Девочка с острова драконов — страница 18 из 31

- Приветствую тебя, могущественный дух, - сказал он, глядя в сторону Наго. Для чего ты явился ко мне?

Старик и вправду был силен, Наго чувствовал это. И не мог поверить в то, что при такой своей силе дукун не наделен мудростью, ибо только глупцу мог прийти в голову столь жестокий и бессмысленный поступок.

- Я пришел узнать, зачем ты подослал на мой остров убийцу! Разве такой умелый дукун, как ты, не способен верно растолковывать свои же пророчества?

Дукун задумался, пристально глядя на своего перепуганного соплеменника. Тот избегал встречаться с ним глазами, потупился виновато. Немного погодя старика осенила догадка.

- Так вот в чем дело! Неужели сам дракон одарил меня своим посещением? Но в чем причина? Неужели этот неразумный увалень посмел угрожать обитателям Драконьего Острова?

После его слов Наго, которому успело надоесть быть невидимкой, наконец явил себя во всем великолепии. Увидев возникшего из ниоткуда дракона, ослепительного в солнечных лучах, принесенный им чужак коснулся лбом земли в поклоне, да так и застыл, не смея шевельнуться.

- Ты еще имеешь наглость спрашивать?! - воскликнул Наго, в ярости вспарывая мокрую землю когтями. - Не ты ли сам задурил голову этому ничтожеству? Не с твоего ли допущения явился он в мои земли, чтобы убить мою воспитанницу? Я разорву вас обоих на длинные ленты и украшу ими твою хижину, дукун. В назидание другим глупцам.

- Что ты натворил, Агунг! - закричал старик на окончательно растерявшегося убийцу-неудачника. - Как смел опозорить меня перед драконом, да еще пытаться нанести ему вред! О, великолепный и могучий Наго, я не достоин молить тебя о прощении, но поверь, мне бы и в голову не пришло совершить столь ужасное злодеяние. Хоть я и виновен в том, что не уследил за этим пустоголовым.

Наго сузил змеиные глаза в золотистые щелки. Казалось, он видел людей насквозь, до каждой жилки, каждой затаенной мысли. Согнувшись в легком поклоне, дукун уставился на землю под ногами, из уважения к волшебному существу не глядя прямо на него. Насмотревшись вдоволь и с удовлетворением чувствуя волны страха, исходившие от обоих людей, дракон грациозно уселся, втянув когти так, что они стали едва видны.

- Если пришел покарать оскорбившего тебя, - продолжил дукун, - убей меня. Я все одно зажился на этом свете, многое видел, познал едва ли не все радости, какие возможны в срединном мире. Агунг же хоть и глуп, но семья нуждается даже в таком муже. Тяжко придется его жене одной, да и ему самому не будет покоя на том свете, ведь он оставит детей расти без отцовских наставлений и защиты. О твоей мудрости и милосердии слагают легенды, о Наго. Смягчи свое сердце, возьми мою жизнь вместо его, ведь вина лежит на нас обоих.

- Я не буду наказывать глупца за то, что он глупец, - отвечал Наго, успокаиваясь. Он знал, что теперь самый сильный дукун острова позаботится о том, чтобы никто не посмел беспокоить дракона и его жрицу. - Но тебе впредь советую держать язык за зубами. К чему болтаешь о таких видениях с каждым, кому не лень тебя слушать?

- Прости меня, Наго. Но могу ли я о них умолчать? Белолицые люди ступят на нашу землю, и правильный ход времен будет нарушен навсегда. Быть может, если все заранее узнают об этом, мы сможем одолеть напасть...

- Не сможете, - перебил его Наго голосом, не допускающим возражений. - Ваше время истекает, как уходит вода из обмелевшего русла. Как ушли в непроходимую глухомань оставшиеся в живых эбу-гого, которых вы прогнали с насиженных мест. Сколько лун существуете вы, люди, столько же льется кровь. Сражайтесь, и быть может вам удастся железом удержать свое время. Или покоритесь, чтобы сохранить жизни своим потомкам. Мне все равно.

 Сказав это, Наго встал, отвернулся от старика, давая понять, что разговор окончен, поднялся в воздух и исчез для человеческих глаз, но напоследок услышал слова дукуна.

- Твое время уйдет вместе с нашим, - произнес старик тихо и устало. - Как и время наших богов.

- Так берегите своих богов! - воскликнул Наго, удаляясь. - Должно ведь в трех мирах быть хоть что-то, что вы не станете предавать.

Самое главное счастье

Равномерные глухие удары большого барабана отдавались пульсацией в жилах, заставляя сердце биться в такт. Ему вторил гамбанг, будто капли дождя рассыпались по бамбуковым сосудам. Флейты выводили затейливую трель, собирая все звуки в праздничную мелодию. В круге яркого света танцоры подхватывали ее и двигались плавно, четко, словно связанные невидимыми нитями. Полосы светлой ткани в руках девушек плыли по воздуху, изображая морские волны. Волосы их венчали украшения, похожие на крошечные лодки.

Мелати танцевала в самом центре, притягивая к себе взгляды. Движения ее гибкого тела завораживали грациозностью и точностью. Когда девушка замирала на мгновение, она походила на искусно сделанную статуэтку, настолько изящными были изгиб ее стана, поворот головы, гордо посаженной на длинной шее, и вся она, от пяток до тоненьких пальцев, казалась в этот миг воплощенным совершенством. Никто не мог сравниться с Мелати, и она об этом знала, двигаясь с легкостью и наигранным равнодушием, свойственным красавицам, осознающим свою красоту.

Но Хиджу лишь скользнул по ней рассеянным взглядом, отметив только, что и в этот раз подруга, как всегда, на голову превосходит остальных девчонок. Покосился на сидевшего рядом Гутнура, с восторгом и нескрываемой гордостью наблюдавшего за своей возлюбленной. Усмехнулся про себя и вновь уставился на пару, в честь которой сегодня устроили праздник здесь, на берегу, ибо всех собравшихся не вместила бы ни одна лодка.

Его сестру, самую младшую и любимую, выдавали замуж за чужака из секахи, живущей так далеко, что плыть сюда пришлось много дней без остановки. Редко доводилось Хиджу бывать в этих краях, только в дни большой торговли, когда скапливалось в сундуках так много жемчуга и других ценных вещей, что старейшины решали от них разом избавиться. Но и в такие дни невелик будет шанс вновь увидеть сестру, ведь торговали на берегу, а где в то время будет ее новая секахи – неведомо, скорее всего, разминутся они в море, чтобы встретиться неизвестно когда.

Музыка прекращалась, словно дождь, оставляя лишь перестук ритма на гамбанге, понемногу меняющийся, начиная следующую мелодию. Танец закончился, танцоры замерли в грациозном полупоклоне, потом развернулись и неторопливо ушли прочь, скрывшись в темноте.

- Сегодня она особенно прекрасна, - с восторгом сказал Гунтур.

- Правда? – рассеянно переспросил Хиджу, не отводя глаз от сестры. Она сидела по левую руку от своего теперь уже мужа, наряженная в праздничные одежды, увешанная драгоценностями, смущенно опустив ресницы. – Ну, прекрасна, да. Только вот будь она дурнушкой, глядишь, и не увезли бы в такую даль.

- Что? – Гунтур проследил за взглядом друга и вздохнул. – Я про Мелати, бестолковый! Ну чего ты сидишь мрачный, как туча? Хочешь огорчить сестру? Мог хотя бы для вида порадоваться за нее, если в самом деле не способен.

- Радоваться? Чему? Что я ее теряю? Что она остается с чужими в чужом краю?

- Что у нее теперь есть муж, - ответил Гунтур, удивляясь нечуткости друга в который раз. – Семья. Это же самое главное счастье для каждой девушки, когда тот, кто ей по сердцу, берёт ее в жены.

С этими словами он с любовью посмотрел туда, куда только что ушла Мелати. Хиджу хотел было снова возразить, но заметил, как жених что-то говорит его сестре, а та, по-прежнему не поднимая глаз, чуть заметно улыбается в ответ, и сквозь смущение на лице ее проступает счастье, подобно пробившимся сквозь облака солнечным лучам. «Семья? Но ведь у нее есть семья, мы, – думал Хиджу. – Неужели он и вправду ей так дорог? Настолько, что она бросает все ради него и даже не сожалеет?»

- Да еще Мелати огорчил, - не унимался Гунтур. - Она так старалась, танцевала просто восхитительно, а ты даже не смотрел.

- Да смотрел я, - отмахнулся Хиджу с досадой.

Но это было неправдой. Мелати знала, как хороша она сегодня в ярком наряде, окуренном благовониями с дальних островов, с украшениями - богатое ожерелье ослепительно сверкало в свете огня, с губами, окрашенными в алый цвет, с жемчужинами в отросших волосах, уложенных в высокую прическу. Когда она танцевала, все смотрели на нее одну. Кроме Хиджу. Она ловила его взгляд до последнего мгновения, но он даже не замечал.

Зато от внимания матери ничего не укрылось. Когда девушка вместе с подругами отдалилась от празднующих, спеша привести себя в должный вид для второго танца, мать перехватила ее и отвела в сторонку.

- Что это ты смотришь на него весь вечер, бесстыжая? – сказала она сердито. – Или забыла, что я говорила тебе?

- Я помню все, что ты говоришь, матушка, - Мелати с трудом сдерживала досаду. – И стараюсь быть послушной во всем. Но разве не дозволено мне даже смотреть туда, куда пожелаю? Не для того ли боги дали мне глаза, чтобы ими смотреть?

- Прекрати дерзить, непослушная девчонка! Дождешься у меня, выдам замуж в самую дальнюю секахи, глядишь, кто и позарится на смазливое лицо и не заметит дурного нрава. Видать, сильно прогневила я богов, раз они наказали меня непочтительной дочерью.

От таких слов Мелати почувствовала горечь. Ей стало обидно, что мать не хочет понять ее, и страшно, что та исполнит свои угрозы. Жизнь с чужими, в разлуке с семьей и друзьями, девушка даже представить себе не могла. Заметив, как дочь изменилась в лице – вот-вот расплачется, - мать смягчилась.

- Я ведь добра тебе желаю, глупая. Ты еще молода, сама не знаешь, что для тебя лучше. Понимаю, почему тебе Хиджу люб, я ведь не слепая. Ни слова не сказала бы, если б ты просто с ним ходила, на то она и молодость. Но взгляни на себя, ты же как одержимая! Гунтур твой это видит, а ну как раздумает брать тебя в жены?

- Разве я обещала стать его женой? – вскинулась Мелати.

- А какого тебе нужно мужа? Хиджу? Послушай мать, я жизнь-то пожила. Он хороший мальчик, сильный, смелый. Да только в мужья его я не пожелаю даже самой глупой и вздорной девице. Сидеть целыми днями одной и ждать, вспомнит ли - такая у его жены будет доля. И норов у него, как у дикого буйвола, горячий и упрямый, - она ухмыльнулась. – К тому же, лучше уж есть простой хлеб самой и досыта, чем делить спелое манго с др