Через несколько часов у Кати в блокноте, куда она выписывала факты, было пять похожих случаев. Первый в тысяча девятьсот десятом году, последний в апреле семнадцатого. Почти сто лет назад! И везде молодые мужчины, которых утром находили мертвыми. И везде смерть наступала по непонятной причине, предположительно от сердечного приступа.
Во вторник Катя примчалась в торговый центр, дождалась Настю и сразу начала рассказывать:
– Ты не представляешь, что я нашла! Пять случаев! Точно таких же!
– Фигасе! Думаешь, та же девочка их убила?
– А кто же еще?
– Не, ну мало ли! Может, сами?
– Да нет, так не бывает! Если бы один, ну два – еще могло такое быть. Но чтобы пятеро? И теперь эти наши двое! А ведь наверняка и другие были!
– Кать, а про этих пятерых-то ты откуда узнала?
– Да папин друг помог, он в полиции работает! Прикинь, мне вчера архивы дали посмотреть! Но только старые. А современные дела не показывают, у них там все засекречено.
– Ну ты даешь! Такую деятельность развернула!
– А как иначе-то? Тебе, что ли, не интересно, что за девчонка нас спасла?
– Само собой, интересно!
– Ладно, пошли на набережную, я тебе все покажу на месте. А по дороге расскажу, что я придумала!
Девочки вышли на улицу. Солнце уже зашло, но еще не стемнело. Воздух стал синевато-серым, густым, непрозрачным. Когда проходили мимо краеведческого музея, вдруг подул ледяной ветер, как зимой, а в воздухе, прямо над ними, сгустился туман.
По дороге Катя поделилась своим планом: надо найти всех, кому удалось спастись от маньяков. Наверняка нас много, мы познакомимся с остальными, будем общаться! Можно сделать сайт и выкладывать там все истории чудесного спасения, которые уже удалось раскопать. Наверняка откликнутся и другие девочки, если с ними тоже такое было. Насте эта идея не понравилась – ей совсем не хотелось рассказывать, что с ней случилось. Чтобы сменить тему, Настя спросила:
– Слушай, а почему так холодно стало? Было же тепло, когда мы на улицу вышли!
Катя тоже заметила: слишком резко похолодало. Девочки остановились на набережной, Катя повернулась к Насте и замерла. Молча схватила Настю за рукав, а другой рукой показала куда-то ей за спину. Настя быстро обернулась. У парапета, опираясь на зонтик, стояла та самая девочка в светлом пальто. Она никуда не спешила, и Катя с Настей только теперь смогли рассмотреть ее. Серая шляпка с плоскими полями открывала высокий лоб, через плечо была перекинута длинная темная коса с бантом. Лицо у девочки было такое, будто ее оторвали от важного интересного дела и заставили заниматься чем-то невыносимо скучным и противным.
Девочка не таяла, не исчезала, а просто неподвижно стояла напротив и смотрела на Катю. Собравшись с духом, Катя спросила:
– Ты кто? Ты живая?
Девочка помотала головой.
– Нет? Ты призрак?
Кивнула.
– Это ведь ты нас спасла! А почему?
Приподняла плечо, наклонила голову. Как будто хотела сказать «не знаю». Или, может, просто не могла ответить? Катя, наконец, поняла: девочка не может говорить. А столько всего нужно у нее спросить!
И вдруг девочка быстро двинулась к Кате, приблизилась вплотную, окружила ее легким белым облаком. Катю сковал холод, все тело заледенело, не было сил пошевелиться, голос пропал, стало больно дышать.
Катя больше не видела ни Настю, ни набережную. Вокруг расползалась унылая серая пустота: там ничего нет, там пугающе тихо, и только две девочки смотрят друг на друга.
– Что ты хочешь знать? – еле слышно произнесла незнакомка.
– Почему ты нас спасла? И ведь не только нас, да?
– Девочки не должны погибать. Я знаю, как это страшно! Меня никто не смог спасти, когда на меня напал тот человек. Я умерла, но не обрела покой. Мне хотелось наказать убийцу. Это было легко! Вскоре он напал на другую девочку, я ощутила ее ужас и сразу оказалась рядом. Убийца упал замертво, а девочка осталась жива. И тогда я поняла, что должна вас защищать от таких, как он.
– Но как ты это делаешь?
– Сама не знаю. В первый раз я просто хотела помешать убийце, ткнула его зонтиком, и вдруг увидела яркую белую молнию! Эта молния, кажется, ударила злодея прямо в сердце, и он упал. Мне было больно, как будто это меня обожгло огнем, а не его. И с каждым разом мне всё больнее.
– А что будет дальше? Если у тебя больше не останется сил?
– Не знаю. Наверное, тогда я исчезну. Думаю, что это уже скоро случится.
Катя вдруг вспомнила про свою затею:
– А можно как-то найти других спасенных девочек? Пусть они всем расскажут, как ты им помогла!
– Нет! Не ищи их! И не рассказывай никому. Я не хочу, чтобы меня считали убийцей. Лучше пусть никто не знает обо мне!
Катя пообещала молчать: никакого сайта, никаких поисков спасенных.
Девочка чуть приподняла уголки губ, как будто попыталась улыбнуться в ответ, и растаяла. Серая пустота исчезла вместе с ней, в мир вернулись краски и звуки.
Перепуганная Настя протянула руку, хотела дотронуться до подруги, как будто сомневалась: не призрак ли это? Но не смогла: Катю окружал кокон ледяного воздуха. Через пару минут воздух нагрелся, ветер стих, в кустах запела ночная птичка.
– Что с тобой было?
– Потом расскажу. Пойдем домой.
Девочки молча пошли с пустой набережной к людным улицам, к свету фонарей, к шуму машин. А над ними дрожал на ветру клочок тумана, маленькое белое облако.
Прошло два года. Холодным апрельским вечером в Красноярске случилась трагедия: на безлюдной набережной кто-то напал на семиклассницу, которая возвращалась домой от подруги. Девочку нашли утром. Она лежала на асфальте, мех на капюшоне куртки намок и склеился от дождя, красный шарф обвивал тонкую шею. На лице застыла странная улыбка, а в руке девочка сжимала старинный белый зонтик. Убитые горем родители сказали, что никогда раньше его не видели.
Через две недели молодая продавщица круглосуточного магазинчика вышла покурить во двор. Из-за мусорных баков к ней метнулась темная тень. Не успела девушка закричать, как все было кончено: высокий плотный мужчина рухнул как подкошенный, а за спиной у него стояла худенькая темноволосая девочка в серой куртке с капюшоном, в длинном красном шарфе. В руках она почему-то держала старинный белый зонтик. Но когда продавщица пришла в себя и попыталась заговорить, девочки с зонтиком уже не было.
НаваждениеОльга Слауцкая
Мне не дает покоя мысль, из-за какой мелочи я оказался впутан в эту историю. Ничего не случилось бы, если б в тот жаркий июльский день, когда я шел по улице Гоголя, в мою сандалию не попал мелкий противный камушек.
Я остановился, чтобы вытряхнуть его, и оперся ладонью о ближайшую витрину. В ее темной глубине скользнула неясная тень. Я поднял взгляд и застыл. Изнутри на меня в упор смотрела насупленная девушка в старинном платье и круглой шляпке. «Манекен!» – мелькнула мысль. Но тут фигура колыхнулась, стала стремительно менять расплывчатые очертания и вдруг протянула к моей распяленной по стеклу ладони свою прозрачную руку. Я отшатнулся, будто от удара током. Видение растаяло. А вокруг, как ни в чем не бывало, шумел раскаленный солнцем город.
«Нехило мне голову напекло», – подумал я, посмотрел на вывеску и усмехнулся. «Фотоателье „Силуэт“» гласила она. Весьма кстати.
Прозрачная дверь с табличкой «Открыто» легко поддалась и зацепила колокольчик над входом. Под мелодичный перезвон я с облегчением нырнул в прохладу, тень и тишину. После яркого солнца глаза не сразу привыкли к полумраку.
– Вам фото на документы? – спросил звонкий девичий голос.
Вздрогнув, я подался вперед. Симпатичное улыбчивое лицо, возникшее над широкой стойкой, которая разделяла помещение на две части, ничуть не походило на то, мелькнувшее в витрине. И все же казалось знакомым.
– Да, мне на загранпаспорт, – отозвался я, присмотрелся и вдруг вспомнил, где видел эту озорную рыжую стрижку и родинку над губой. С их обладательницей мы как-то пересекались в общей компании. То недолгое знакомство оставило приятное впечатление, и я обрадовался нынешней случайной встрече.
Приветливым кивком девушка обозначила, что тоже меня узнала:
– Кажется, Антон?
– А вы – Юля?
– Проходите.
Юля выскользнула из-за стойки. Я последовал за ней. Тонкая бретелька легкого сарафана вот-вот норовила соскользнуть с загорелого плеча, на котором примостилась разноцветная рыбка-тату. Юля поправила платье, резким движением откинула с глаз неровную челку и жестом пригласила меня в крохотный закуток за шторкой, где на штативе одиноко скучал простенький цифровой «Никон».
Пока она усаживала меня на хлипкий табурет у белой стены, включала освещение и настраивала незамысловатую аппаратуру, мы вспомнили общих знакомых, перешли на ты и разговорились. Выяснилось, что ателье принадлежит известному в нашем городке фотографу Фокину, у которого она третий месяц работала помощницей.
– И как он тебе? – поинтересовался я.
– Ничего так. Только странный, – она неопределенно качнула головой и состроила гримасу. – Помешан на старинных фотках. Ну, знаешь, на всяких допотопных способах фотографии. Я пока еще не очень разбираюсь…
– А сколько платит?
Она назвала сумму вдвое меньшую, чем моя зарплата.
– Щедростью не отличается, – ухмыльнулся я.
– Но «помощница фотографа» звучит лучше, чем «приходящая уборщица» или «официантка летнего кафе», – она выразительно глянула из-под рыжей челки. – Сиди смирно.
Возразить было нечего. Я послушно выполнил ее приказ, а потом пристроился на высоком табурете перед стойкой в терпеливом ожидании, когда Юля загрузит фото в старенький компьютер и обработает мою физиономию в «фотошопе».
Пока она колдовала перед монитором, я огляделся по сторонам и словно провалился во временную дыру лет на сто назад. Убранство ателье, больше напоминавшего антикварную лавку или музей, подтверждало слова рыжей феи: его хозяин явно обожал ретро-стиль. Потертые витрины с резьбой по обеим сторонам от входа походили на громоздкие шкафы. Только вполне современный вид батареек, флешек, фотоальбомов и прочей мелочи на стеклянных полках возвращал в реальное время действия. Единственное окно-витрину, выходившее на улицу Гоголя, до самого пола скрывала плотная штора из мягкого бархата винного цвета. Такие же занавеси, подвязанные шнурами с бахромой, прикрывали дверные проемы в глубине помещения. Полумрак разгонял желтый свет из матовых плафонов в витой оправе, гроздью висевших под потолком. На стенах, до середины обклеенных светлыми обоями в полоску, а понизу обшитых панелями темного дерева, висели торжественные черно-белые фотопортреты в винтажных рамах. Над всем этим витал ощутимый запах каких-то химикатов.