Она ощущала, как это невидимое бьется о ее сознание, словно влажные, безумные крылья. Оглушенная и ослепленная, она вскинула руки в тщетной попытке защититься и на несколько шагов отступила в сад.
Куры разбежались. Мейкпис ударилась пяткой о тачку, глянула вниз и застыла. Тот, кто пытался спрятать тело, сделал это не слишком старательно. Свернул клубочком, как нерожденного ребенка, накрыл перевернутой тачкой, а что не удалось прикрыть, засыпал мхом и гнилыми листьями. Но сквозь сухие ветки и влажные листья Мейкпис ясно видела бледную, как гриб, руку. Руку взрослого, но не слишком старого человека, хотя и покрытую мозолями. Здесь голос призрака был громче, и Мейкпис наконец поняла значение слова:
– Помоги… помоги… Помоги…
– О бедный жалкий негодник, – печально пробормотала она. – Теперь тебе уже никто не поможет.
– Эй, ты! – Старик наступал на нее, угрожающе размахивая садовыми вилами. – Что ты там делаешь? Если ищешь что украсть, ты уже опоздала. Нас и так ободрали до костей!
– Нет! – Мейкпис уставилась на острия вил, гадая, есть ли дыры в груди трупа, совпадающие с этими остриями. – Я как раз уходила.
Старик посмотрел на тачку у ее ног, перевел взгляд на лицо Мейкпис, и его собственное исказилось.
– Никуда ты не пойдешь! Энн, быстрее сюда! – завопил он.
Женщина лет тридцати выбежала во двор, мгновенно оценила ситуацию и схватила серп с крюка на стене. Выражение ее лица было таким же трагическим, как у старика: смесь отчаяния, страха, гнева и безумия. Левый рукав и перед платья были усеяны ярко-красными пятнами.
– Это свежая кровь, – выпалил доктор неожиданно.
– Я так и предполагала, – ответила Мейкпис, отступая.
Ее загнали в угол. Если поджать хвост и мчаться через сад, придется продираться через живую изгородь на задах. Если же метнуться к дороге, значит, нужно как-то отбиваться от старика и женщины. Но так или иначе, она понимала, что слишком устала, чтобы опередить их.
– Послушай, – вмешался доктор. – Труп под тачкой почти посинел, а кровь свежая. Она не принадлежит мертвецу.
Лоб у Мейкпис разгладился. Она снова взглянула на женщину.
– Вы ранены. Или кто-то в этом доме ранен.
Старик и женщина переглянулись.
– Помоги… помоги… помоги…
– Позвольте мне увидеть раненого, – порывисто выпалила Мейкпис. – Я смогу помочь. Мой последний хозяин был хирургом и кое-чему меня научил. У меня есть инструменты! Могу вам показать!
Воцарилось долгое молчание. Наконец женщина по имени Энн поманила Мейкпис серпом:
– Ладно, пойдем.
«Доктор Квик, – подумала Мейкпис, – искренне надеюсь, что вы так хороши, как говорят».
– Так… мы предлагаем помощь убийцам? – спросил доктор, когда они приблизились к дому. – Не хочешь сбежать, как только мы подойдем к двери?
– Нет, – ответила Мейкпис.
Конечно, она уже едва передвигает ноги, да и медведь с доктором наверняка тоже утомлены прошедшей ночью. Кроме того, у нее было предчувствие, что, если попытается бежать, снова окажется лицом к лицу с призраком. У нее родилось новое подозрение относительно его желаний.
В маленьком, убого обставленном коттедже было темно. В нос сразу ударил запах крови, на мгновение всколыхнув воспоминания о том, как она разделывала зайцев и куропаток на кухне Гризхейза. Но потом Мейкпис уловила неприятную нотку – смрад гниющей плоти.
Источник вони был очевиден. Закутанный в одеяла мужчина возраста Энн примостился у тлеющих углей. Лицо бледное, с сальной кожей, левое плечо неумело забинтовано полотняной тряпкой, на которой проступило множество пятен, от алого до черного цвета.
– Смотри, нужно немедленно сменить повязку на свежую, – скомандовал доктор. – Кто знает, сколько гадости на ней накопилось! Я чувствую по запаху. Пошли кого-нибудь прокипятить чистые отрезки полотна. Клянусь Богом, если бы я мог, прокипятил бы весь дом.
– Когда его ранили? – спросила Мейкпис.
– Два дня назад.
Взгляд пациента был внимательным и слегка лихорадочным.
– Два дня, и готов поклясться, рана не была как следует очищена, – пробормотал доктор. – Неудивительно, что началось заражение. Нужно как следует осмотреть рану.
Мейкпис потянулась к повязке, но пациент отстранился, озирая ее со свирепым подозрением.
– Думаю, что знаю, как это было, – начала Мейкпис медленно и отчетливо. – Солдаты роялистов и люди парламента сцепились и стали убивать друг друга, используя ваш коттедж как прикрытие. Уходя, они оставили труп, а один из них по ошибке ранил вас в темноте. Верно?
Все трое хозяев переглянулись.
– Так и было, – решительно согласился пациент, и напряженная атмосфера несколько разрядилась.
Мейкпис сняла повязку, стараясь не дышать, когда омерзительный смрад гниения наполнил комнату. Рана оказалась длинным порезом с распухшими, покрасневшими краями.
– Его плоть гниет, – заметила стоявшая поблизости Энн.
– Вот как… Рана нанесена шпагой, – заявил доктор. – Тот молодой парень под тачкой, должно быть, солдат и что-то рассказал о себе, перед тем как встретить свой конец. Пока еще никаких червей, но гангрена уже начинается. Придется вырезать все это и очистить рану.
Мейкпис внимательно выслушала наставления доктора, после чего обратилась к семье пациента:
– Прокипятите несколько полосок чистого полотна, если они у вас есть, и принесите соль и уксус.
– Конечно, – задумчиво заметил доктор, – я бы попробовал мочу пациента. Можно очень много понять по вкусу…
– Только не моим языком. Ни за что, – твердо отрезала Мейкпис. Есть же какие-то границы!
Она осторожно вынула из мешка коробку с инструментами доктора Квика, стараясь при этом, чтобы руки не дрожали. Прикусила губу и попыталась позволить доктору завладеть ее руками. Он и раньше это делал, когда кормил ее супом, но тогда она была в полубреду, а сейчас в полном сознании. Наблюдая, как ее руки сами по себе теребят застежку ящика, Мейкпис в панике сжалась. Доктор, казалось, нервничал не меньше, чем она.
– У тебя слишком маленькие руки, – бормотал он, – слишком неуклюжие. Как я могу сделать точные разрезы этими… неловкими обрубками?
Руки Мейкпис завладели маленьким, похожим на нож инструментом, уронили, снова подняли. Пальцы тряслись крупной дрожью. Металл холодил руку, и ощущение было странным. Она наблюдала, как эта самая рука осторожно приближает инструмент к ране. Кончик лезвия неторопливо отгибает края пореза. При виде такого зрелища ее затошнило. Неприятно было находиться так близко к гниющей плоти.
Инструмент был чересчур острым, угол неверным, плоть слишком уязвима. Она невольно поморщилась и забрала назад управление рукой. Инструмент дрогнул, порезал край раны, и пациент зашипел от боли.
– Ради бога, ты хочешь, чтобы я сделал это или нет? Если станешь бороться со мной за право управлять руками, можем убить пациента. Ты должна доверять мне!
– Простите, – прошептала вслух Мейкпис.
Несмотря на то что в комнате было прохладно, по спине поползла струйка пота. Мейкпис трижды глубоко, медленно вздохнула и позволила доктору снова управлять ее руками.
Наблюдая за происходящим, она пыталась сделать вид, что руки принадлежали кому-то другому. Это немного помогало. Кто-то показывал, как вести операцию, а она должна внимательно наблюдать, хотя желудок сжимался. Пришлось стиснуть зубы, когда инструмент срезал обесцвеченную плоть, а щипчики удаляли крошечные комочки ткани из раны – вероятно, остатки рукава пациента.
– У него снова идет кровь, – нервно пробормотала Энн.
– Так и должно быть, – старательно повторяла Мейкпис слова доктора. – Кровь поможет очистить рану. – Она мысленно напряглась, готовя смесь соли и уксуса. – Мне очень жаль, но, возможно, будет очень больно.
Следующие две минуты в комнате стоял оглушительный крик, и к концу процедуры Мейкпис гадала, рвет ли когда-нибудь хирургов. К тому времени, как рана была снова забинтована чистыми тряпками, Мейкпис окончательно вымоталась и едва стояла на ногах. Старик принес ей миску с кашей, но прошло несколько минут, прежде чем ее желудок успокоился настолько, чтобы принять еду.
Потом Энн предложила переночевать, и Мейкпис согласилась, полагая, что вряд ли ей позволят уйти, пока не станет ясно, помогло ли лечение пациенту. Если ей предстоит стать узницей, не помешает хотя бы поспать.
– Он вполне может умереть, несмотря на наши усилия, – тихо заметил доктор. – Думаю, стоит предупредить тебя. Я очень хорош в своей профессии, но мой труд тяжел, а работа шпаги – легка. Люди – создания хрупкие, и разбить нас куда проще, чем починить. С начала войны большинство моих пациентов умерли. В армии понимают, что сделать ничего нельзя. Вряд ли эти люди будут такими же понимающими. Мистрис Лайтфут, нам нужен план побега на случай, если этого человека заберут в лоно Всемогущего.
Но у медведя были другие намерения. Он устал, и сейчас самое время выспаться. В этом была прекрасная простота рассуждений зверя. Когда за Мейкпис пришел сон, она словно погрузилась в складки мягкого меха.
Мейкпис проснулась несколько часов спустя, с головой куда более ясной, чем за все последние недели. Тонкий молочно-белый луч солнца просачивался в открытую дверь. Энн снова принесла кашу, немного хлеба и хорошие новости. Пациент все еще слаб, но сердце бьется не так бешено, а лихорадка утихла.
– Эти инструменты… – начала Энн. – Полагаю, хирург умер и оставил их тебе?
В ее тоне звучал невысказанный вопрос.
– Да, – подтвердила Мейкпис, глядя ей прямо в глаза. – Именно так оно и было.
Когда все собрались в большой комнате, атмосфера была уже менее враждебной. Как и подозревала Мейкпис, это и была семья Эйксуортов. Те самые люди, которых она искала.
– Мне нужна ваша помощь, – пояснила она. – Я знаю, что здесь оставляют послания. Письма для мистрис Ханны Уайт. Знаете, куда их отвозят после того, как забирают здесь?
Хозяева снова обменялись нерешительными взглядами. На этот раз ответил старик: