Макс смеется:
— Просто у тебя там внутри слишком хорошо, но сегодня, я думаю, стоит тебя поберечь. Я уже попробовал тебя, и быть нежным больше не смогу.
Это была нежность? Я вспоминаю яростные толчки в конце, и неожиданно для меня по телу прокатывается горячая волна, завершаясь сладким спазмом в киске.
Лютаев посмеивается над мурашками, которые проступили, несмотря на то, что мы стоим под горячей водой.
— Меня радует, что ты такая отзывчивая.
Он снова меня целует, массирует плечи, проводит с нажимом вдоль позвоночника, вынуждая меня прижиматься к нему еще теснее.
Макс прав. Пожалуй, сегодня для меня достаточно, но что-то внутри меня, какой-то древний инстинкт, заставляет меня тереться всем телом об этого мужчину. Я даже осмеливаюсь прикоснуться к члену. Он упругий и приятный на ощупь. А под моими робкими пальцами становится совсем твердым.
— Девочка, что же ты творишь? — стонет Макс и разворачивает меня к себе спиной.
— Кариночка, упрись ручками в стену. Да, вот так. И сдвинь ножки.
Он просовывает член между ног и, потираясь о мою припухшую щелочку, продолжает покрывать поцелуями шею и слегка сжимать чувствительные соски.
Одна его рука кругами медленно спускается вниз, и я начинаю трепетать. Мое тело уже знает, что Макс собирается сделать, и ему все нравится.
Раздвинув срамные губы, Лютаев находит клитор и бесстыже его потирает. Уверенно и жестко, в такт своим движениям бедрами.
Скользящий вдоль сочащейся дырочки член, покрытый моими соками, покусывание шеи, сдавливание соска и рука, беспощадно ведущая меня к оргазму, — все это сводит меня с ума, вырывая из меня один стон за другим.
— Давай, девочка, ты должна кончить, — шепчет Макс. — Я так люблю смотреть, как ты кончаешь. Детка, сейчас!
И этот приказ действует.
Я взрываюсь фейерверком знакомых, но теперь еще более острых ощущений.
Мне кажется, на мгновенье я даже теряю способность слышать.
Макс все еще легко ласкает меня там, и я вздрагиваю и судорожно дышу от каждого прикосновения к пульсирующей плоти.
Лютаев подхватывает мое ослабевшее тело, заворачивает его в полотенце и выносит меня из ванной.
Где-то это уже было, хмыкает подсознание.
Правда в этот раз меня бережно несут на руках, а не забрасывают на плечо.
Макс усаживает меня постель и перехватывает мой взгляд, направленный на его стояк. Он все еще возбужден.
Стаскивая с меня влажное полотенце, Лютаев смотрит на меня голодным взглядом.
— Девочка, сладкая моя, — я слышу его хриплый голос. — Помоги мне.
Я вопросительно поднимаю на него глаза.
— Возьми его в рот.
— Но я не умею… — смущаюсь я.
Сама идея не вызывает у меня отторжения, но что делать, я понятия не имею.
— Я потом всему тебя научу, и использовать твой ротик тоже. А пока просто слушайся меня, — в предвкушении его голос становится совсем низким.
Неуверенно киваю.
Он приставляет головку к моим губам.
— Поцелуй его, положи на язычок.
Покорно выполняю, и слышу, как он шумно выпускает воздух из легких.
— Боже, девочка, я так об этом мечтал. С первого взгляда на тебя. Давай, малыш, сожми губки и пососи.
Это звучит немного грязно, но в то же время ласково, и я слушаюсь.
И тут же осознаю, что мне нравится.
Не сам минет, про это я пока еще не поняла.
Нравится то, как сжимаются от каждого движения губ, пальцы Макса на моих плечах. Он хочет положить мне руку на макушку, но останавливает себя. Я вспоминаю сцену со Юлей, берущей в рот в доме Комолова, Лютаев не собирается иметь меня в горло, понимаю я. По крайней мере сейчас, не сейчас.
Видя мое облегчение, Мак успокаивает:
— Не волнуйся, Карин, просто от мысли, что сидишь передо мной с моим членом во рту, я уже на грани, еще чуть-чуть, малыш, — просит он меня. — Твои губы сводят меня с ума.
Сводят с ума? Из любопытства я перестаю посасывать головку и трогаю ее языком, кончиком дразня уздечку. И добиваюсь того, что Макс с рыком требует:
— Открой рот, милая.
И в несколько движений рукой он доводит себя до оргазма и знакомит меня со вкусом своей спермы.
Похоже, Лютаева тоже не держат ноги, он заваливается на кровать, сгребая меня в охапку, перетаскивает к себе на грудь и, по-хозяйски положив руку мне на попу, целует в макушку.
— Хорошая девочка.
Я вспыхиваю смущенно.
— А теперь спи, все самое интересное, ждет тебя впереди.
И, немного поразмыслив, что у мужчин странное представление о самом интересном, я действительно засыпаю.
А утром я просыпаюсь очень поздно, несмотря на то, что мы отрубились еще до полуночи. Макса рядом нет, но в изножье постели он оставил мне футболку, ту самую.
Облачаюсь и отправлюсь на поиски хозяина квартиры, но она пуста. Плетусь на кухню. И, как я и ожидаю, на холодильнике меня снова ждет записка.
Отчего-то по спине пробегает мерзкий холодок. Дурное предчувствие.
Это ведь тоже уже было. Волшебные ласки ночью, и жесткое прозрение утром.
Поборов себя, читаю короткое послание: «В ванной есть нова зубная щетка. Вернусь в два». М-да. В этом весь Макс.
Сейчас, однако, уже почти час дня. Значит, скоро приедет. Меня посещает дурная мысль, приготовить обед. Знаю-знаю… Не стоит. Мужчины не любят подобные заходы, считая их женскими уловками, но мне, правда, хочется.
Проведя инвентаризацию имеющихся продуктов, решаю готовить азу, но не успеваю даже начать чистку овощей, как раздается тот самый стремный звук, это звонят в дверь.
Первая радость от того, что Макс вернулся пораньше, сменяется недоумением. У него есть ключи. Это кто-то чужой. Может, Олег? Ему не хватает адреналина, похоже.
Но нет. Это не он.
За дверью тот, кого я совсем не ожидаю.
Мы не виделись больше пяти лет.
Гордеев действительно решил навестить родной город, и почему-то свой визит начинает с квартиры Макса.
Глава 42. Старые знакомые
Макс знает Гордеева, но стоит ли его впускать?
В отношении Олега реакция Лютаева мне была более или менее понятна.
Не впускать Дениса, мне как-то неуютно, Гордеев все-таки слово свое держит даже пять лет спустя. Сделать вид, что никого нет дома?
Денис снова жмет кнопку, я хочу тихо отступить от двери, но больно ударяюсь бедром о тумбу и непроизвольно чертыхаюсь.
— Карин, ты? Не прячься. Охрана у подъезда сказала, что девочка Лютого дома.
Ох. Гремлю замками.
— Не трусь, Жизель, не сожру, — ухмыляется Гордеев, заходя в квартиру. Он непроизвольно смотрит на мои лодыжки, но сейчас шрам уже побелел, истончился и почти незаметен. Заметив, что я босиком, он разувается.
Надо же. Я думала, такие крутые перцы плюют на подобные вещи.
А он почти не изменился. Я откровенно разглядываю Гордеева. Только еще больше заматерел. Такой себе городской волчара. Сколько ему сейчас? Тогда было лет двадцать семь или двадцать восемь, и он уже гремел. Сейчас, стало быть, года тридцать три. Но я бы сказала, что он выглядит старше.
— Насмотрелась, — усмехается он, но не вздорно. — Веди, куда кости бросить.
Веду на кухню, потому что не знаю точно, куда можно гостям. Я в Максовой планировке до сих пор не разобралась.
На кухне при дневном свете еще раз убеждаюсь, что внешне Гордеев стал еще жестче и опаснее. Если Макс просто выглядит угрожающе, то в Денисе как будто взведена пружина, в любой момент готовая отпустить курок. Последняя встреча состоялась у нас с ним зимой, тогда я думала, что таким здоровяком он выглядит из-за верхней одежды.
Сегодня Денис одет в голубые джинсы и белую рубашку, и я вижу, что он такой же качок как Раевский.
И усмехаюсь себе.
Такой вот портрет молодого российского политика.
Может, я именно поэтому не подозревала в Олеге танцевальных талантов? Люди с такой массой тела редко легко двигаются. Интересно, Гордеев умеет танцевать?
А Гордеев усаживаясь тоже времени не теряет и разглядывает меня. Насмешливо пробежав взглядом по очевидно Максовской футболке, он резюмирует:
— Выходит, у охраны верные сведения. Раз ты не просто все еще здесь, а в таком виде и, — он кивает на зону приготовления, где я уже положила продукты, — хозяйством занимаешься, значит, вы с Максом нашли общий язык. Что ж, я тебе еще и личную жизнь устроил, а ты не здороваешься даже.
Я понимаю, что на самом деле не проронила ни слова, наверно, это выглядит грубо.
— Извини, растерялась. Не ожидала тебя увидеть, — тараторю я.
— Расслабься, детка. Ты уже пришла в себя, или еще винишь во всех своих бедах меня? Если нет, то, думаю самое время угостить меня кофе. Я заебался сегодня.
Запускаю кофеварку. Не очень представляю, как с ним разговаривать. Явно не в том тоне, что разговаривала с ним тогда. Хмыкаю. Юльку бы сюда.
— Вы с Максом договорились встретиться? — прощупываю я почву.
— Договорились, — соглашается Денис. — Правда, позже и в другом месте, но я освободился раньше. Перелет был в рань несусветную. Башка до сих пор трещит.
Я ставлю перед ним чашку.
— А Макс в курсе, что ты к нему пришел? Он должен скоро вернуться, но, может стоит дать ему знать? — робко уточняю я.
В отличие от себя из прошлого, сейчас я действительно перед ним робею.
— Угу, Лютый прискачет как наскипидаренный и завалит меня работой. Дай передохнуть, Жизель, говорю же, башка трещит.
— Тебе бутерброд сделать?
Даже как-то неловко. Но предложить шикарных блюд не могу, азу и то в разобранном виде. Хочешь — сырое мясо кусай, хочешь — от чеснока откусывай.
— А с чем? — заинтересовывается моим предложением Гордеев.
— С бужениной, — вспоминаю я результаты своей продуктовой ревизии.
— Давай три, — великодушно разрешает он и усмехается моему удивлению. — Че смотришь? Я не всегда одну черную икру жрал.
Пока я терзаю ножом хлеб и буженину, Денис располагается поудобнее, вытягивая ноги и попивая кофе.
— У Лютого синдром гиперопеки, — внезапно осчастливливает меня информацией Гордеев и, разумеется, полностью приковывает мое внимание. — Я это тебе говорю, чтоб ты заранее смирилась. Он будет тебя контролировать, оберегать, поступать так, как считает нужным для твоей безопасности. В целом его можно понять.