– Я хочу встретиться с ними. Прошу, не запрещай мне.
Боясь показаться слишком дерзкой, она все же не удержалась и посмотрела на мужчину прямо. Лицо его было светлым для уроженца здешнего края, и глаза казались совершенно черными, как небо в безлунную полночь. Тяжелый взор этих глаз выдержать было трудно, но Абигаэл превозмогла робость.
Дукун прищурился, изучая сидевшую перед ним молодую женщину. Украшение деревни, живой талисман, приносящий удачу. Даже родив двоих детей, она не утратила хрупкого изящества, казалось, даже стала еще красивее. Но красота часто внушает недобрые помыслы, и сейчас, присмотревшись к некоторым из чужестранцев, дукун понимал – не нужно им видеть Абигаэл.
– Зачем? – спросил он, глядя на нее строго.
Но на самом деле его забавляла ее растерянность. Глупая девчонка, от безделья в отсутствие мужа выдумывающая себе поводы для страданий. Как будто там, за океаном, в холодных чужих землях, осталось у нее что-то кроме могил предков, о которых она даже не вспомнит.
– Быть может, кто-нибудь из них бывал в местах, откуда я родом, – ответила она, потупившись. – Я бы послушала о тех краях. Разве эти люди не дружелюбны с нами? Нет никаких причин их опасаться.
Аби вела себя сдержанно, но дукун чувствовал зудящее нетерпение, исходящее от нее. Она хотела закончить разговор и уйти к чужеземцам, но не могла, пока уважаемый гость не покинет дом.
Он даже подумал, почему бы не просидеть здесь до отплытия корабля, наблюдая за Абигаэл и отдыхая. Ему нравилось смотреть на нее, но подолгу любоваться чужой женой было непристойно. А теперь выдалась такая возможность – Хиджу будет только благодарен, если дукун убережет ее от встречи с людьми с Запада.
– Ты что же, вздумала со мной спорить? – притворно нахмурился он, едва не рассмеявшись, когда Аби испуганно отпрянула. – Разве не запрещал тебе муж говорить с ними? А ты вздумала ослушаться, едва он перешагнул порог! Не позорь его. Все одно за стол с чужаками сядут только старшие женщины, и подавать бетель будут они же. Я при всех прогоню тебя, если вздумаешь мелькать перед глазами.
Жестом прервав возражения, дукун неторопливо допил вино, поднялся и направился к выходу, спиной чувствуя ее обиженный взгляд. Он усмехнулся. Пусть злится, плачет, зато останется невредимой. Люди с Запада были чужими здесь, но сошли на берег, чувствуя себя хозяевами. Его, сильного дукуна, не смогли обмануть кроткие речи, ведь он видел тьму и зло в сердце столь явно, как если бы они отпечатались пятном на лице. Старейшин тоже не убедили слова, они замечали алчность в глазах, жадно шаривших по деревне.
Жажда наживы с одной стороны и желание обладать диковинами, которых никто не видывал еще на побережье – с другой. Пришельцам из-за моря не было нужды грозить аборигенам силой оружия. Сами все отдадут, польстившись обманчивым блеском чудных даров. Дукуна огорчала легкомысленная готовность его соплеменников принять все, что идет от чужаков. Недалек час, когда алчность затмит разум, заставит предать заветы предков.
Потому он не вышел встретить нежеланных гостей, оставаясь незаметным для их глаз наблюдателем. Скрывшись в глубине затененной веранды, он раскладывал на деревянном полу узоры из круглых камешков, вслушиваясь своим особым чувством в происходящее вокруг.
Тем временем трапеза подошла к завершению, женщины убрали посуду, и началась торговля. На циновках разложили все, чем была богата деревня, но хоть Жозе Спириану и хвалил искусство ее мастеров, он был недоволен: жемчуга ловец принес немного и не лучшего качества.
Высказывать недовольство вслух хитрый торговец конечно не стал. Дождавшись, когда туземцы расслабятся, увлеченные рассказами о дальних берегах, разморенные вином и зноем, он незаметно шепнул офицеру, знакомому немного с местным диалектом, чтобы тот попробовал вытрясти из мальчишки-ныряльщика запасы, которые могли быть припрятаны.
Помощник боцмана, опытный моряк и бывалый пройдоха по имени Паулу Канара, под каким-то предлогом увел ныряльщика в сторону, якобы увлекшись разговором. Слушая рассказы о здешнем рыболовстве, он с рассеянным видом отломил тонкую ветвь и стал затачивать ее конец кинжалом, крошечным, с рукоятью слоновой кости, украшенной резьбой и шелковой кистью. Как и ожидалось, безделушка очаровала дикаря.
– Прими его в знак добрых намерений, все равно годится лишь чистить ногти, – усмехался Паулу, вручая нож обрадованному ныряльщику. – Ваши паранги хоть и остры, но грубые, такими только курам головы рубить. Тебе бы раздобыть оружие, достойное настоящего воина. Если есть, чем заплатить, конечно.
Гладя кончиками пальцев холодную сияющую сталь, Джу сокрушался, что недавно распродал весь свой улов хороших жемчужин. Той жалкой горстки, которую он отдал гостям, едва ли хватило бы даже на этот маленький ножик.
– Не может быть, чтоб ни у кого не осталось, – вкрадчиво говорил Паулу. – Ты мог бы взять, а потом отдать долг. Мы ведь сюда вряд ли когда вернемся.
– Я знаю, кто мне поможет, – просиял мальчишка.
Обрадованный столь удачной мыслью, он поспешил к дому Хиджу, совершенно не заботясь о том, что ведет за собой чужака. Хозяина не было, но Аби точно там, она добрая и дружит с матерью Джу. Наверняка поможет, ведь Хиджу привозил ей целые россыпи прекрасных жемчужин и отдавал, не считая. Петан играл самыми крупными из них с младшим братом. Хиджу и не заметит, если часть пропадет.
– Аби, ты здесь? – Джу позвал ее, не заходя в дом.
В ответ послышалось хныканье ребенка. Хозяйка не торопилась выходить, но настойчивый посетитель позвал ее снова, и та, кое-как успокоив разбуженного Гембала, вышла на крыльцо.
– Что тебе? – выпалила она сердито, но увидела его спутника и осеклась.
Пока Джу торопливо и путано объяснял, зачем пришел, Абигаэл и Паулу Канара удивленно смотрели друг на друга. Аби опомнилась первой. Улыбнулась, поприветствовала незнакомца. Выслушав просьбу ныряльщика, она задумалась.
Никогда не доводилось ей меняться товарами, этим занимался Хиджу, не посвящая в подробности жену. Однако у нее и вправду был жемчуг, не тот, который откладывался для продажи – его она никогда бы не посмела взять без его позволения, но собственный, подаренный за многие годы. Хиджу частенько оставлял самые крупные жемчужины, или те, что были необычных цветов и форм. Аби готова была подарить некоторые из них гостю просто так, но рассудила, что муж не одобрит такого поступка. А Джу очень хотел получить обещанные клинки.
– Наверное, я могу вам кое-что предложить, – сказала она несмело, жестом приглашая их присесть на крыльце. – Простите, что не пригласила в дом, хозяин сейчас в отъезде. Подождите здесь, я принесу жемчужины.
Растерянный офицер проводил взглядом странную женщину. Он не мог не заметить, как красиво и грациозно стройное тело, едва прикрытое куском тонкой ткани. Кожа ее оставалась пленительно светлой, беспощадное солнце лишь немного позолотило ее загаром. Глядя на тонкие щиколотки и босые стопы, по-кошачьи беззвучно ступавшие по деревянному полу, Паулу Канара почувствовал, как кровь прилила к лицу.
– Кто ты? – изумленно спросил он, когда она вернулась с полотняным мешочком в руках.
Она села напротив, подобрав под себя ноги. Проследив за взглядом незнакомца, прикрыла краем саронга голые колени. От этого беззастенчивого, цепкого взгляда Абигаэл стало неуютно.
В нескольких словах она рассказала свою историю, и, желая побыстрее отделаться от неприятного посетителя, высыпала перед ним содержимое мешочка. Как она и ожидала, все внимание гостя тут же заняли жемчужины. Крупные, безупречные, каждая из которых стоила на Западе так дорого, что Хиджу не поверил бы, если б услышал.
– Что ты хочешь за них?
– Я отдаю их в уплату за вещи, которые ты обещал Джу, – ответила Абигаэл, собирая жемчуг обратно в мешок. – Этого хватит?
– Да, но я мог бы купить больше.
– Это все, что есть, – солгала Абигаэл.
Ей не хотелось отдавать все свои запасы, ведь это были подарки Хиджу. Как ни пытался Паулу выманить еще, Аби оставалась непреклонной. В конце концов он сдался и ушел, учтиво простившись с хозяйкой. Вернулся к своим, украдкой передал Жозе Спириану добычу (не забыв припрятать пару самых редких жемчужин), отдал мальчишке обещанные кинжалы. Но никому рассказывать об Абигаэл не стал.
Все время, пока другие обменивались историями и шутками, пили вино и жевали бетель, Паулу думал о ней. Он много лет провел на Востоке, но к экзотической внешности местных женщин привыкнуть так и не смог. Даже самые юные и смазливые из них вызывали у него брезгливость. Ему не нравились их слишком смуглая кожа, раскосые глаза, манеры и привычки, далекие от цивилизованных.
Золотые косы и синие очи незнакомки маячили перед внутренним взором, разжигая пожар в крови. Паулу Канара не мог перестать думать о том, что хижина ее на самой окраине, и она там совсем одна. Туда легко пробраться незаметно, а женщина наивна и доверчива. И у нее наверняка остался жемчуг. Чутье говорило, что она солгала.
Уличив подходящий момент, Паулу Канара ускользнул из-за стола и пробрался к дому Абигаэл, прячась за деревьями. Вокруг по-прежнему было безлюдно. Стояла тишина. Паулу подумал, что если женщина ушла, то он хотя бы попытается найти что-нибудь ценное в пустой лачуге.
Но Абигаэл была дома. Гембал спал, и она заговорила с вошедшим мужчиной вполголоса, боясь разбудить ребенка.
– У меня и в самом деле ничего нет на продажу.
– Ты ошибаешься, – также тихо отозвался тот и приблизился, заставив ее отшатнуться. – У меня есть много красивых вещей для тебя. Хочешь, подарю?
Нитка ярких стеклянных бус сверкнула в его руках и прохладной тяжестью скользнула по шее женщины. Она дернулась, пытаясь избежать прикосновений этого человека. Его ухмылка внушала страх, в глазах появился нехороший блеск.
– Это твой ребенок? – спросил он и положил ладонь на шею испуганно замершей Абигаэл, с наслаждением ощущая, как нервно пульсирует жилка под нежной кожей. – Не шуми, ты ведь не хочешь тревожить его.