Я прикусываю внутреннюю сторону щеки.
– Знаю. Я просто… не хочу его подводить.
Это вызывает у нее нежную улыбку.
– Видишь?
– Что?
– Мы оба это делаем. Сдерживаем собственные чувства, потому что не хотим разочаровывать наших родителей или поднимать шумиху.
Она права.
Она права во всем.
Если я поеду, «Пристани Бартлетта» все еще будут на месте, когда я вернусь. А если не поеду, то упущу возможность, которая выпадает раз в жизни. Возможно, у меня никогда больше не будет шанса проплыть на чертовой «Халлберг-Расси» через полмира. Черт, мне двадцать три года. Да у меня вся жизнь еще есть, чтобы сидеть на одном месте и работать с девяти до пяти. Три месяца пролетят в мгновение ока. Отец переживет это.
– Знаешь что? Ты права. Думаю, мне стоит воспользоваться собственным советом. Я хочу заключить с тобой сделку, – объявляю я, и улыбка щекочет мои губы. – Как насчет этого? Ты поговоришь со своим отцом и расскажешь ему все, что только что рассказала мне. А потом скажешь матери, какую боль она тебе причинила. Ну а я поговорю со своим отцом и скажу ему, что поплыву в Новую Зеландию. Договорились?
Кэсси поджимает губы, обдумывая мое предложение.
– Только если это произойдет после повторного открытия «Маяка».
– Ты тянешь время, – поддразниваю я.
– Нет, просто проявляю практичность. Любой разговор с моей матерью может привести к настоящей катастрофе, и после этого мне придется жить с ней еще целую неделю.
– Справедливо. Значит, планируем наши беседы на следующий день после возобновления работы отеля. – Я приподнимаю бровь. – Договорились?
Она пожимает мне руку.
– Договорились.
В груди становится удивительно легко при мысли о том, что я собираюсь сказать отцу, что приму предложение Гила. Или, может быть, это чувство легкости больше связано с другим признанием, которое я планирую сделать.
Ведь после того, как я расскажу папе о поездке, я собираюсь сказать Кэсси, что влюблен в нее.
Глава 30
Кэсси
В последний раз, когда я находилась в этом бальном зале, бабушка с дедушкой рассказывали мне о разрушениях после урагана, произошедшего год назад. К тому моменту море нанесло страшный ущерб, оставив после себя зияющее пространство, которое могло бы стать декорацией корабля-призрака для фильма ужасов. Все нужно было выдирать с корнем. Гипсокартон, полы. Потрошить до самых заклепок.
Теперь, после всей кропотливой работы, проделанной Маккензи, бальный зал полностью восстановили. Старые обои и позолоченные настенные орнаменты исчезли, их заменили кремовая краска и белые панели с замысловатыми деталями. Под ногами поблескивает совершенно новый паркетный пол. Однако самым впечатляющим изменением является потолок. Он по-прежнему парит невероятно высоко, только теперь в нем мансардные окна, стеклянные панели, которые освещают комнату и обеспечивают ослепительный вид на чернильное небо, усеянное россыпью звезд.
На сцене джаз-бэнд из десяти человек исполняет песню, которая заставляет меня почувствовать себя так, будто я попала в другое время. Все в этом бальном зале кажется одновременно современным и винтажным, и я наблюдаю за выражением лица бабушки, пока она все это рассматривает.
– Невероятно, – проговаривает она себе под нос, и я вижу облегчение в зеленых глазах Маккензи.
– Ты проделала потрясающую работу, – говорю я Мак.
– Это была командная работа. – Она берет под руку Купера, который выглядит просто великолепно в своем смокинге. С покрытыми татуировками руками и чисто выбритым лицом он напоминает опрятного паренька из Гарнета. Хотя я бы никогда не сказала ему этого. Думаю, это испортило бы ему весь вечер.
Мак знакомит бабулю с Купером. Пожимая ему руку, бабушка все еще оглядывает комнату, восхищаясь окружением. Ее внимание останавливается на люстре.
– Это та же самая…
– Нет, реплика, – вмешивается Мак. Ее улыбка полна надежды. – Но выглядит так же, да? Я попросила дизайнера скопировать ее с фотографии.
– Просто дух захватывает, – уверяет ее бабушка. – Все это.
Они уходят, Мак показывает ей другие нововведения. Тем временем я замечаю знакомые лица, проходящие через арочный дверной проем. Сейчас только восемь часов, так что люди все еще прибывают. Сам отель закрыт для работы до завтрашнего утра. Именно тогда гости издалека и те, что почти местные, станут регистрироваться в обновленном «Маяке». Маккензи говорит, что все места уже забронированы, и Женевьева всю неделю с ума сходила по этому поводу, ворчала, мол, ей обещали более спокойное открытие. Думаю, изначальный план Мак состоял в том, чтобы забить отель только наполовину на премьерный уик-энд, дабы «прочувствовать, каково это», однако Купер отговорил ее, убедив вместо этого произвести настоящий фурор.
– Кэсс! – Моя двоюродная сестра Лив отделяется от толпы и спешит обнять меня.
– Привет! Ты потрясающе выглядишь.
Лив восемнадцать, и она вот-вот поступит на первый курс Йельского университета. Она дочь дяди Уилла и единственная двоюродная сестра, близкая мне по возрасту. Всем остальным по тринадцать или еще меньше, а младшая дочь тети Жаклин, Мэрайя, – самая маленькая, ей пять. Тетя родила ее в сорок четыре.
– Приветик, наглючка, – приветствую я малышку, которая вразвалочку подходит к Лив. Мэрайя выглядит очаровательно в белом платье-пачке, на голове сияют блестящие серебряные заколки. Она напоминает мне сестер, и это вызывает у меня желание видеть их здесь сегодня. Но папа и компания не были приглашены, а даже если бы были, я уверена, что Ния предпочла бы умереть, нежели общаться с моей матерью. Не то чтобы я ее винила.
Я приветствую своих тетю и дядюшек, которые прилетели вчера вечером из Массачусетса и Коннектикута.
– Настоящее семейное воссоединение! – Дядя Макс целует меня в щеку, а затем взъерошивает волосы Мэрайи. – Где Виктория? – спрашивает он меня.
– Не знаю. Она приехала с нами, но потом куда-то делась. Думаю, пошла в дамскую комнату. – Я осматриваю бальный зал, который пока не слишком переполнен. Тем не менее вокруг слоняется довольно много людей в красивых платьях, сшитых на заказ костюмах и смокингах. – О, вот и она.
Мама неторопливо подходит. Отрицать невозможно: она выглядит сногсшибательно в своем облегающем черном платье и лабутенах на красной подошве, с волосами, собранными в элегантную прическу. Ей сорок пять, но, честно говоря, выглядит она на десять лет моложе. С генетической точки зрения для меня это хорошее предзнаменование.
Своим платьем я тоже вполне довольна. Оно изумрудно-зеленое, с лифом на бретельках, который красиво прикрывает мою грудь, и плиссированной юбкой, обвивающей лодыжки. Наряд мне любезно подобрала Джой, которая тоже выглядит потрясающе: на ней белое мини-платье и туфли на невероятно высоких шпильках. Исайя – ее плюс один, но, судя по тому, как они препираются с тех пор, как приехали сюда, у меня такое чувство, будто это последнее примирение, увы, не состоится.
Мама обводит комнату взглядом, останавливаясь на джаз-бэнде, выступающем вживую, а затем поворачивается обратно и неохотно признает:
– Выглядит миленько.
– Скажи? – говорит тетя Жаклин. – Я почти жалею, что мы продали это место.
Мама тут же выговаривает ей:
– Не смей так говорить, Жаклин. Нам пришлось это сделать.
Дядя Уилл кивает в знак согласия.
– Пришло время попрощаться. Помнишь, как родители возились с этим местом? Отель был всей их жизнью. У них совсем не оставалось времени на себя.
– Мир вращался вокруг «Маяка», – соглашается дядя Макс.
– Я знаю, – угрюмо произносит моя тетя. – Наверное, мне просто грустно говорить ему «прощай».
Маккензи возвращается, чтобы провести экскурсию только для нашей семьи. Все очень впечатлены тем, что она сделала с отелем. Мы заканчиваем на верхнем этаже; Мак шагает по устланному ковром коридору, выглядя как супермодель в своем черном атласном платье и серебристых туфлях на каблуках. Она ведет нас к паре двойных дверей в самом конце коридора.
– Президентский люкс, – говорит она. Сверкая глазами, отходит в сторону, чтобы показать нам табличку на стене.
АППАРТАМЕНТЫ ТАННЕРОВ.
Бабушка выглядит так, будто вот-вот заплачет.
– О, Маккензи, дорогая. Не стоило.
– Нет, стоило. – Выражение лица Мак становится серьезным, а голос хриплым от эмоций. – Если бы не вы, «Маяк» не стоял бы на этом месте целых пятьдесят лет. Это ваше наследие, Лидия.
Апартаменты шикарные, как и следовало ожидать. Здесь даже есть рояль. После мы возвращаемся в бальный зал, и я с удивлением замечаю, как в маминых глазах отражается неподдельная ностальгия.
– Ой, тебе тоже грустно прощаться с отелем, – укоряю я, но улыбка говорит, что я всего лишь дразнюсь. – После всего этого ворчания о том, что ты не хотела иметь с ним ничего общего…
– О, перестань, – отмахивается она, добродушно похлопывая меня по плечу. Она оглядывает бальный зал, который медленно заполняется гостями. Сейчас группа играет джазовый кавер песни Тейлор Свифт, и это в некотором роде даже круто. – Где твой парень сегодня?
– Эм… – Я достаю телефон из сумочки и смотрю на экран. Тейт должен был дать мне знать, когда войдет в зал. В последний раз, когда мы переписывались, он был на парковке и ждал родителей. – О, супер. Его родители только что приехали. Сейчас придут.
Появляется официант с подносом шампанского, мама берет два бокала и с широкой улыбкой протягивает мне один из них.
Я смотрю на нее с удивлением.
– Что? – спрашивает она. – Мы празднуем. Давай произнесем тост. – Она поднимает изящный бокал. – За нашу семью.
– За нашу семью.
Мы чокаемся бокалами. Не знаю уж, почему у нее вдруг такое приподнятое настроение, но, эй, я не спорю. Мы пробираемся через бальный зал, останавливаясь, чтобы поздороваться с парочкой людей, которых знает мама. Затем я поворачиваю голову и вижу Тейта.
В горле мгновенно образуется засушливая пустошь. Я-то думала, что Тейт выглядел хорошо в костюме. Но в смокинге? О боже, на это стоит посмотреть. Хотя я, конечно, предпочитаю Тейта вообще без всего. Каждый раз, когда мы об