Мама тоже вышла замуж – за какого-то хипстера младше ее на десять лет. Теперь это твой новый отец. У него, как и у прежнего, борода, но уверяю, что со службой в церкви это не связано. Я не очень хорошо с ним знаком, но вот некоторые положительные качества, которые я успел отметить: не смеется над шутками про «баб» и «голубых», слушает Дэвида Боуи, не ест маслины. Из негативных качеств: однажды он сказал: «Ну, в целом Дональд Трамп ничего…» Просто не развивай с ним эту тему.
Я твоя сестра. Мой внутренний голос по-прежнему разговаривает со мной в мужском роде, а я всегда сокращаю свое имя до «Васи» – так, как это впервые сделал ты. Мне все еще нравится твоя одежда, но не хватает обновления гардеробу, так что, надеюсь, через несколько лет ты снова начнешь делиться своими вещами.
Рома больше не Рома, а Маргарита. Она замужем, работает социальным работником. Мы с ней общаемся время от времени, и однажды я спросил, не была ли она удивлена, когда пришла работать в детдом и встретила там ребенка по имени Гордей. Но она сказала:
– Сейчас как только детей не называют… Я видела Платонов, Елисеев, Демьянов и Серафимов, так что Гордеями меня теперь не удивить.
– И все-таки они очень похожи…
Маргарита только пожала плечами. Ее, кажется, смешит, что я верю в твою реинкарнацию, потому что, кроме этого, я еще верю в Иисуса, а это вроде как несочетаемые вещи. Но ограничения придумывают люди, а не Бог.
Я однажды залез в систему поиска людей, которая находит профили из всех социальных сетей мира – нужно только ввести поисковые данные. Так вот, первого сентября родились сотни Гордеев по всей планете, и, конечно, какая-то часть из них – в день твоей смерти. Это вполне возможное совпадение, поэтому мне все еще сложно до конца определиться, что я думаю насчет твоего внезапного появления в наших жизнях. Я недостаточно верующий, чтобы потерять часть своей рациональности, но и недостаточно рационален, чтобы потерять часть своей веры. Кажется, это и называется сомнением. А сомневаться – значит верить, да?
Ты, наверное, думаешь, что тогда, восемь лет назад, мама нашла меня на кладбище и привела домой? Нет, я так на нем и остался, я до сих пор на нем лежу. Я думаю и думаю о тебе, все восемь лет, как одержимый. Пытаюсь найти ответы, которых ты не оставил, и задаю вопросы, на которые невозможно найти ответы. То начинаю верить в Бога, как никогда раньше, то отталкиваю религию как безумную идею, которой мы приносим жертвы. Кажется, все мои жизненные выборы до того момента были продиктованы твоим поступком – я пошел учиться на психолога, потому что думал, что это поможет мне кого-то от чего-то спасти. На самом же деле я просто пытаюсь спасти себя.
В моей памяти тебе навсегда останется шестнадцать, а мне – тринадцать. Я запомнил нас в те летние дни: на парковках, на крыше, в полицейском участке, на чердаке. Как ты собирался ночью, чтобы уйти, и как мы лежали вместе в кровати – наш последний день вместе отпечатался в памяти до каждой мелочи, и это неизгладимо. Я расту, но не запоминаю себя взрослым, потому что весь остался в том лете, вместе с тобой; я законсервировал тот год и проживаю его снова и снова.
Я не знаю, действительно ли ты вернулся ко мне, или я просто хочу думать, что ты вернулся, но как бы то ни было: мы вечны в моих глазах. Времени для нас не существует. Смерти – тоже.