцию и махнуть в Питер – лично я бы на его месте так и поступил.
И все же я продолжал обходить улицу за улицей, заходить в кафе и гостиницы, показывать фотки со своего телефона. Жалел, что животный нюх и умение идти по следу не входят в пакет привилегий атланта. Время от времени мы перезванивались: у ребят тоже все было глухо.
В какой-то момент я сам удивился, обнаружив себя во дворе собственного дома. И первым делом посмотрел на окна Разиных: они были темны, все до единого. Мелькнула мысль забежать домой, предупредить родителей, что какое-то время я у них не появлюсь и по телефону буду недоступен. Но нужно было что-то выдумывать, врать… На это уже не оставалось сил. Просто напишу им эсэмэску позднее.
Позвонила Милена, огорченным голосом произнесла:
– Все бесполезно. Мы возвращаемся в лагерь. Где пересечемся?
– У меня еще пара мест осталась неосмотренными, – соврал я поспешно. – Так что возвращайтесь без меня, я позднее прибегу.
– Алеша, только без самодеятельности, умоляю!
– Ну, ясное дело.
Я отключился и побежал в сторону железной дороги, туда, где у самой станции стоял блочный дом Тасиной тети. Позвонил по домофону, и очень скоро мне ответил едва слышный Тасин голос:
– Кто там?
– Привет, это я. Можно к тебе подняться? Или спустишься сама?
– Спущусь, – через секунду решилась Тася. – Тетя же болеет, только уснула, а комната одна.
– Жду тебя!
Она сбежала вниз через минуту. В свете тусклой подъездной лампочки я сразу заметил опухшие глаза и воспаленные дорожки от слез на щеках.
– Алеша…
Она прислонилась спиной к железной двери, уставилась на меня испуганно и виновато.
– Я не могу поверить, что все это в самом деле с нами случилось. Кажется, просто приснился кошмар. Это ведь я во всем виновата…
– Ни в чем ты не виновата! – рявкнул я.
– Всего-то нужно было поесть утром, хоть чаю попить.
– Эй, ты о чем сейчас говоришь? – Я всерьез перепугался, что после пережитого Тася повредилась умом.
– Я просто не поела утром, очень волновалась из-за Ваньки, из-за родителей. И тогда в лесу у меня закружилась голова, все поплыло перед глазами. Вот Бридж и решила отнести меня в лагерь, а Хонг… Она побежала к тебе…
Последнее предложение девочка еле выговорила, давясь слезами. Я взял ее за плечи, легонько встряхнул:
– Тася, прекрати это, даже не думай так. Ты ни в чем не виновата, это просто такое ужасное стечение обстоятельств.
И вдруг она обняла меня за шею. Это было так неожиданно, что я просто оцепенел. Сложился в пояснице почти пополам, чтобы ей было удобнее. И сам расслышал, как бешено колотится мое сердце. Я мучился мыслью, могу ли сейчас поцеловать Тасю или нельзя, неуместно, даже преступно. Пока думал, момент был упущен, девочка разняла руки.
– Твои родители вернулись? – пробормотал я, только чтобы не молчать.
Она покачала головой:
– Нет. Завтра по закону можно уже заявлять в полицию, тетя хочет идти. Но ведь ясно, что никто не станет надрываться в поисках, если вообще хоть что-то будут делать. А может, и заявление не возьмут.
В ее голосе мне послышалась скрытая мольба, и я сказал виновато:
– Слушай, Тась, сегодня ночью я спускаюсь в Нижний мир, на поиски Соболей. А когда вернусь, то обязательно помогу тебе с родителями. Хотя, уверен, к тому времени они сами вернутся.
– Я надеюсь, – пробормотала Тася. – Иван там один в квартире, еще натворит чего.
Я не стал огорчать ее сведениями, что в данный момент Ванька если и творил что-либо, то точно не в их квартире.
– А кто еще идет вниз?
– Иола. Должны были и Милена с Борькой, но в лагере сейчас беспокойно.
– Удачи вам, – пожелала Тася. – Вы наверняка быстро управитесь.
Я вовсе не был в этом уверен.
– Только обязательно позвони мне, как только вернешься, ладно? Я буду ждать тебя.
– Конечно! – вскричал я. – Первым делом, даже не сомневайся!
Она словно через силу улыбнулась в ответ.
– Ну, я побежала тогда?
Я кивнул, и девочка унеслась вверх по лестнице.
Глава тринадцатая. Снова в черных пещерах
Нужно было возвращаться в лагерь, но я почему-то тянул и тянул время, как будто лагерь был тюрьмой, а холодные темные улицы – последним глотком свободы. Мысли в голову лезли какие-то дурацкие: а что, если я вижу этот город в последний раз, вдыхаю воздух привычного мира – тоже в последний? Кто знает, что ждет нас под землей.
Краем глаза я уловил на другой стороне улицы какой-то знакомый силуэт. Некто медленно брел против ветра, сгибаясь в три погибели. На миг почудилось, что это Димка, ухнуло и обрушилось в пятки сердце. Но потом понял – не он.
Я вихрем перелетел проезжую часть прямо перед носом одинокой легковушки. Пусть водитель думает, что это был смерч. И перегородил дорогу Платону Альдонину. Тот медленно поднял голову. Мы стояли в круге света от уличного фонаря, хотя я и без него бы разглядел обожженную ветром и снегом кожу и глаза, полные горького ужаса.
– Ты чего тут? – задал я до смешного дурацкий вопрос. – В смысле, почему бродишь в такую метель?
– Алексей, – констатировал парень. – Хорошо, что встретил тебя. Та девочка? Она?..
Он примолк, глядя на меня с надеждой. Я мотнул головой:
– Нет. Ты хорошо стреляешь.
Он дернулся – и я немедленно пожалел о своих словах.
– Я стрелял в сторону.
– Знаю. Ладно, чего теперь.
Похоже, настала пора прояснить ситуацию. Тем более, как оказалось, Альдонин и имя мое знал, хотя ни разу не обратился так во время игры. Я быстро оглянулся – улица была пуста, – схватил Платона за отвороты пальто и в одно мгновение утащил его в ближайшую подворотню.
– Ладно, рассказывай все!
Альдонин совсем не удивился моей прыти, машинально оправил воротник, глянул мне в глаза и тихонько покачал головой:
– Я не могу. Прости.
– Не можешь? Ты же хотел мне что-то рассказать тогда, в лесу?
– Я хотел соврать тебе. А сейчас в этом больше нет смысла.
– Ну а как насчет правды?
Парень снова мотнул головой:
– Не выйдет. Если начну говорить, то умру. Тебе от этого никакой пользы не будет.
– Когда умрешь? – офигел я.
– Прямо сейчас.
Я даже осмотрелся на всякий случай: но нет, подворотня была совершенно пуста.
– Это что, типа гипноза: самовнушение срабатывает на кодовые слова и сердце останавливается?
– Вроде того, – совершенно спокойно подтвердил Альдонин.
Я бы решил, что Платон издевается, если бы не видел, в каком он был состоянии.
– Ладно, тогда убирайся! – рявкнул я, отступая в сторону. – Иди-иди, твой труп мне не нужен, хватило на сегодня.
Парень сделал пару нерешительных шагов, потом обернулся и тихим голосом произнес:
– Кое-что я все же могу тебе сказать. Не суйтесь в Нижний мир, там теперь все по-другому. Живыми оттуда не выберетесь. И директора вашего все равно не спасете.
– Что? – У меня даже волосы под шапкой ощутимо задвигались. – Откуда ты знаешь про Нижний мир? Ты атлант?
Альдонин невесело хмыкнул:
– Нет, я человек, самый обыкновенный. Просто хочу хоть немного помочь. Предупреди друзей.
Шагнул еще – и опять остановился. Я навострил уши, ожидая от него добавочных сведений. Но он сказал только:
– Давай я тебе свой адрес напишу.
И начал копаться в карманах.
– Не надо, я его и так теперь знаю.
– Напишу, – с напором повторил Альдонин. – Это другой, его ты не знаешь. И телефон, на всякий случай.
Он достал из кармана блокнот с отрывными листами, гелевую ручку и начал что-то писать наугад, даже не опуская глаз: все равно в такой темноте он ничего не смог бы увидеть. Потом вырвал нужный лист, сунул мне в руку и зашагал прочь.
Я сразу впился глазами в листок, мне-то темнота не была помехой. Но буквы там лепились вкривь и вкось, так что пришлось все же выйти на улицу, под фонарь. И в его жалком свете я разобрал следующее:
«Уходите из города все разом сегодня перед уходом нырните в озеро и освободитесь под водой от одежды и вещей потом бегите прочь как можно быстрее вслух это не обсуждайте».
У меня отпала челюсть. Парень сошел с ума после того, что натворил? Но только что он говорил вполне разумно и знал то, что ему знать вроде как не положено. Правда, при этом боялся умереть на месте. Получается, и впрямь свихнулся?
Через четверть часа я уже был в лагере, стоял на поляне под перекрестными и очень недовольными взглядами Милены и Иолы.
– Мы волновались, между прочим, Алексей! Когда ты научишься не самовольничать?
Я подергал плечами, озабоченный совсем другими мыслями. По пути сюда я терзал себя мыслями, говорить ли ребятам о встрече с Платоном, показывать ли записку? С одной стороны, утаивать нельзя, мы ведь одна команда. С другой – а что это изменит? Никто не откажется от мысли идти на выручку нашему директору и мадам Софи, в этом я был железно уверен. Только вот в Нижний мир отправимся не мы с Иолой, а Борис и Милена, как старшие. А они там ничего не знают, потеряют время, пока будут разбираться, что да как. Нет уж, пусть все остается так, как решили. Рассудив хорошенько, я принял, как мне тогда казалось, соломоново решение: поговорю насчет записки только с Иолой, когда уже отправимся на дело.
На поляне стол был накрыт к ужину, Борис и Марк в наше отсутствие постарались, нарезали салаты и соорудили трехэтажные бутерброды. Но едва ли кто-то из нас оценил их труд по достоинству. Лично мне кусок в горло не лез, да и другие то и дело замирали с вилкой в руках. В этот поганый день, который мне до смерти не забыть, мы потеряли двух наших товарищей. И один сейчас скитался где-то, возможно, специально выискивал себе неприятности… Нет, об этом лучше даже не думать.