– Ладно, народ! Сегодня было супервесело, а? Настоящий пик веселья! И я с нетерпением жду возможности снова увидеть всех вас завтра рано утром! Мы начнем полосу препятствий ровно в восемь сорок пять – остальные завтрашние соревнования указаны в расписании, которое мы на этой неделе отправили вам по электронной почте. Все закончится примерно в час тридцать пополудни, а церемония награждения победителей начнется в два. Пока мы с вами тут болтаем, сегодняшние турнирные успехи вывешиваются на здании туристического центра, так что обязательно загляните, прежде чем отправиться домой!
В тот момент, когда она заканчивает говорить, кажется, что все присутствующие на пляже внезапно становятся инфантильными детьми. Толпа спешит через улицу к туристическому центру, маленькому синему зданию, стоящему у входа на набережную. Рядом с дверью на мольберте стоит огромная классная доска с написанной на ней таблицей. Женевьева практически кидается к ней. Изучает минутку, затем пробирается сквозь другие команды обратно к нам.
– Мы на третьем месте в общем зачете, – категорично произносит она.
– Это здорово! – парирую я. – Почему у тебя такой сердитый вид?
– «Хартли и Сыновья» на втором месте.
– Черт возьми, – рычит Маккензи.
Первое место в настоящее время занимают пожарные, а яхт-клуб на четвертом. Когда я вижу Тейта, бредущего в мою сторону, показываю ему язык, словно гадкий маленький ребенок.
– Мы вас опережаем.
Он хлопает себя по груди, будто в него попала пуля.
– О нет. Мое эго с этим не справится. Возможно, понадобится минет, чтобы стало получше.
Я хихикаю, и он обнимает меня одной рукой, наклоняясь, чтобы запечатлеть поцелуй на моих губах. Сердце замирает, ведь я по-прежнему не могу привыкнуть к реальности, в которой Тейт Бартлетт просто подходит и целует меня.
– Это было весело, – говорит он.
– И правда. Ты участвовал в соревнованиях в прошлом году?
Он кивает.
– Мы заняли второе место в общем зачете. И третье за год до этого.
– Гляньте-ка на него, собирает трофеи направо и налево.
– Детка, даже не говори мне о них. Отец хранит все трофеи, которые я когда-либо выигрывал в своей жизни с тех пор, как мне исполнилось пять. Сборщики пыли по всему дому, чтобы ты понимала.
– Какие трофеи ты выигрывал в пять лет? – вопрошаю я.
– Ты прикалываешься? В пять я выиграл свою первую гонку на лодке. Чертов трофей был выше меня ростом. – Он ухмыляется. – Почти уверен, что у папы дома хранится эта фотка в рамке. Крошечный я, изо всех сил пытающийся удержать монструозный трофей.
– Мне нужно увидеть эту фотографию. Достань ее.
– Я посмотрю, по-прежнему ли она стоит на самом видном месте в кабинете отца, – со смехом обещает Тейт.
– Эй, – перебивает Эван, толкая Тейта локтем в плечо. – Приходите на костер у нашего дома. – Он подмигивает мне. – Надо отпраздновать наше лидерство.
Я смотрю на Джен, которая стоит рядом с Эваном.
– Братаемся с врагом, а? – говорю я, приподнимая бровь.
– Ну, мы живем вместе.
– Справедливо. Допускается, ладно. Ты хочешь пойти? – спрашиваю я Тейта.
– Типа как на свидание? – Он изображает неуверенность. – Даже не знаю. Это большое обязательство.
– Супер. Значит, пойду одна.
– Не, я пойду. Заеду к своим на ужин, а после за тобой.
Тейт убирает руку с моего плеча, но не отпускает меня полностью – его рука мгновенно находит мою. Когда Тейт переплетает наши пальцы, от меня не ускользает веселый блеск в глазах Эвана.
– Значит, теперь это в порядке вещей, да? – спрашивает он.
И снова мы с Тейтом отвечаем одновременно.
– Вроде того.
– Может, чуть-чуть.
Глава 27
Тейт
Еще до того, как повернуть ручку входной двери, я слышу взрыв шума за ней. Детки всегда знают, когда кто-то возвращается домой. Особенно когда это их папочка. И действительно, в тот момент, когда я вхожу внутрь, в меня врезаются два торнадо.
– Привет, ребятки. – Я падаю на колени, дабы выказать им свою любовь. – Ох, я так сильно скучал.
Фадж, наш шоколадный лабрадор, обеими лапами обхватил меня за шею. Он любит обниматься. Полли, наша овчарка, ждет своей очереди, как подобает настоящей леди, коей она и является. Она всегда притворяется стесняшкой. Просто сидит и выглядит настолько прелестно, что в итоге я не могу устоять.
– Иди сюда, ты, красотка, – говорю я ей, и вскоре она пытается забраться ко мне на колени, ведь эти двое вечно забывают, какие они большие. Болонки весом в девяносто фунтов. Раньше у нас была еще и третья собака, бордер-колли по кличке Джек, но он умер прошлой зимой. Я скучаю по старику. Когда я глажу ее за ушами, Полли радостно высовывает язык. Затем опускается на деревянный пол и подставляет мне свой живот. Фадж делает то же самое, и вот передо мной восемь лап, торчащих вверх, и два животика, требующих, чтобы их погладили.
Именно в таком положении мама и находит меня.
– Я не помешала? – сухо спрашивает она.
При звуке ее голоса собаки вскакивают на ноги, мгновенно перестав обращать внимание на возвращение своего блудного папочки. Когти стучат по полу, пока псы несутся неизвестно куда. Я лишь капля воды в океане их жизни.
– Черт. А я думал, они скучали по мне, – замечаю я, наблюдая за исчезающими хвостами собак.
– Кстати о пропавших без вести. Привет, малыш. – Мама смеется и обнимает меня. – Ненавижу, что ты присматриваешь за этим домом.
– Нет, это неправда. Ты любишь проводить время наедине с папой.
– Ну да. Но это не отменяет того, что я скучаю по своему сыну.
– Мы переписываемся каждый день.
– Все еще скучаю. Ты голоден? Ужин почти готов.
– Умираю с голоду. Где папа?
– Наверху, в своем кабинете. Он забыл заполнить кое-какие бумаги на работе, так что хочет уладить все перед ужином.
– Ладно. Пойду поздороваюсь с ним. Нужно взять кое-что из его кабинета.
Поднявшись, вижу, что папина дверь открыта. Я подхожу и легонько стучу в нее.
– Пап?
– Да, малыш, заходи. – Он приветствует меня широкой улыбкой. – Как дела? Как прошли Пляжные игры?
– Напряженно. Пока мы на четвертом месте.
– Кто на первом?
– Парни из пожарной части. Они вечно побеждают. – Я подхожу к стеклянному шкафу, занимающему всю стену офиса.
Это в общем-то святыня нашей семьи, в которой собраны все достижения, накопленные нами за эти годы. Папины бейсбольные трофеи и фотографии, сделанные во время его пребывания в Сент-Луисе. Их с мамой свадебные снимки. Все мои детские трофеи и ленточки за первое место. Зажатая между маминым дипломом колледжа в рамке и копией договора на «Пристани Бартлетта», стоит фотография, о которой я рассказывал Кэсси. Я на ней позирую после первой парусной гонки, в которой когда-либо участвовал, держа в руках первый трофей, который когда-либо выигрывал. Или, скорее, пытаюсь удержать его. Выражение моего лица ясно говорит, что я изо всех сил стараюсь не позволить этой штуке расплющить меня.
– Ты не возражаешь, если я вытащу эту фотку? – Я указываю на снимок.
– Дерзай, – усмехается он. – Решил прогуляться по аллее воспоминаний?
– Нет, просто я рассказывал Кэсси об этом случае. Подумал, она получит удовольствие, увидев фото. – Я открываю шкаф и осторожно беру рамку, затем ставлю ее на край папиного стола и вожусь с камерой своего телефона, пока блики не исчезают. – Блин, да я же просто симпатяжка, – замечаю я.
Папа фыркает.
– И к тому же очень скромный.
Я фотографирую снимок, затем возвращаю рамку в шкаф. Пока закрываю дверцу, мой взгляд натыкается на другую фотографию в рамке, на которой изображен мой отец в более молодом возрасте, свисающий с мачты сверкающей белой яхты. Он улыбается от уха до уха. Наслаждается жизнью.
– Это плавание от Гавайев до Австралии? – спрашиваю я, оглядываясь через плечо. – То, на которое у тебя ушел месяц?
– Тридцать два дня, – подтверждает он. – Боже, что за приключение. Я чуть не погиб во время урагана «Эрма».
– Звучит забавно. – Моя улыбка увядает, когда я внезапно вспоминаю о предложении Гила Джексона. Эта тема постоянно крутилась у меня в голове, не давала покоя, но я пока не принял никаких решений. Покинуть залив было бы огромным обязательством. И само собой, я смогу сделать это за шестьдесят дней, но кто знает, представится ли мне еще такая возможность. Если я соглашусь, то хочу максимально использовать свое время на «Безупречности». То есть четыре месяца. Четыре месяца и приключение всей жизни.
– О-о, ты как-то посерьезнел. – Папа поворачивается на стуле, закидывая руки за голову. – Что происходит, малыш?
– Гил попросил меня доставить «Безупречность» ему в Новую Зеландию.
Его брови взлетают вверх.
– Серьезно?
– Скажи? – Я прислоняюсь к книжной полке. Колеблюсь, потому что ценю мнение отца. Но также знаю, что он не захочет, чтобы я уехал так надолго. – Они купили дом в Окленде и планируют прожить там полгода. Лодка понадобится им там к Новому году. Они мне, конечно, заплатят.
Теперь папа поражен.
– Ты хочешь это сделать?
– Конечно да. А что? Думаешь, мне не следует?
Его непринужденная поза меняется, руки опускаются, ладони сцепляются вместе на коленях. Выражение его лица становится серьезным по мере того, как он обдумывает вопрос.
– Где будет отправная точка? Калифорния?
– Флорида. Чтобы отплыть из Чарльстона в порт Майами, потребуется пара дней. Там я бы запасся провизией. Подготовил лодку. А потом отплыл бы в Окленд.
Хмурая гримаса искривляет его губы.
– Это трансатлантическая переправа, Тейт. Нет. Для тебя это слишком.
– Я легко с этим справлюсь. Гил сказал, что поможет мне проложить приемлемый маршрут.
– Легко? Приемлемый маршрут? – Папа недоверчиво качает головой. – Мы говорим о пересечении Северной Атлантики, Южной Атлантики. Индийского океана. А потом тебя ждут заливы, Тасманово море.
– Да, много всего, – соглашаюсь я.