– Вы меня пошлете подальше с любыми предложениями? Я же правильно понимаю?
– Удивительная проницательность. И кстати, если вы десять лет будете смотреть на прекрасную живопись, душа станет светлее.
– Моя или художника?
– Моя. Меня чужие души не очень волнуют, в основном тела, как живые, так и мертвые.
Славик-не-говори-неправду слышал хорошо, особенно подтексты.
– Игорь Сергеевич, когда я буду писать завещание, я приглашу вас.
– Разумеется, пригласите. Но очень надеюсь, что вы меня переживете. Да, дарить картины вы тоже не имеете права, формально они в собственности моего фонда, там к завещанию небольшое допсоглашение. И будем считать, что мы с вами тоже согласились. Вы же понимаете, что все хитрые идеи, которые придут в вашу голову, давно уже пришли в мою, и воля вашего батюшки будет выполнена любой ценой. Уверен, вы знаете значение слова «любой» в контексте Меня и Цены.
Славик хмуро подтвердил кивком.
– Тогда вы свободны. Пока. Шучу. Рад был вновь увидеться.
Неожиданный поклонник Кончаловского вернулся в общую комнату. Сестра спросила не без злорадства.
– Послал тебя? Влип, мой хороший?
Славик автоматически ответил:
– Да не то слово. Еще эту мазню ни продать, ни передарить никому нельзя.
– Славик, ты хоть в «Википедии» про Кончаловского прочти! Но это же не просто дорогой художник! Это легенда!
– Может, махнемся на цацки? Устроишь легендарный музей, я буду за 200 рублей приходить всей семьей каждые выходные.
– Ага, а ты прабабкины бриллианты своим курицам подаришь?
– Маруся, ты меня знаешь, я никому ничего никогда не дарю. Могу дать подержать. Все деньги Люде, она заслужила.
– Знаю. Ты безупречный муж. Это меня всегда изумляло. Вот ответь мне, почему они все с тобой спят бесплатно? – злорадство сменилось на обиду.
– А не с кем больше в этой стране. Она проклята. Мне кажется, сюда души самых безбашенных распутниц на перевоспитание отправляют, дают красивое тело и ноль мужиков нормальных. Так как насчет обмена?
– Никак, Славик. Жду приглашения на похороны, не экономь уж. Я приду в бриллиантах. Если надо помочь реально, дай знать…
Маша улыбнулась висками и добавила:
– Я откажу тебе с особым цинизмом.
А дальше для Славика начался «бразильский карнавал» с организацией кремирования через океан, поиском концов на Троекуровском (тут помогли папины связи в мире физики твердого тела), переговорами с актером, приглашением гостей, ну и, наконец, доставкой урны в Россию к нужной дате. Надо сказать, даже друг отца по Академии наук спросил Славика, а не хочет ли он прах оставить в Америке, а здесь просто устроить поминки. Москва всех приводит к общему знаменателю.
Славик на секунду задумался, но вспомнил про кота с бензопилой.
– Нет, это как-то не по-божески – волю отца не выполнить.
– Брось ты, Славик, папа был материалистом. Он тебя оттуда не накажет.
– Он и отсюда нормально справляется. – Славик поежился, – Не могу, Борис Дмитриевич… совестно.
– Сентиментальный ты стал. Что тоже хорошо. Ладно. Кладбище устроим. Недешево, но великому человеку – великие траты.
– Я не то чтобы великий. – Славик в кои-то веки сказал правду.
– Я про отца. Твое время еще придет. Да не грусти ты так. К счастью, отцы один раз умирают.
Славик задумался о словах бывшего научного сотрудника, ставшего нынешним королем ряда редких металлов, но тот его самокопания прервал:
– Зато я тебе несколько нужных людей на похороны приведу. Очень нужных, особенно для твоего, скажем так, бизнеса. Новенькие на своих постах и пока голодные. Так что продумай все детали. Они люди со вкусом, особенно к похоронам. А вообще жаль твоего папашу, глыба, а не человек. Поэтому и свалил вовремя и тогда, и сейчас. Я к нему, кстати, несколько раз за советом летал. Э-э-эх, купил бы я у тебя одного Кончаловского, но Игорь Сергеевич… С ним не договориться.
Борис Дмитриевич тоже съежился. Славик понял, что абсолютно любое существо при воспоминании об Игоре Сергеевиче ежится одинаково. Срабатывает какой-то инстинкт.
Ну а через несколько дней случилась катастрофа.
Славик получил урну в аэропорту, вышел на улицу, собрался сесть в свой спортивный автомобиль, поставил урну у багажника и думал, как ее разместить, но рядом остановилась красотка спросить дорогу. Славик оценил перспективы, девушку уболтал, сказал, что проводит сам, попросил ехать за ним, а об урне вспомнил уже вечером, когда спаивал свою новую подругу перед привозом на конспиративную квартиру. Разводку от знакомства до секса за 24 часа Славик ценил особенно и даже сам с собой соревновался в количестве таких блицкригов в течение года. В этом он шел на рекорд. Мысль про урну пронзила его, как кол из арсенала Ивана Грозного, когда Славик посмотрел на пепел сигареты. Он вышел на воздух, неудачно покурил, позвонил в аэропорт (там сказали: посмотрят по камерам) и вернулся к подруге. Рассказал.
– Отец у тебя зверь, конечно, такой гемор устроить. А он не мог, как понял, что помирает, срочно сюда прилететь? Только об себе люди думают.
– О себе.
– Чо?
– Ну не об себе, а о себе. Да не важно. Скажи, а ты бы забила на папину последнюю просьбу?
– Я?! Да я если папашу своего найду, я его живым в крематорий запихаю и конфорочку на единицу поставлю!
Славик понял, что трахаться в таком состоянии он не сможет, слил барышню, договорился с собой, что в зачет этот съем все равно пойдет, заперся дома, вновь позвонил в аэропорт (там ничего не нашли, камера была куда-то не туда направлена или вообще не работала) и набрал Игоря Сергеевича.
– Игорь Сергеевич, я папу потерял.
– Понимаю… Постепенно приходит осознание потери, я сам полгода в себя приходил…
– Игорь Сергеевич, вы не поняли, я его совсем потерял.
– Понимаю, именно необратимость ухода накрывает через…
Славик рванул.
– Я потерял урну с его прахом! Вы единственный, кто знает. Что делать будем?! – Славик автоматически разделил ответственность. Он даже сам себе умилился.
Из трубки потянуло свинцом.
– Вячеслав Маркович, а я понимаю, почему папа вас так любил. В чем-то вы единственный в своем роде. Что МЫ будем делать?
– Прекрасный вопрос. Позвольте полюбопытствовать, почему «МЫ»?
– Вы же не бросите меня одного в такой ситуации?! Мне не на кого больше рассчитывать. – От интонации Славика расплакались бы даже змеи на голове горгоны Медузы.
– Похороны на послезавтра назначены?
– Да.
– Эх, Вячеслав Маркович, боюсь, не успеем мы из другой могилы пепел достать и сюда привезти.
Славика ударило током. Он, конечно, сразу все понял, но решил растянуть пытку и задал риторический вопрос:
– Пепел достать? Откуда?
– Ну… – Игорь Сергеевич закашлялся.
– По условиям завещания я мог рассказать об этом только на сороковой день, но с учетом сложившейся ситуации… У вашего отца есть еще одна могила. В Балтиморе. Надеюсь, не нужно объяснять, зачем она нужна.
Славик осел, как асфальт при промыве дороги.
– Не нужно. Я не тупой. И сколько их?
– Могил?
– Я спросил про детей, но давайте и с могилами разберемся. Может, папа в нескольких городах франшизу открыл…
– Могил две: одна в Балтиморе и вот одна в вашей, скажем так, разработке.
– Нашей.
– Ну да, в нашей. А детей в Америке двое. Мальчик и девочка.
Славик открыл виски, налил и выпил залпом за отца.
– Пол, цвет глаз и прочие детали меня не очень интересуют. Интересует возраст и что они знают про нас.
– Семь и двенадцать. Про вас не знают ничего. Марк Иосифович умел хранить секреты.
– Это точно. А почему папа оставил всё нам? – Виски немного промыл извилины, и Славик начал задавать правильные вопросы.
– А почему вы думаете, что он оставил вам всё? – Игорь Сергеевич рассмеялся.
Славик-не-говори-неправду вспомнил, как в детстве папа его наказывал. Он говорил про четыре этапа воспитания: работа, неизвестность, боль, раскаяние. Было очевидно, что Игорь Сергеевич был на границе боли и ждал Славика по ту сторону.
– То есть у папы что-то еще было…
– Было.
– Я не то чтобы удивлен, просто последние несколько лет я высылал ему деньги, так как он говорил о своем бедственном положении… А внукам он передал почти полмиллиона, я думал он как-то скопил…
– А может, положение и правда было бедственное, ведь все зависит от того, с чем сравнивать.
В голосе опять разлился Чеширский кот.
– Ваши деньги папа не копил, он их проигрывал в казино, это были единственные деньги, которые он тратил только там. Говорил – откуда пришли, туда отдам. Ему просто было приятно, что вы о нем не забываете. Что касается его собственных финансов, то он оказал настолько неоценимые услуги Родине, что Родина ему кое-что передала в управление. Он вложил деньги в какие-то акции и немного заработал…
– Игорь Сергеевич, не тяните. Сколько?
– 75 миллионов долларов.
Славик хотел откусить стакан, но вспомнил, сколько стоят зубы, и передумал.
– И ВСЕ досталось этим двум ублюдкам?
– Марк Иосифович сказал, что вы их назовете именно так. Ну просто в воду глядел. Как я уже сказал, на сороковой день я бы сообщил всем о главном распоряжении и поведал всем членам семьи друг о друге. Тем детям по пятерке, три Маше, десять поровну внукам в России, по достижении 18-летия. Обращаю внимание: внукам, родившимся и зачатым на момент его смерти (я знаю, о чем вы опять подумали). Хотя вы имеете право свою сумму потом разделить между нынешними и будущими детьми. Ну и вся семья пожизненно полностью застрахована на случай серьезных заболеваний, сумма покрытия по 2 миллиона на каждого…
– Я считать умею. Кому остальное?
– Остальное в Фонд борьбы с Альцгеймером.
Удары судьбы Славик переносил, как Овечкин летящие в него шайбы. Но тут прилетел целый метеорит. Славик выдохнул.
– Альцгеймер… Это из-за мамы…
В голосе Игоря Сергеевича вдруг исчез даже намек на доброжелательность.