– Нет, – усмехается она. – Я ведь не психопатка. Но, как я всегда тебе говорила, если представляется возможность, нужно ею пользоваться. Сегодня вечером она мне представилась.
– Неужели, – говорю я с сомнением. – То есть ты этого не планировала. И у тебя не было никаких скрытых мотивов постоянно приглашать Тейта присоединиться к нам за ужином?
– Конечно нет. Мне нравится Тейт. Это абсолютная случайность, что у меня посредством встречи с ним сложилось представление о том, чем занималась его семья в течение многих лет после неосторожного поступка его отца.
Случайность, как же.
– И признаюсь, меня это раздражало. Слушать о жизни Гэвина. Как все в городе по-прежнему обожают его. О нем пишут статьи в газетах, фотографируют с этой его рассеянной женой и идеальным сыном. Может, я немного перегнула палку, – она кивает в сторону отеля позади нас, – но этому городу нужно было знать, что он за человек.
Я смотрю на нее и вижу кого-то, кого не узнаю. Кого-то, кого не хочу знать. Я вижу озлобленную, несчастную женщину, которая ненавидит себя так сильно, что набрасывается на всех вокруг. Женщину, что не смогла спокойно видеть, как мужчина, с которым у нее был роман, живет, казалось бы, счастливой жизнью, и поэтому почувствовала необходимость унизить его и его жену. На публике. На глазах у их сына.
Я смотрю на женщину, которую больше не хочу видеть в своей жизни, и испытываю глубокое чувство потери.
И что бы она ни говорила, я больше не верю в историю, которую она мне втюхала. О том, как она боролась за единоличную опеку, поскольку чувствовала себя уязвимой и хотела быть рядом со своей дочерью после выкидыша. Она сделала это, чтобы причинить боль моему отцу, ясно и незамысловато. Я была для нее собственностью, чем-то, что она могла использовать против него и держать при себе, лишь бы заставить его страдать.
– Ты больна, – говорю я ей. – Реально больна, мама. И с меня хватит.
– Кэсси…
– Нет, прекрати. Только не говори, что я драматизирую. Не ругай меня за то, что я не встаю на твою сторону, или из-за чего еще ты там хочешь поругать меня. Ты только что унизила моего парня и его семью на публичном мероприятии, которое должно было почтить нашу семью… – Я обрываю себя, ведь она того не стоит. Не стоит той энергии, которую я трачу, произнося эти бесполезные слова. За все время, что мы здесь, она ни разу не извинилась за свои действия. По ее мнению, сегодня вечером она не сделала ничего плохого.
Я вздрагиваю, когда чувствую бабушкину ладонь на своей руке.
– Кажется, нам пора.
– Ага, – говорю я, кивая.
Бабуля бросает взгляд на маму.
– И думаю, будет лучше, если ты останешься на ночь в отеле, Виктория. – Бабушка с иронией указывает на «Маяк». – Тут как раз есть один неподалеку, дорогая. Возможно, мисс Кэбот выделит тебе комнату.
– Мама, ты серьезно?
– Весьма. Я устала слушать тебя сегодня. Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься. Ты всегда так делала. Я пыталась привить тебе правильные ценности, научить тебя тому, как важно быть сострадательной, скромной. Похоже, я потерпела неудачу. – Бабушка печально качает головой. – Я попрошу мужа Аделаиды доставить твои сумки завтра утром туда, где ты решишь остановиться. Но сегодня вечером и до конца визита мы с Кэсси хотели бы побыть наедине. Не так ли, Кэсси?
– Да. Так и есть.
И, крепко взявшись за руки, мы с бабушкой уходим.
Глава 32
Кэсси
Я: Ты в порядке?
Я: Сегодня было жестко.
Я: Даже не знаю, что сказать.
Я перестаю писать после этих трех сообщений, ведь, каким бы сильным ни было мое расстройство, я отказываюсь становиться человеком, который пишет однострочники.
Сердце подпрыгивает, когда я вижу, как Тейт печатает в ответ. Я умирала от желания поговорить с ним с тех пор, как вернулась домой, но ему нужно было разобраться со своими проблемами. Столкнуться лицом к лицу с родителями. Я бы убила за то, чтобы оказаться мухой на стене и подслушать, как Тейт говорил с ними, особенно с отцом. Мне нужно знать версию Гэвина об этой грязной истории, поскольку я не верю ни единому чертову слову, сказанному моей матерью.
Ожидая сообщения от Тейта, я смотрю в потолок, желая, чтобы он был здесь, со мной. Уже одиннадцать часов, и я сомневаюсь, что мне удастся хотя бы сомкнуть глаза. Мозг продолжает прокручивать в голове каждое слово, произнесенное сегодня вечером. Каждое ужасное, кошмарное слово. Мне бы не помешало отвлечься. Но Тейт дома со своими родителями, и думаю, он проведет ночь там.
Тейт: Да уж, то еще дерьмо. Как дела?
Он так долго печатал, что я ждала длиннющую речь. Но это лучше, чем ничего.
Я: Без понятия. С твоей мамой все в порядке?
Тейт: Не совсем. Она почти ничего не сказала с тех пор, как мы вернулись домой. Просто затихла. Мы сейчас пойдем на прогулку с собаками.
Я: Так поздно?
Тейт: Ей пока не хочется ложиться спать.
Это удар под дых. Затем еще одно сообщение:
Тейт: Отец ночует у друга.
Черт. Чувство вины застревает у меня в горле, будто комок жвачки. Да, не я лично так поступила с его семьей, но я чувствую ответственность, некую причастность к действиям матери.
Гэвин, однако, тоже изменил…
Точно. И это нужно признать. Не всю вину стоит возлагать на мою мать, отец Тейта в равной степени виноват в том, что они сделали. И я сомневаюсь, что когда-нибудь узнаю настоящую историю о том, кто был инициатором этого романа, поскольку изменники склонны искажать правду, дабы представить себя в наилучшем свете. Я не уверена, что представляю Гэвина эдаким негодяем-соблазнителем, который заманил мою мать в свою постель. Однако я также не могу полностью представить, как она соблазняет его. Мама, может, и очаровательна, но она никогда не была кокеткой или, ну, девкой.
Я подозреваю, что, как и в большинстве ситуаций, истина где-то посередине.
В любом случае сегодняшняя ночь нанесла ущерб, сравнимый с ураганом, обеим нашим семьям. Вернувшись домой, мы с бабушкой просидели вместе на кухне больше часа. Она была откровенна со мной, признавшись, насколько всегда была разочарована в своей младшей дочери. Мама не пережила в детстве никаких травмирующих событий, которые сделали бы ее такой, – она просто была избалована. Она – младшая из четырех детей. Бабушка явно не винила дедушку Уолли: она бы никогда не сказала о нем дурного слова, но после нашего сегодняшнего разговора у меня сложилось впечатление, будто именно он больше всего испортил маму.
Но если человека балуют в детстве, это еще не значит, что он обязательно станет таким черствым и надменным, как моя мать. Во всяком случае, не со всеми это работает. Наверное, некоторые люди просто рождаются сволочами.
Бабуля сказала, что мы поговорим об этом подробнее завтра, но на самом деле, тут больше нечего сказать. Я не желаю иметь ничего общего со своей матерью. Ни сейчас, а может, и никогда. То, как она довольно ухмылялась сегодня и попивала шампанское, пока разрушала брак другой женщины, было просто отвратительно. Самое жестокое, что я видела в своей жизни.
Тейт: Хотел бы я сейчас просто лежать с тобой в постели.
Я: Я тоже. Завтра увидимся?
Тейт: Да. Гил и Ширли возвращаются в воскресенье, так что мне нужно вернуться и прибраться в доме.
Поверить не могу, что лето закончилось. В понедельник я уезжаю в Бостон. А мои отношения с Тейтом все еще висят на волоске, неразрешенные. Только вот теперь я понимаю, что, возможно, решения никогда не последует. Неважно, будем ли мы видеться или нет, наши семьи теперь неразрывно связаны. Навсегда.
Но мы – не наши родители, напоминаю я себе. Мы не такие. Я бы никогда не осудила Тейта за действия его отца, и я знаю, что он не осудил бы меня за то, что сделала моя мать. Я надеюсь, это нас не изменит. А если это все же произойдет, не уверена, что мое сердце выдержит.
Тейт: Я позвоню тебе утром. Спокойной ночи, Кэсс.
Я: Спокойной ночи.
Я кладу телефон на прикроватную тумбочку и забираюсь под одеяло, но сон ускользает от меня. Просто не могу заснуть. Мысли несутся по кругу в непрерывном цикле.
Мама забеременела от отца Тейта.
И папа знал, что это был не его ребенок. Это вызывает еще кучу вопросов. Знал ли он, что отцом был Гэвин Бартлетт, или думал на другого неизвестного мужчину? И имеет ли это значение? В любом случае папа знал: у нее был роман. Знал, каким дерьмовым человеком она была. И все равно позволил мне жить с ней. Он оставлял меня с ней наедине с десяти до восемнадцати лет. Восемь лет ее внимание было сосредоточено исключительно на мне, ее личной девочке для битья. Как он мог так поступить?
Внезапно меня охватывает порыв гнева. Теперь не до сна. Все эмоции выплескиваются наружу, все, что я хочу ему сказать, все вопросы, терзающие мой разум, и это выталкивает меня из постели, ведь знаете что? С меня хватит. Мне надоело держать все в себе. Больше никакого молчания. К дьяволу все эти озвучивания потребностей, как любит говорить Тейт. С меня, мать вашу, хватит.
Я даже не переодеваюсь, просто спускаюсь вниз в своих клетчатых шортах и серой футболке. Так тихо, как только могу, иду в прихожую и сую ноги в пару бабушкиных садовых кроксов. Затем беру ее ключи и выхожу из дома, двигаясь к машине.
На часах 00:10, когда я подъезжаю к дому детства. Смотрю на него через лобовое стекло «Ровера», и у меня перехватывает горло. Я люблю этот дом. Я выросла здесь. Мой отец тут жил. И хотя я знаю, что роман был не единственной причиной развода: к тому времени они уже обсуждали возможность раздельного проживания, дело все равно в моей матери. То, как она обращалась с людьми и с ним, – вот что положило конец их браку. Но вся эта хрень необязательно должна была положить конец моим отношениям с папой. Ему не стоило пассивно стоять в сторонке и позволять ей забрать меня.
Он мог бы побороться за меня.