– Используешь выкидыш, чтобы настроить нашего ребенка против меня? Пытаешься выставить себя мученицей, что ли? Это низко, Вик, даже для тебя. Ты боролась за опекунство, потому что ты эгоистичная… – Он резко замолкает. – Кэсси, привет. Привет, милая.
Мама резко оборачивается. Ее карие глаза пылают гневом. Правда, направлен он не на меня. Она по-прежнему полностью сосредоточена на моем отце.
– Мам, пап, – умоляю я. – Пожалуйста. Я не хочу, чтобы вы ссорились.
– Как и я, Кассандра. Но ведь это не я затеяла ссору, не так ли, Клейтон? – холодно произносит мама.
Папа хмурится.
– Виктория… – Я не знаю, предупреждение это или призыв.
– Нет уж, думаю, этот разговор окончен. Разве тебе не пора? Твоя медсестричка и ее дети ждут в машине.
– Мои дети, – рычит он.
Я тянусь к маминой руке.
– Пошли, – настаиваю я. – Тейт приглашает нас на ланч. Они с бабушкой ждут.
Грозное выражение ее лица не меняется, но она и не возражает, когда я начинаю уводить ее. Я оглядываюсь через плечо на папу, он весь красный как рак, двигается резко, поправляя очки на переносице.
– Увидимся в эти выходные, – говорю я ему. – Ужин ведь еще в силе, правда?
– Да, конечно. Увидимся, милая.
А потом папа уходит, а мама все еще злится, и я чувствую себя так, словно только что отбилась от стаи бешеных собак. Вот почему конфронтаций следует избегать любой ценой. Они никогда не приводят ни к чему, кроме страданий.
Глава 29
Тейт
– Сегодня было жестко, – стонет Кэсси мне в плечо, ее дыхание щекочет мою кожу. Мы лежим вместе на причале. Делим один шезлонг, а это значит, что мы практически друг на друге. Не то чтобы я жаловался. Я приветствую любую возможность прижать к себе ее восхитительное тело.
– Ты все еще думаешь об этом? – мягко спрашиваю я.
– А как же нет? Я даже знать не хочу, что бы случилось, если бы я не смогла утащить маму оттуда. Они выглядели так, словно собирались поубивать друг друга.
– Да уж, жесть.
– Ну, для них это в порядке вещей.
Мне трудно относиться к этому с пониманием. Мои родители редко серьезно ссорятся. Иногда, конечно, бывают легкие размолвки. Они прошли через парочку тяжелых периодов, но я никогда не видел, чтобы они относились друг к другу так, как это делали родители Кэсси, судя по ее рассказу. Их склока очень подействовала на нее сегодня, и последовавший за этим обед не слишком-то улучшил положение. Тори явно была не в настроении, и я был просто счастлив, когда принесли счет.
Остаток дня я провел, пытаясь отвлечь Кэсси от ссоры ее родителей. Вторую половину дня мы тусовались на причале, плавали, готовили барбекю. На закате снова катались на «Молнии», отчего я, в свою очередь, так перевозбудился, что не мог дождаться, когда мы вернемся в дом и найдем кровать. Мы занимались сексом на пристани, что, не стану отрицать, было немного рискованно. Но Тори и Лидия ушли ужинать, и мы старались вести себя тихо, помня о других соседях. Не уверен, что нам это удалось. Я могу быть громким, когда кончаю.
Мы по-прежнему в купальниках, уютно устроились в шезлонге, пока ночной бриз вольно прогуливается вдоль залива. Я рассеянно глажу мягкие волосы Кэсси. Она прижимается ближе, и меня захлестывает чувство чистого удовлетворения. Даже сейчас, спустя целый час после секса, я все еще прихожу в себя. Клянусь, с этой девушкой все становится только лучше. Внутри нее я забываю обо всем. Мир исчезает, и остаемся лишь мы вдвоем. Ее тепло. Ее киска. Ее улыбка. Абсолютное совершенство. И чем больше я об этом думаю, тем больше не хочу, чтобы все заканчивалось. Я уже думаю о каникулах, о возможности полететь в Бостон, лишь бы увидеть ее.
Или, что еще лучше, принять предложение Гила Джексона и попросить Кэсси присоединиться ко мне на «Безупречности». На выходные. На неделю, месяц. На такой долгий срок, на который она захочет. В сознании внезапно проносится орда образов. Мы с Кэсси в открытом океане. Ее волосы развеваются на ветру, пока она помогает мне управлять лодкой. Мы занимаемся сексом на палубе. Засыпаем вместе в каюте. Готовим на камбузе…
Господи. Что, черт возьми, творится?
Ничего из этого никогда не случится, и не в последнюю очередь потому, что я уже решил не плыть. Я обещал отцу, что не сделаю этого.
– Ты собираешься поговорить с отцом о ссоре? – спрашиваю я, пока взгляд фокусируется на темнеющем небе.
– Боже, нет.
– Почему?
– Потому что, очевидно, это больная тема для него.
– Ну, так и должно быть. У нее случился выкидыш. Она боролась за единоличную опеку над тобой вместо того, чтобы согласиться на совместную опеку, как он хотел. – Я легонько поглаживаю Кэсси по руке. – Разве ты не хочешь узнать об этом побольше? Его точку зрения на выкидыш и все, что за этим последовало? – Теперь я ловлю себя на том, что хмурюсь. – Разве не хочешь поговорить с ним о реальных вещах?
– Мы говорим, – протестует она. – Иногда. Время от времени. – Кэсси вздыхает. – Ладно, прекрасно. Мы не говорим ни о чем глубоком. Я многое скрываю, но…
– Но где-то тут есть лучик надежды? – догадываюсь я, выдавливая сухой смешок. – Хорошо, выкладывай.
– Папа есть в моей жизни, – просто говорит она.
Я морщу лоб.
– И думаешь, он ушел бы, если бы ты поделилась своими чувствами?
– Он мог бы. Я… – Ее голос срывается. – Я не хочу быть для него обузой. У него и так дел по горло, он растит двоих маленьких детей. Ему не нужно, чтобы его взрослая дочь ныла о своих чувствах и требовала объяснить, почему он никогда не боролся за опекунство. Не нужно, чтобы я рассказывала, как мне больно из-за того, что он отдал им мою детскую спальню, как ужасно чувствовать, что меня просто заменили. Как я, черт возьми, завидую его новой семье.
Я делаю вдох, крепче обнимая ее.
– Господи. Я и не подозревал о том, что ты все это чувствуешь.
– Да. Чувствую. – Ее рука подрагивает на моем животе. – Сразу после рождения близняшек, когда у папы внезапно стало еще меньше времени на меня, я все время слушала одну песню. Она называлась «Зависть», и я лежала в своей спальне в Бостоне и слушала ее на повторе, потому что в ней отражалось все, что я чувствовала. Как я завидовала тому, что у папы была эта новая жизнь, частью которой я больше не являлась.
Черт. Я помню слова этой песни, и они душераздирающие. Крошащие душу в щепки. Мысль о том, что Кэсси чувствует подобное, вызывает горячий прилив эмоций в моей груди.
– И не пойми меня неправильно – я люблю своих сестер, правда. И мне нравится Ния. Но ты представить не можешь, сколько раз я лежала там и плакала из-за этого. Иногда я фантазировала, что папа случайно появится в Бостоне, чтобы забрать меня. Что он отпихнет мою мать в сторону и объявит, что забирает меня домой, ведь ему было плохо без меня. Как в песне. – Кэсси прерывисто выдыхает, издавая слабый смешок. – Это глупо, я знаю. Но мне было пятнадцать. Тоска была моим вторым именем.
Зрение немного затуманивается, и я с удивлением осознаю, что к ресницам прилипла влага. Я быстро смаргиваю ее, но это оказывается ошибкой. Одна слезинка скатывается и шлепается на щеку, которую Кэсси прижимает к моему плечу.
– О боже, Тейт. Ты плачешь?
Кто-нибудь, убейте меня, черт возьми.
Я с трудом сглатываю. У меня так сдавило горло, что аж больно.
– Так и есть, – изумленно произносит она, приподнимаясь на локте, чтобы посмотреть на меня. – Мне жаль. Я не хотела тебя расстраивать.
Я подношу кулак к лицу и провожу им по глазам.
– Прости. Просто это чертовски грустно, Кэсси. – Я прижимаю ее к себе, она такая мягкая и теплая, и внезапно меня поражает видение десятилетней Кэсси, которую заставляют покинуть Авалон-Бэй, ее отца и увозят жить к ее дерьмовой матери.
Глаза снова обжигает, и я проглатываю комок, застрявший в горле.
Проклятье.
– Это самое милое, что я видела в своей жизни, – шепчет она, уткнувшись лицом мне в шею. – Никто никогда раньше не плакал из-за меня.
Проклятье, да я никогда раньше и не плакал из-за кого-то. Но это Кэсси. Она самая добрая душа, которую я когда-либо встречал. Самая забавная, самая сексуальная, самая неотразимая девушка, с которой я когда-либо был, и я чувствую…
Я делаю резкий вдох, когда меня осеняет понимание. Я чувствую это.
Неуловимое это.
Нечто, заставлявшее моих родителей так смотреть друг на друга. То чувство, которого я ждал, но так и не смог обрести ни с одной из девушек, которые встречались мне на пути за эти годы.
Я чувствую его сейчас.
Ирония не ускользает от меня. Я почти не связывался с Кэсси, поскольку боялся, что она станет испытывать чувства. Тем временем мои чувства к ней возникли ни с того ни с сего и ударили меня по моей тупой заднице.
Но что это означает для нас? Она живет в Бостоне, а я пока не могу уехать из Авалон-Бэй. Отношения на расстоянии поддерживать трудно, но, возможно, мы смогли бы с этим справиться. В любом случае она заканчивает колледж в этом году. Может, она подумает о том, чтобы вернуться сюда. Она здесь родилась. Тут живет ее отец. И совершенно очевидно, что она очень любит его.
– Ты должна поговорить с ним, – произношу я. – С отцом. Да и с матерью тоже. Она должна знать, как сильно ее слова ранили тебя. Разве ты не хочешь родителей, с которыми можно было бы быть честной, вместо того чтобы постоянно прятать свои эмоции? Просто будь честна, Кэсс. С ними обоими.
– Типа как ты честен со своим отцом о том, как сильно хочешь отправиться в Новую Зеландию?
– Ну я ведь рассказал ему об этом. Просто поехать не получится.
– Конечно получится. Твой контракт скоро заканчивается. У тебя впереди вся осень и зима.
– Я уже пообещал папе, что буду работать полный день в «Пристанях Бартлетта».
– Дилерский центр будет ждать тебя, когда ты вернешься, – мягко говорит Кэсси. Она садится, наблюдая за мной, ее глаза ободряюще сияют. – Это всего лишь на несколько месяцев. «Пристани Бартлетта» не развалятся, если тебя не будет три месяца.