Мне вдруг ужасно хочется закурить. Я курю только тогда, когда пью, и то такое случалось, может, максимум раз или два, но в эту секунду мне не помешала бы небольшая помощь, чтобы унять нервозное ощущение внутри. Однако мои сигареты остались дома, поэтому я подумываю о том, чтобы вместо этого пойти поплавать. Позволяю пальцам одной ноги скользить по воде и обнаруживаю, что она намного теплее, чем ожидалось. Я уже собираюсь снять рубашку и нырнуть в воду, когда экран моего телефона вспыхивает.
Кэсси: Ты не спишь?
Я тихо смеюсь. План искупаться мгновенно отбрасывается, я тянусь за телефоном.
Я: Это зов плоти или разбор полетов?
Кэсси: Разбор полетов. Мне нужен мой второй пилот как можно скорее.
Я: Я на пристани.
Кэсси: Буду там через две минуты.
Тяжесть в груди исчезает, будто кто-то щелкнул выключателем. Я стараюсь не слишком сильно задумываться об этом. Для нашей дружбы крайне важно, чтобы я этого не делал.
У подножия склона шелестит высокая трава, что заставляет меня обернуться и заметить Кэсси, выходящую из тени. Ее волосы больше не заплетены в косу, а ниспадают на плечи. В своем белом платье, с босыми ногами и распущенными медными волосами она выглядит почти неземной. Практически плывет ко мне по причалу.
Она плюхается рядом, свесив ноги с края, и издает жалобный стон.
– Привет.
Я ухмыляюсь.
– Настолько плохо?
– Нет. Совсем не плохо. Мы засиделись за полночь, так что, очевидно, в графе «плюсы» много галочек.
И все же она явно расстроена.
– Ладно, выкладывай. Рассказывай мне все, шаг за шагом.
– Он очень забавный. Умный. Не перехватывал разговор. Задавал мне много вопросов, но это не было похоже на допрос. Просто хорошая беседа. Все протекало довольно легко.
– Пока только плюсы.
– Он взял меня за руку и не спросил заранее, можно ли ему это сделать. Я подумала, что подобную уверенность ты расценишь как плюс.
Я усмехаюсь.
– О, безусловно. Что еще?
– Он боится высоты, но все равно прокатился на колесе обозрения после того, как я сказала, как сильно мне нравится смотреть на город сверху. Это был еще один плюс.
– Согласен.
– Карнавальные площадки закрываются в одиннадцать, так что мы ушли, а потом купили коктейли. Мы сидели на парковке и разговаривали, и… – Она делает паузу, и я замечаю, как на ее щеках появляется румянец. – Мы определенно чувствовали друг друга.
– Пока все хорошо, – замечаю я, игнорируя странное стеснение в груди. – Как ему удалось все это испортить? В чем были минусы?
– Только один минус, на самом деле. – Она поворачивается ко мне с выражением поражения на лице. – Это поцелуй. Боже мой, Тейт.
– О черт. Наш малыш Аарон ничего не смог? В чем была проблема? Слюна? Потому что, возможно, это не его вина. Мой друг Чейз однажды встречался кое с кем с неким повышенным слюноотделением…
– Не слюна, – вставляет она. – Это был язык.
– Слишком много языка?
– Слишком много – это еще мягко сказано. И прямо с самого начала. То есть еще до того, как наши губы соприкоснулись. Он закрыл глаза и вытащил язык, сразу же. Хочешь, продемонстрирую?
– Нет, думаю, я понимаю…
Кэсси игнорирует мое возражение и все равно демонстрирует.
– Это было вот так. – Она зажмуривает глаза, высовывает язык и несется прямо к моему лицу.
Это так выбивает из колеи, что я инстинктивно отступаю назад.
– Срань господня. Только не это.
– Ага, так и было. Ужас.
Я пытаюсь сдержать смех, клокочущий у меня в горле, но это трудно.
– Ладно, – осторожно говорю я. – Это звучит… неприятно. Но как только губы соприкоснулись, стало лучше?
– Нет, – стонет она. – Все было просто «слишком», знаешь. Я думаю, он очень старался быть страстным, но у него это нисколько не выходило. Когда все наконец закончилось, я почувствовала себя так, словно пробежала марафон. Или еще хуже. Как будто… как будто сменила пододеяльник.
– Ты просила его притормозить?
– Нет.
Я закатываю глаза.
– Почему, черт возьми, нет?
– Не знаю. – Она смущенно пожимает плечами, пальцами теребя подол платья. – Я не такая.
– Какая? Та, что просит чувака не засовывать свой язык в глотку и не притворяться, будто вы сражаетесь на мечах во время поцелуя?
– Я не та, что говорит кому-то, что он плохо целуется, – поправляет Кэсси.
– Просьба двигаться помедленнее не значит, что он плохо целуется, – спорю я. – Ты просто озвучиваешь свои потребности.
– Озвучиваю потребности? Ты что, гуру самопомощи?
– Очевидно, тебе это нужно, – обвиняюще говорю я, сверкая улыбкой, чтобы она поняла, что я наполовину шучу.
– Почему? Потому что я слишком вежлива, чтобы сказать парню, что он все делает неправильно?
– Ты бы предпочла быть вежливой или получить удовольствие от поцелуя? И в любом случае не нужно подходить к этому вопросу так, словно это он делает что-то неправильно. Нужно все свести к себе. Ты отстраняешься и говоришь что-то вроде… – Я размышляю. – Мне нравится делать это медленно. И постарайся говорить с придыханием, даже извиняющимся тоном, словно это твоя проблема. Понимаешь, что я имею в виду?
На ее лице мелькает настороженность.
– Или ты могла бы отстраниться и прошептать что-то вроде: «Мне нравится, когда меня дразнят». Затем взмахни ресницами, одари его взглядом горячей девчонки и прикажи ему немного подразнить тебя.
Теперь она выглядит заинтригованной.
– Ладно, у тебя неплохо получается.
– Я в курсе, – самодовольно говорю я.
– Знаешь, все это легче сказать, чем сделать. Довольно просто представить, как я говорю и делаю все это постфактум. Однако в нужный момент я впаду в ступор. Люди так уязвимы, когда целуются. Это типа суперопасное состояние. Когда он целует меня, его самооценка висит на волоске. Одно негативное слово с моей стороны, и это позор, который он будет носить с собой вечно. – Она тяжело вздыхает. – К тому же я не люблю конфликтов.
– Во-первых, если ты веришь, что твоя критика будет преследовать этого чувака вечно, значит, ты придаешь слишком большое значение собственному присутствию в его жизни. Либо так, либо ты цепляешься за всякое постыдное дерьмо гораздо дольше, чем большинство людей, а это уже совсем другой разговор. И во-вторых, я почти уверен, что практически все люди на земле не любят конфликты. Ведь это просто гребаный отстой. – Я наклоняю голову набок. – Хочешь попрактиковаться на мне?
– Практиковаться в чем? – Она морщит лоб.
– В напористости. – Я поворачиваюсь так, чтобы оказаться с ней лицом к лицу. Кэсси снова краснеет, глубоким, заметным румянцем. – Да ладно, я думаю, тебе это пойдет на пользу. Я проделаю эту штуку с языком, и давай посмотрим, как ты с этим справишься.
Кэсси выплевывает недвусмысленное «Нет!».
– Слушай, это отличная идея. Это будет упражнение на самоутверждение и смягчение последствий конфликтов. – Я верчу шеей, разминаясь. Когда Кэсси вздыхает, глядя на меня, я приподнимаю бровь. – Что? Для этого мне нужно быть гибким. Готова?
– Нет.
– Отлично. Я начинаю!
Я бросаюсь вперед с закрытыми глазами, скользя языком по воздуху.
Кэсси вскрикивает и толкает меня в грудь, чуть не сбивая с причала. Затем сгибается пополам от смеха, что заставляет меня хохотнуть, пока я пытаюсь восстановить равновесие. У нее поднимается настроение, так что это уже хорошо.
– Ох, господи. Ты уверен, что тебе двадцать три и ты не ребенок-переросток?
– Мама сообщила мне, что все мужчины – дети-переростки до тридцати лет. – Я фыркаю. – Или, как в случае с моим отцом, даже в сорок пять.
– Так вот откуда у тебя это.
– Моя потрясающая внешность? Да.
– Я имела в виду твои выходки.
– Выходки? Я пытаюсь помочь тебе, рыжик. Тебе нужно научиться высказываться. Озвучивать свои потребности. Только не говори мне, что ты не сидишь тут и не мечтаешь о том, что вечер мог бы пройти совсем иначе. – Я встречаюсь с ее внезапно встревоженным взглядом. – Ты жалеешь, что ничего не сказала, не так ли?
– Да, – признается она. – Жалею.
– Окей. Тогда я серьезно – потренируйся на мне. Давай попробуем еще раз.
Она подозрительно смотрит на меня.
– Ты собираешься снова наброситься на меня со своим языком?
– Не-а. – Я подмигиваю. – Но приготовься к худшему поцелую в своей жизни.
Глава 13
Тейт
Несколько часов назад я приказывал себе поддерживать платоническую дружбу любой ценой. Что ж, возможно, этот план провалился, ведь – и я могу ошибаться – поцелуи едва ли подпадают под категорию чего-то платонического.
В свою защиту скажу – это нельзя классифицировать как поцелуй. По крайней мере, не приятный или приемлемый поцелуй. Соприкосновение наших губ – настоящая катастрофа. Ничто не сравнится с тем жарким поцелуем, которым мы обменялись в доме Хартли, когда касание мягких, теплых губ Кэсси возбудило меня настолько, что мне потом было трудно ходить. Этот поцелуй властный и небрежный. У нас обоих проблемы с дыханием, и не в сексуальном смысле. Мой язык, как у звезды боевика, брыкается у нее во рту, словно мы сражаемся за доминирование. На самом деле это вроде как утомительно.
Ее возмущенный вопль вибрирует у моих губ.
– А-а-а, прекрати! Это ужасно! – Она отталкивает меня.
Я смеюсь, вытирая излишки слюны с подбородка.
– Не-а. Мы оба знаем, что на самом деле ты никогда бы ему подобного не сказала. Давай заново. Перенаправь негатив в положительное русло. Сделай это своей проблемой, помнишь?
Ей мгновенно становится стыдно.
– Верно. Я забыла. – Ее губы насмешливо поджимаются. – Извини, что толкнула тебя.
– Все в порядке. – Я делаю глубокий вдох, чтобы запастись кислородом, затем ныряю во второй раунд.
На этот раз, когда мой язык прокладывает себе путь сквозь ее приоткрытые губы, я чувствую твердое прикосновение к своей грудной клетке. Затем Кэсси неловко отстраняется и приказывает: