Мама бросила Брэда, папа оставил свою чирлидершу, и они счастливо женаты уже двадцать пять лет.
Папа называет это историей их становления. Он получает удовольствие оттого, что рассказывает об этом. Но, мама… это странно. Иногда, когда она говорит об этом, на ее лице все еще появляется странное выражение недоверия. Как будто она не может понять, как Гэвин Бартлетт мог предпочесть ее, Джемму Макклири, какой-то болельщице, с которой встречался в старших классах. Я не понимаю, почему она так озадачена. Конечно, он выбрал ее. Мама – самый классный человек, которого я знаю.
Она с любопытством вглядывается в экран компьютера, затем поднимает голову и, прищурившись, смотрит на папу.
– Ты не сможешь ловить рыбу в этом, Гэвин.
– Но разве она не прекрасна?
– Ты можешь ловить в ней рыбу?
– Ну, нет, но…
– Тогда она уродина, – заявляет мама. – Совершенно отвратительная.
Папа надувает губы.
– Портишь удовольствие. – Он откидывается на спинку своего кресла на колесиках. – Что привело тебя сюда, дорогая?
– Сегодня я отработала только полдня, вот и решила занести что-нибудь на обед своим мальчикам.
Она лезет в свою сумку и достает пару бутербродов, завернутых в фольгу. Они «мужского размера», как она это называет. То есть каждый бутерброд размером примерно с коробку из-под обуви.
– Огород растет просто бесконтрольно, поэтому я пытаюсь использовать все, что могу. Нарвала свежих помидоров, листьев салата, перца. И еще купила немного мясных деликатесов у мясника в городе. Жареную ветчину, которую ты любишь.
Глаза папы загораются.
– О боже, да. Спасибо, Джем.
– Как поживают мои детки? – спрашиваю маму. – Ты присылаешь мне недостаточно их фотографий.
– Потому что у меня есть более неотложные дела, чем фотографирование твоих собак, милый. Ну, знаешь, например, ходить на работу каждый день?
– Детки в порядке, – уверяет меня папа. – На прошлой неделе Полли прикончила кролика и притащила нам его голову в знак своей любви.
Я хохочу.
– А вчера Фадж забрался в кладовку и съел полкоробки печенья, а потом пердел всю ночь. Около десяти он заснул мертвым сном и перданул так громко, что проснулся сам. Перепугался, лаял целых пять минут.
Теперь я просто не могу перестать смеяться.
– Черт, не могу поверить, что пропустил это.
Прислонившись к краю стола, мама смотрит на папу и кивает в мою сторону.
– Ты уже спрашивал его?
Я смотрю на них обоих.
– О чем?
– Нет, у меня еще не было возможности, – отвечает он ей. – Отвлекся, просматривая фотографии лодок. – Папа поворачивается на кресле, заложив руки за шею. – Это большая просьба, но мы надеялись, что ты сможешь оказать нам услугу, сынуля. Ты ведь знаешь, что мы планировали отправиться в путешествие осенью?
Я киваю.
– Неделя в Калифорнии, помню.
– Верно. Что ж, мы надеемся отсутствовать чуть дольше недели. И решили, что раз мы уже на западном побережье, то должны устроить из этого настоящий праздник. Добавить Гавайи в свой маршрут.
– Гавайи! – Мама взволнованно хлопает в ладоши.
Я встаю со стула и направляюсь к кулеру с водой, чтобы налить себе стаканчик.
– Так как долго вас не будет?
– Если ты согласен, то это займет месяц, – говорит папа. – Твой контракт с клубом истекает в сентябре, верно?
– Да.
Я не преподаю парусный спорт в межсезонье, работаю только с апреля по сентябрь. После этого перехожу на полный рабочий день в дилерском центре. Но я никогда раньше не управлял им в одиночку. Всегда только с отцом, так что обязанности распределялись довольно равномерно. Работа в одиночку в течение целого месяца означает гораздо больше часов.
С другой стороны, и зарплата будет больше. Я мог бы потратить все дополнительные деньги на покупку собственной парусной лодки.
– Думаю, я смогу с этим справиться, – медленно произношу я.
– Спасибо, милый. – Мама подходит и быстро обнимает меня, кладя подбородок мне на плечо. – Мы очень ценим это.
– Я же говорил тебе, что мы можем на него положиться, – говорит папа с довольной улыбкой. – Семья всегда заботится о семье, верно, сынуля?
– Ага.
* * *
После того как мама уходит, остаток рабочего дня пролетает незаметно. Примерно в час мы сталкиваемся с наплывом туристов, желающих узнать об аренде лодок, которую мы также предоставляем. Мы с папой так заняты, что у нас даже нет возможности попробовать бутерброды. Позже, по дороге домой, я съедаю свой в джипе.
Как всегда, я быстро проверяю дом Джексонов, когда вхожу, просто чтобы убедиться, что ничего плохого не случилось, пока я был на работе. Дикие животные не забрались внутрь, жадные до денег хулиганы ничего не вынесли. Ура. Все отлично, поэтому я поднимаюсь наверх, переодеться в домашнюю одежду.
Мой план на ночь – проваляться все время на диване, бессмысленно пялясь в телик, ведь завтрашний день обещает быть насыщенным. Работаю с папой до четырех, затем мчусь в яхт-клуб, чтобы провести пятичасовой урок безопасности для группы подростков, которые надеются получить сертификат, необходимый для участия в гонках на лодках в одиночку. Мне нравится, что клуб спонсирует юношеские программы для юных моряков: я находил их такими ценными, когда был в том же возрасте. Мне бы очень хотелось, чтобы мы предлагали клубные забеги для подготовки детей к национальным соревнованиям, но, по крайней мере, они могут соревноваться в нашем дочернем клубе в Чарльстоне.
Я как раз натягиваю на бедра пару серых спортивных штанов, когда замечаю какое-то движение в доме напротив. Опять эта странная синхронизация, происходящая у нас с Кэсси. Когда она проходит мимо своего окна, я прищуриваюсь, хмурюсь, затем хватаю телефон, чтобы отправить ей сообщение.
Я: Ты собираешься надеть розовое на свидание? Нет.
Кэсси: Почему нет??
Я: Потому что ты потеряешься в море сахарной ваты. Не будешь выделяться.
Кэсси: Но я мило выгляжу в розовом.
С этим не поспоришь. Так уж получилось, что Кэсси выглядит мило во всем, но я держу это наблюдение при себе. Ведь именно я настоял на том, что нам нужно остаться друзьями. Сказать ей, какая она горячая, означало бы послать противоречивые сигналы и сбить с толку нас обоих. И, честно говоря, я офигеть как наслаждаюсь этой дружбой. Тусоваться с Кэсси – чертовски естественно. Нам весело вместе, и мне не нужно постоянно быть на пределе своих возможностей. Я могу дурачиться и нести любую чушь, которая придет в голову, и, как хороший друг, Кэсси просто посмеется и не осудит.
Стоя у окна, Кэсси теребит край своей косы, явно обдумывая что-то. Затем набирает еще одно сообщение.
Кэсси: Ладно. Стой на месте.
Занавески задергиваются. Хотя не думаю, что она понимает – они прозрачные, особенно когда в спальне горит свет. Белый тюль почти не скрывает силуэта девушки из дома по соседству.
Не смотри.
Слишком поздно.
В моей крови бурлит жар, оседая прямо в яйцах, стягивая их туже некуда. О, черт. Никогда не думал, что силуэт может так сильно возбудить. У меня в горле суше, чем в пустыне. Я наблюдаю, как восхитительная фигура Кэсси перемещается по комнате. Затем она на мгновение исчезает. Думаю, в гардеробной. Потом возвращается, и мой член чуть ли не плачет от радости. Я наполовину тверд и не могу удержаться, чтобы не пялиться. Сейчас она в профиль. Ее руки поднимаются, когда она натягивает одежду через голову. От этого движения ее грудь выпячивается, открывая идеальный вид сбоку.
Боже милостивый. Она невероятна.
Быстро сглотнув, я отвожу от нее свой извращенный взгляд и делаю мысленную заметку в следующий раз подрочить перед тем, как даже думать о том, чтобы переступить порог спальни. Похоже, мне придется обуздать все искушения, прежде чем предаваться им в будущем.
Шторы раздвигаются, и Кэсси появляется снова, одетая в белый сарафан. Вместо лифчика на ней топ от бикини, или, по крайней мере, я думаю, что именно к нему относятся эти тонкие бретельки. Розовые завязки выглядывают из-за лифа, поднимаются вверх по ключицам и обвиваются вокруг шеи. Само платье длиной до колен, юбка развевается, когда девушка пару раз кружится, после чего отправляет мне сообщение.
Кэсси: А теперь выслушай меня. Да, я добавила немного розового с этим топом от бикини. Вот почему: я считаю, что разумно сочетать этот цвет с оттенком сахарной ваты. Мы будем дополнять друг друга.
Я: Допускаю.
Кэсси: Тебе нравится?
Она делает еще один поворот, и я притворяюсь, будто вид ее обнаженного бедра не творит с моим телом немыслимые вещи.
Я показываю ей большой палец, затем печатаю:
«Иди и возьми его, тигрица».
* * *
Около полуночи я, наконец, сдаюсь и признаю – уснуть не получается. Но это определенно не имеет никакого отношения к тому факту, что я до сих пор не слышал шума мотора машины, остановившейся у дома по соседству, и не видел, как в ее спальне зажигается свет. Очевидно, Кэсси все еще с этим чуваком Аароном. Я рад за нее. Она заслуживает веселья. Моя неспособность погрузиться в сон вовсе не связана с Кэсси. Совсем.
Я спускаюсь к причалу и сажусь на самый край, свесив босые ноги вниз. И все же предположим, что именно Кэсси – причина, по которой я по-прежнему не сплю. Очевидно, это просто означает, что я хороший друг. Друг, который беспокоится о благополучии другого. То есть мне ведь ничего не известно об этом парне Аароне. Но я уверен в одном: карнавал закрывается в одиннадцать. Так что, вообще-то, она уже должна быть дома.
Если только она не поехала к нему домой.
Мои плечи напрягаются. Его брат сказал, что они остановились в съемной квартире в северной части города, прямо у воды. Это напоминание заставляет меня нахмуриться. Я надеюсь, он не убедит ее устроить ночные плавания. Вода там более беспокойная. Туда мы обычно ходим заниматься серфингом. Клянусь богом, если гребаный Аарон допустит, чтобы Кэсси затянуло в море жутким полуночным приливом…