– Все хуже и хуже, – прорычал сэр Мармадьюк. – Вы же знаете, насколько все легче, когда они как следует обучены! Носить оболочку необразованного болвана – все равно что пытаться танцевать гавот в сапогах для верховой езды! На подготовку сосуда могут уйти месяцы тренировки, у нас этих месяцев нет! Идет война, а нам нужен круг лорда Фелмотта во всей его силе!
– Мы уже до смерти замучились спорить на эту тему, – отрезала леди Эйприл. – Есть и другие запасные варианты, но они необходимы… обучены… воспитаны для определенных целей. Более того, они сейчас далеко и почти все сражаются во имя короля! Лорд Фелмотт угасает. Необходимо действовать сейчас.
– Женщина не может унаследовать титул или поместье лорда Фелмотта, – подчеркнул сэр Мармадьюк, но выглядел при этом скорее задумчивым, чем готовым продолжать спор. – В настоящий момент Саймонд – наследник в глазах закона.
– Предоставьте это нам, – посоветовала леди Эйприл. – Очень скоро мы пошлем депеши в Оксфорд и прикажем королю объявить Саймонда изменником.
Мейкпис задохнулась от этого небрежно-деловитого тона, но в то же время слова произвели на нее некоторое впечатление. «Мы прикажем садовнику подстричь эту изгородь. Мы прикажем портному подшить рукава. Мы прикажем королю объявить Саймонда изменником».
– Что же до других сложностей, – продолжала леди Эйприл, – Кроу все уладят. Когда Саймонда лишат наследства, следующий по линии наследников – вы, сэр Мармадьюк. Если позволите титулу перейти к вашему второму сыну Марку, которому не суждено унаследовать ваши поместья, мы сможем женить его на этой девушке, как только он вернется из Шотландии. Ваш сын официально примет титул лорда Фелмотта и возьмет на себя управление его поместьями, а неофициально будет жить по наставлениям супруги.
Старшие надолго замолчали. Только лица подергивались в судорогах. На глазах у девочки проходили три различных совещания. Три древних смертоносных комитета пытались принять решение.
– Но кухарка вряд ли подходящая партия для моего сына, – возразил сэр Мармадьюк.
– Ее можно сделать подходящей, – категорично заявила леди Эйприл. – Кроу, что у вас имеется по нашему делу?
Молодой Кроу откашлялся и открыл большую книгу в кожаном переплете.
– Мой отец нашел записи о некоей Мод Фелмотт, дочери сэра Годфри Фелмотта и Элизабет Венси. Оба происходили из боковой ветви семьи, и оба уже мертвы, пусть Господь примет их в свое лоно. Маленькая Мод прожила достаточно долго, чтобы принять обряд крещения, после чего ушла к своей вечной награде. Будь она жива, ей сейчас было бы пятнадцать… ровесница Мейкпис.
Предположим, Мод не умерла. Она выжила, стала подопечной семьи в одном из их шропширских поместий. А сейчас ее привезли обратно в Гризхейз, чтобы отпраздновать помолвку.
Так вот каким образом Мейкпис собираются превратить в «подходящую партию»! Ей дадут новое имя, новую историю, новых родителей и новое будущее. Помощница кухарки Мейкпис не просто умрет, а исчезнет, как мыльный пузырь, не оставив следов.
– Но… люди должны помнить настоящую Мод! – выпалила Мейкпис, поддавшись возраставшей панике. – В фамильном склепе наверняка есть плита с ее именем!
– Ее близкие родственники мертвы, а слуги разошлись кто куда, – ободряюще заверил Молодой Кроу, обращаясь не к Мейкпис, а к Старшим. – А имена с плит можно стесать.
Мейкпис представила Кроу, орудующих зубилом над маленькой надгробной плитой. И тут же вообразила, как они откалывают ее имя, лицо, ее суть…
– Мод – маленькая мертвая девочка, погребенная в земле! – Мейкпис знала о необходимости скрывать свои чувства, но все это зашло слишком далеко! – Я не могу украсть ее имя!
– Оно не украдено, а подарено! – поправил Молодой Кроу с широкой раздраженной улыбкой. – Думай об этом как о подержанном товаре!
– Но если я возьму новое имя, все начнут гадать, что случилось! – в отчаянии воскликнула Мейкпис. – Здесь все меня знают! В доме. В поместье. В деревнях. Если вы оденете меня как леди и станете звать Мод, все равно никого не одурачите! Все знают, кто я такая!
– И всем абсолютно безразлично! – холодно перебил Старший Джеймс. – Ты никому не нужное ничтожество. У тебя нет ничего такого, чего бы ты не получила от нас! И никто во всем графстве не поднимет голоса против нашей семьи! Если наши собаки погонят тебя по пустошам, пока не свалишься, никто тебе не поможет. А потом никто слова не вымолвит. Будешь той, кем мы прикажем быть. И если мы утверждаем, что ты наследница судьбы куда более великой, чем того заслуживаешь, и богатства, поражающего твое воображение, значит, таковой ты и станешь.
«Молчи, медведь. Молчи, медведь».
Новая тюрьма Мейкпис была куда роскошнее прежней: обтянутая зеленым шелком комната с лакированной мебелью и кроватью с вышитым пологом и балдахином. Она была заново обставлена, когда шли разговоры, что Саймонд, возможно, женится на наследнице. В сундуке для одежды лежали тонкое, чистое белье, юбка серебристого шелка, летний лиф из синего бархата, расшитый по вырезу жемчугом, и белый головной убор, отделанный таким тонким кружевом, словно его сплел паук.
На столе даже стояла ваза с двумя твердыми желтыми апельсинами.
Мейкпис иногда готовила блюда с апельсинами и восхищалась экзотическим жгучим ароматом кожуры, когда ее резала, но сама никогда не пробовала столь редкий фрукт. Но теперь при виде апельсинов ей делалось нехорошо.
Некоторое время она могла думать только о Джеймсе. Храбром, отчаянном Джеймсе, так влюбленном в собственные планы и неспособном видеть в них недостатки. Почему он не рассказал ей о своем сговоре с Саймондом? Возможно, гордился тем, что перерос ее и теперь будет строить планы с таким же взрослым мужчиной, а не с младшей сестрой. Но Джеймса больше не было. Осталось жилище для призраков. Такая же судьба постигла их дядю. Но потерян ли он навсегда?
Мейкпис поняла, что отчаянно цепляется за надежду. Два призрака из круга сэра Энтони были потеряны во время передачи наследия, а это может означать, что Джеймс получил пятерых призрачных «незваных гостей» вместо семи. Если внутри у него еще осталось немного места, возможно, его личность не погибла окончательно. Он молод, зол и упрям. Что, если он еще борется? Что, если его еще можно как-то спасти?
Однако прямо сейчас ей нужно подумать о собственном спасении. Саймонд сбежал. Сэр Роберт мертв. Война разбросала все «запасные варианты» и наследников. Лорд Фелмотт быстро идет ко дну. Когда он умрет, Фелмотты разорвут ее и в прах разнесут медведя, когда обнаружат, что он живет в ней. Тогда в Мейкпис вселятся семь древних надменных призраков, и она почувствует, как ее сознание задохнется и умрет.
Но может быть, сын сэра Мармадьюка откажется унаследовать поместья и жениться на ней? Возможно ли такое? Неужели ему по сердцу такая судьба? Кто пожелает жениться на девушке с огрубевшими руками, переполненной призраками его предков? Разве может он идти с ней по церковному проходу и надеть кольцо на палец под ее неотступным мертвым взглядом? Разве может спокойно увести чудовище вроде Мейкпис в свою спальню и зачать от нее наследников?
Но она сообразила, что значения это больше не имеет. К тому времени, как сыну сэра Мармадьюка сообщат о договоренности, ею уже завладеют призраки Фелмотта. Даже если он откажется жениться, будет слишком поздно ее спасать.
Мейкпис наспех обыскала комнату. Как она и ожидала, окна были чересчур малы и протиснуться сквозь них не получится. Она может подать сигнал из окна. Но снаружи нет ни единого дружеского глаза, чтобы этот сигнал увидеть. Дверь запиралась снаружи. В вышитой коробке для рукоделия не было ни ножниц, ни булавок – ничего, что можно использовать вместо оружия.
Мейкпис с силой прижала пальцы к вискам и попыталась спокойно подумать.
Старшие знали все, что знал Джеймс. Но Джеймс знал не все. Существовали тайники, о которых она так и не сказала ему, открытия, о которых никогда не упоминала. Он понятия не имел о приборе из слоновой кости, украденном Мейкпис из драгоценной коллекции навигационных инструментов сэра Томаса, о тряпичной веревке, которую она постоянно удлиняла всякий раз, когда ей в руки попадал никому не нужный клочок ткани. И главное, она никогда и словом не обмолвилась о медведе.
«Я доверяю тебе», – часто твердила она ему. Но было ли это правдой?
Нет, осознала она с чувством, похожим на грусть. Все эти годы, даже строя совместные с Джеймсом планы, в глубине души она ждала, что он предаст ее. Когда же Мейкпис увидела в нем сонм давно усопших врагов, отвечавших ей мертвенными взглядами, в сознании поднялась настоящая буря. Но в этой буре существовал центр, тихая сердцевина, где спокойный, полный облегчения голос говорил: «А, наконец-то. Больше не нужно ждать, когда упадет меч».
Она всегда любила Джеймса. Но на деле никогда ему не доверяла. И почему-то это было самым грустным открытием.
Внимание Мейкпис привлек листок с новостями, лежавший на туалетном столике. Чтение, как обычно, было медленным и болезненным процессом, но ей хотелось узнать, нет ли каких вестей о Саймонде и как идет война.
Листок был явно напечатан кем-то, стойко преданным делу короля. В половине историй описывалось, как королевские войска выживают благодаря мужеству и Божественному вмешательству. Другая половина напыщенно разглагольствовала о войсках мятежников, совершавших ужасные преступления, убивавших женщин и детей, сбивавших головы с каменных статуй святых и сжигавших стога сена.
Кроме этого было полно историй о чудесах. Рассказывалось о невыносимо холодной ночи после сражения при Эджхилле, когда раны и увечья сияли мягким неземным светом, а утром почти зажили.
Одна история привлекла внимание Мейкпис.
Один солдат из Дербишира, едва выживший в битве, где многие погибли, позже, к великой печали близких, стал вести себя очень странно, а внешне преобразился до неузнаваемости. Он твердил, что его терзает призрак одного из мертвых товарищей, который не давал ему ни сна ни отдыха, но постоянно нашептывал что-то в его голове и заставлял говорить непонятные вещи и странно двигаться. Оксфордский хирург по имени Бенджамен Квик оперировал солдата. Просверлил маленькую дырку в черепе с помощью им самим изобретенного инструмента. После операции пациент стал самим собой и больше никогда не жаловался на призраков.