– Ничего не поделаешь, – бормочет он.
– Да, – говорю я и слегка улыбаюсь ему.
Плечи его опущены, лицо землистое. Внезапно мне делается его жаль.
Вскоре Стейн возвращается с документами Петера – удостоверением личности и освобождением от трудовой повинности. Мы едем домой. Трюс сидит на багажнике собственного велосипеда, крепко держась за Стейна и прижавшись к его спине. Никогда еще не видела ее в такой близости от парня. Может, из ее болезни выйдет хоть какая-то польза: Стейн начнет за ней ухаживать, и она не останется старой девой.
– Спасибо, Стейн! – говорю я, когда мы останавливаемся у дома семьи Графстра на Клеверпарквег. Документы у нас ни разу не проверили.
– Заходи как-нибудь в гости, а, Трюс? Пожалуйста? – просит Стейн. – Если получится?
Трюс слезает с багажника и пялится на него с глупой улыбкой, как пьяная. Потом бредет к двери, точно привидение. Стейн дожидается, пока нам откроют, машет на прощание и уходит. Я смотрю ему вслед через дверное окошко. Походка у него такая же, как у Петера – размашистая и непринужденная.
– Ах, деточка, да что ж такое, ах, деточка, – причитает хозяйка – мы зовем ее «мама Графстра», – отводя Трюс наверх, в спальню. – Ах, деточка!
Вскоре Трюс, как принцесса, возлежит на свежезастеленной кровати, обложенная мягкими подушками с белыми наволочками. На ее щеках играет яркий здоровый румянец. Этот дом – одно из наших лучших пристанищ.
Вдруг по телу Трюс пробегает дрожь, зубы начинают стучать. Мама Графстра кладет свою большую ладонь ей на лоб. Жар, и какой!
– Но завтра ей… э… на работу! – восклицаю я.
Мама Графстра кладет руки в карманы фартука и качает головой.
– Она правда должна…
– Завтра, милая Фредди, – решительно говорит мама Графстра, – завтра и еще много дней после она будет как тряпочка.
Я еду к себе. Голова пухнет от мыслей. Петер. Трюс. Тот странный тип, который теперь знает имя сестры. Что со всем этим делать, я не знаю. Но точно знаю, что буду делать завтра.
26
– Я согласна, – просто отвечает Ханни, когда я объясняю, почему пришла вместо Трюс.
Я наблюдаю, как она смотрится в ручное зеркальце, причесывается, красит губы. Потом прячет расческу, зеркальце и помаду в сумочку и повязывает на голову синюю косынку в цветочек. Будто в ресторан собирается или в театр.
– Проверите, не осталось ли в доме моих вещей? – просит она свою хозяйку.
Мы всегда делаем так перед опасной операцией, на случай обыска.
– Конечно, выброшу все до последнего черного волоска. – Мефрау Элсинга смеется, но лицо у нее встревоженное. – Будь осторожна, хорошо?
– Буду, но не все зависит от нас.
– Потому-то осторожность и не помешает, – говорит хозяйка. – Не стоит давать смерти лишнего повода.
Стоя у окна, она провожает нас взглядом. Сегодня мы разъедемся по новым адресам. Последнее время мы регулярно переезжаем – обыски участились. Иногда «гостим» у одних хозяев всего несколько дней. И почти всегда поодиночке.
Ханни молча едет рядом. Наверное, думает о Яне – по-моему, она всегда о нем думает. Или, как я, о Тео. О нашем добряке Тео.
Времени найти кого-нибудь, кто бы мог постоять на стреме, у нас нет. Придется беспечно болтать и одновременно незаметно следить за всем, что происходит вокруг.
Мы останавливаемся в начале Вестерграхт, рядом с собором Святого Бавона, у позолоченных осенью кустов. Воздух сегодня сухой и холодный. Дрожа, я ворчу:
– Что ж, хотя бы Трюс отлежится в теплой постели.
Крист с Хряком (так я прозвала его охранника с розовой поросячьей мордой) наверняка появятся с другой стороны, но я разворачиваю велосипед так, чтобы мы с Ханни не смотрели в одном и том же направлении.
Ханни хмурится, рассеянно кивает.
– Ты хоть улыбайся иногда, – говорю я ей.
– Да не могу я! – огрызается она, складывает руки на груди и прошивает меня взглядом.
– Понимаю, но…
Я умолкаю. Вижу, что теперь она смотрит на что-то позади меня.
– Молчи, – говорю. – Он уже едет, да?
Ханни кивает.
Только что пробило половину девятого. Рано он сегодня.
– Один?
– Нет, – отвечает Ханни. – С тем твоим Хряком.
– Ну что, – говорю я погромче, но не слишком громко – мы ведь просто болтаем, ничего особенного. – Хочешь, еще немного с тобой проеду?
– Конечно, давай! – безразлично произносит Ханни.
Мы садимся на велосипеды. Одна рука на руле, другая в кармане пальто. Ханни ближе к тротуару, я – слева от нее, так что буду стрелять первой. Сразу после выстрелит она, и, как только мы убедимся в успехе, тут же смотаемся. Свернем направо, в первую же улицу. Потом еще раз направо, в Кларенбекстрат. Маршрут отпечатан у меня в голове. Ничего сложного – это мой старый район, знакомый.
Крист с Хряком приближаются. Крист едет у тротуара, на нем серая форма СД. По ремешку на плече ясно: за спиной у него карабин. Я уже не раз видела его с оружием. Еще бы, он ведь постоянно начеку, знает, что его жизнь в опасности. Хряк тоже прихватил с собой винтовку.
Мы едем им навстречу. Улица между нами пуста. Все получится. Не может не получиться. Я подожду, пока он проедет мимо. Тут же обернусь и, если сзади нет машин или велосипедистов и никто не смотрит, разверну велосипед и выстрелю ему в спину. Не промахнусь и не попаду случайно в Хряка. Вот они, на противоположной стороне дороги, поравнялись с нами. Щелчок – я снимаю маузер с предохранителя. Еще полсекунды. Вытаскиваю пистолет из кармана. Ханни тоже. Синхронно, как в танце. Я чувствую то, что должно случиться, еще до того, как нажимаю на спуск, и знаю: все пройдет отлично. Наши движения под контролем. Мы действуем быстро, без колебаний. Я разворачиваюсь и заношу руку.
Не успеваю я прицелиться, как грохает выстрел. Короткий, громкий хлопок в тишине улицы. Я мигом поворачиваюсь к Ханни, но это не она. Не стреляла и я. Как же так? Будто по команде, мы прячем пистолеты в карманы. Крист хватается за карабин, поворачивается… к нам? Нет, в сторону хлопка, к школе, и целится. Нас он будто и не заметил. Еще два выстрела. Крист падает на землю, всего метрах в четырех от нас. Его рот разинут в беззвучном крике. Мы с Ханни замираем. Чуть поодаль Хряк выпрыгивает из седла, хватает винтовку, вертит головой, замечает нас.
– Вызовите доктора! – кричит он издалека.
«Пристрели его, Фредди! – думаю я. – Пристрели!» Это так легко, но ведь нельзя, проклятье! Наша мишень – Крист, и никто другой. Крист лежит ногами в нашу сторону. Его окровавленная рука пытается нащупать тротуар, словно хочет ухватиться за него. Из ноздрей текут ручейки крови. Он снова тянется к тротуару, но его рука опадает. Он лежит без движения. Лицом вверх. Мертвый. Колеса его велосипеда все еще крутятся.
Я не хочу на него смотреть, но в то же время чувствую, что должна, хотя уже совершенно ясно: он мертв.
– Что?.. – лепечет Ханни. – Что произошло?
Хряк, пригнувшись пониже и петляя, чтобы не нарваться на пулю, подбегает к своему начальнику. Я слежу за его перепуганным взглядом. Откуда же стреляли?
– Вызовите доктора! – снова кричит он. – Не стойте столбом. Доктора! Быстро!
Мы с Ханни спохватываемся.
– Да, менейр! – Мой голос звучит странно.
Прямо по проезжей части к Кристу мчится худая женщина в развевающемся желтом халате, нелепо размахивая руками, как подстреленная птица. Я знаю: это его любовница. Она истошно кричит, без слов, как чайка. Закрывает лицо своими худосочными птичьими лапками.
– Обратно! В дом! – вопит Ханни.
– Здесь стреляют! – визжу я.
Любовница Криста отнимает руки от лица, поворачивается к нам и внимательно разглядывает нас красными от слез глазами.
– Мы вызовем полицию и доктора! – кричит ей Ханни и бросает мне: – Поехали!
Рывком разворачивая велосипед, я кидаю последний взгляд на мертвого Криста. На эту мерзкую сволочь. Мертв. Так ему и надо.
Но кто же стрелял?
Распахиваются окна, из них высовываются головы. Ханни срывается с места, я спешу за ней. Уходим! Скорее! Уже стекается толпа. Не надо, думаю я, набирая скорость, сидите по домам! Скоро появится Зеленая полиция[49], станет мстить. Может быть, выцепят из толпы нескольких мужчин или парней, просто так, наугад, и расстреляют. Чтобы другим была наука. Чтобы другие боялись. Они часто так делают. Нужно разогнать людей.
Ханни! Я хочу окликнуть ее, но нельзя. Нет времени. Да и кто нас послушает? Тяжело дыша, я кручу педали. Сердце выпрыгивает из груди.
На Лейдсеварт Ханни внезапно тормозит. Не произнося ни слова, только слегка мотнув головой, стремительно разворачивается. Впереди дорогу преградил автомобиль. Зеленая полиция!
Придется ехать по другому мосту. Я следую за Ханни. Мост через Лейдсеварт, ведущий к вокзалу, намного дальше, чем тот, что был нам нужен. Ханни прибавляет скорость, она уже заметила: и на этом мосту солдаты. Придется ехать еще дальше.
Ханни жмет на тормоза. Я догоняю ее и спрыгиваю с велосипеда. Прослеживаю направление ее взгляда. Впереди посреди дороги останавливается небольшой грузовик. Из него начинают выпрыгивать солдаты.
– Они оцепляют весь район, – задыхаясь, говорит Ханни.
Нельзя метаться туда-сюда. Даже нырнуть в канал – а пловчиха из меня еще та – не выйдет: по другому берегу уже марширует взвод вспомогательной полиции[50].
Я мысленно слышу шепот Петера: «Ты такая смелая? Или хочешь умереть?»
Ханни указывает на кафе под названием «Вид на канал». Ей оно незнакомо, в отличие от меня. В детстве я частенько переходила на другую сторону улицы, потому что мой отец и другие забулдыги болтались у входа и горлопанили. Мы оставляем велосипеды у стены. Прежде чем вбежать внутрь, Ханни срывает с головы косынку, а я развязываю помятые красные бантики и распускаю косы.
Если Ханни и не знала, что «Вид на канал» – подозрительное заведение, это становится понятно, едва она распахивает дверь. У бара сидят человек пять, на стойке перед ними рюмки. Раньше выпить было можно центов за пятнадцать, теперь придется выложить больше десяти гульденов. Кто может себе такое позволить?