– Давайте вы оба присядете, – дедушка встает и отодвигает свой стул, жестом приглашая Наталью Алексеевну на свое место. – И расскажете нам все по порядку.
– Хорошо, – она поднимает своей рукой мою и переворачивает зажатыми пальцами кверху. – Арсений, разожми кулак.
Кошусь на руку. Внутри куча спичек. Если сделаю, как она просит, признаю вину. Поглядываю на друзей и качаю головой.
– Не заставляй, раз не хочет, – говорит бабушка, трясущейся рукой держа чашку и пытаясь отпить чай, чтобы успокоиться.
– По-другому не получится, – Наталья Алексеевна смотрит на меня. – Пожалуйста, разожми пальцы.
Лёнька как-то рассказывал про такую юридическую штуку, когда до судебного приговора человек невиновен. Мне ведь дадут сказать что-нибудь в свое оправдание? Нехотя раскрываю ладонь.
– Я иногда видела сожжённые спички на земле. Поначалу думала, что это кто-то из местных или туристов балуется, – учительница садится на место дедушки. – Потом однажды заметила, как Арсений, Артем и Леонид идут домой поздно вечером с пляжа. Прогулялась по нему и снова нашла такие же спички. У меня закрались подозрения, поэтому я собрала улики.
Так вот куда пропали спички в прошлый раз!
– А сегодня я увидела Арсения, когда он что-то делал рядом с заброшенной беседкой на краю поселка. Поймала за руку.
– Наташа, это серьезное обвинение, – строго замечает дед. – Ты понимаешь, что оно может испортить жизнь моему внуку?
– Я понимаю. Потому и привела его к вам, чтобы все обсудить.
Кошусь на друзей. Лёнька с замешательством следит за взрослыми, вслушиваясь в беседу. Тёмка же не проявляет интереса, продолжая есть пирог. Вот говорил ему, что привычка плохая… Поджимаю губы и смотрю на бабушку.
– Сенечка, почему ты там был? – спрашивает бабушка.
– Я? – ничего не приходит в голову. – Я гулял…
– А спички откуда?
– Нашел.
– Если ты их нашел, зачем подобрал? – уточняет дед.
Пожимаю плечами. Врать не хочется, но сдавать друга, у которого и так полно проблем, тоже.
– У меня есть предложение. Я знаю хорошего психолога. С тех пор, как Юна чуть не утонула, я водила ее к нему. Прекрасный специалист. Помогла дочке, и Арсению поможет.
Я не ослышался? Она хочет водить к психологу меня?
– Скажите, у Арсения в семье все хорошо?
Чем больше она говорит, тем страшнее мне становится. Слова наматываются друг на друга, становясь клубком копошащихся шипящих змей. Кошмар… Если мама об этом узнает, что она подумает? А папа? Они во мне разочаруются?
– Хватит, – доносится сбоку негромко, но четко.
Мы все поворачиваемся к Тёмке. Он оглядывает нас исподлобья.
– Это мои спички.
– Твои? – удивляется учительница.
– Сенька не виноват. Он меня покрывает. Собирал за мной мусор все лето, – ворчливо отвечает Тёмка, нахохлившись, и скрещивает руки на груди.
Лёнька смотрит на меня округлившимися глазами. Точно, он ведь про спички не знает ничего…
– Артем, но почему? – спрашивает Наталья Алексеевна.
– Просто так.
– Просто так столько спичек не жгут.
– Наталья Алексеевна, при всем уважении, отвалите, – кухня погружается в шокированную тишину. – Сейчас лето, я могу провести его без ваших нравоучений? Вот когда в школу вернусь, тогда и вынесете мне мозг. А щас не надо.
– Резонное замечание, – поддерживает его дед, отпивая чай. – Общение с психологом – тема сложная даже для взрослых. А без согласия его родителей о таких мерах мы говорить не можем.
Тёмка бросает на деда благодарный взгляд, один из немногих за это лето.
– Мы со всем разберемся, Наташ. Можешь не переживать.
– Ну как не переживать? Мальчишки мои, мне за них отвечать, – вздыхает учительница.
– Я не буду ничего поджигать, – бурчит Тёмка. – Я так просто… стресс отводил. Это ж лучше, чем драться со всеми, да?
– Лучше, – подтверждает учительница.
Напряжение уходит. Бабушка угощает меня и Наталью Алексеевну пирогом и чаем, а после мы провожаем классную руководительницу до забора.
– Спасибо за заботу о Сенечке, Наташенька, – говорит бабушка. – Я чуть было в обморок не упала, хорошо, что все обошлось.
Когда учительница уходит, я спрашиваю:
– Бабуль, а ты что, правда поверила, что я собирался что-то поджечь?
– Я испугалась, – признаётся она. – Потом уж начала соображать и подуспокоилась.
– А если б я все же что-то поджог, ты бы перестала меня любить?
– Нет, Сенечка, не перестала. Но поджог – это серьезное преступление. А еще это очень опасно. Поэтому мы с твоим дедушкой хотим поговорить с Артемом. Уведи Лёнечку, пожалуйста, в комнату.
– Хорошо.
Я зову друга, и мы уходим. Но не запираемся в комнате, как просила бабушка, а встаем у стены рядом с дверью в кухню. Она чуть приоткрыта, чтобы мы слышали весь разговор. Обычно ни он, ни я не подслушиваем, но сейчас дело касается Тёмки, и нам неспокойно.
– Тёмочка, расскажешь нам, что у тебя болит на душе? – ласково спрашивает бабушка.
Она относится к моим друзьям так же, как ко мне, считая их своими внуками. В детстве она называла нас «моими котятами», а мы были не против. Сейчас мы уже повзрослели, и бабушка перестала нас так называть, чтобы не задевать зарождающуюся мужественность. Так дедушка сказал. Шутил, наверное. Я и мужественность – полные противоположности.
– Да не надо, Зина Семенна. Я и так вам одни проблемы приношу.
– Ты еще растешь, и мы за тебя отвечаем, – говорит дед. – А еще мы готовы помочь тебе разобраться в себе.
– А если я не хочу разбираться?
– Может, хочешь, но боишься? – спрашивает бабушка.
– Даже если я стану хорошим, ничего не изменится.
– О чем ты говоришь, Артем? – уточняет дед.
Тёмка долго молчит. Я слышу, как тикают стрелки настенных часов в кухне. Лёнька редко дышит, стараясь сильно не волноваться. Не каждый день одного из нас оставляют на серьезный разговор.
– До приезда сюда я каждый день слушал ссоры предков. Думал, что здесь будет лучше, но они решили развестись. А в мой день рождения они ругались друг с другом. Вместо поздравления мама написала, что я буду жить с ней и сестрой. Я не хочу возвращаться домой… Потому что ненавижу маму.
Его признание оглушает. Сглатываю, переглядываюсь с Лёнькой. Мы уже давно знали о ситуации друга, но с каждым разом она усугублялась, обнажая новые слои его ранимой души.
– О, Тёмочка, – ножки стула скрежещут по полу. Наверное, бабушка придвинулась ближе, чтобы обнять Тёмку.
– Не надо, не жалейте меня. Так я совсем жалким стану.
– Когда у тебя появилась привычка играть со спичками? – интересуется дед.
– Нес папе коробок спичек, когда он пытался разжечь газ в колонке в ванной. Она у нас иногда гаснет, приходится вручную зажигать. Мама начала его ругать, что он никак не обновит колонку, как раз когда я вернулся. Так и сунул этот коробок в карман и ушел на улицу. Телефон не взял, сел где-то на скамейке, скучно было до жути. Тогда достал коробок и стал его крутить. А потом поджигал спичку за спичкой и считал, сколько секунд нужно, чтобы каждая сгорела. Сначала почти сразу бросал и притаптывал, потом стал держать дольше. В последний раз чуть пальцы не прижег.
За бытовой мелочью может скрываться чересчур глубокий смысл. От осознания этого меня охватывает короткая дрожь.
– Артем, что ты думаешь о разводе родителей? – спрашивает дедушка.
– Его не должно случиться. Это неправильно. Они всегда были вместе. Все мои тринадцать лет… А теперь они хотят разойтись. Ну как так?
Его последний вопрос пронизан отчаянием и горечью. Опускаю голову. Не представляю, как бы отреагировал, если бы мама и папа вдруг решили развестись. Наверное, сошел бы с ума.
– И я ничего не могу с этим поделать, потому что они сбагрили меня сюда на три месяца. Если б я остался в городе, я бы вмешался… Я бы помог им одуматься… Я бы…
– Тёмочка, – вздыхает бабушка, – в том, что родители решили развестись, нет твоей вины.
– Порой люди перестают понимать друг друга и оттого ранят и себя, и близких. Потому что у них не получается найти мост к сердцам друг друга. Такое случается чаще, чем принято рассказывать, – добавляет дед.
– И что? Я все равно хочу, чтобы они и дальше жили вместе!
– Даже если это сделает их несчастными? – уточняет бабушка.
Тёмка молчит.
– Иногда взрослые решают жить вместе до совершеннолетия детей, но это только ухудшает их положение. И тогда страдают все: и родители, и дети.
– Мама решила, что я буду жить с ней и сестрой. А я не хочу с ними жить. Я хочу жить с папой. Мне уже скоро паспорт выдадут, я сам вправе выбирать!
– Вероятно, она так решила, потому что сейчас занята сбором документов для развода. А твоему папе понадобится время, чтобы найти жилье.
Что-то с грохотом обрушивается по столу. Мы с Лёнькой вздрагиваем от неожиданности.
– Почему они не могут просто жить вместе, даже если не любят друг друга? Они больше не любят меня?
– Представь, что в одну комнату запускают хищника и травоядное. Хищник голодный, травоядное напугано. Каков исход у этой ситуации? – спрашивает дед.
– Хищник погубит травоядное…
– Твои родители находятся в таком же положении. Напряжение между ними настолько же сильно, как между хищником и травоядным. А чтобы оно улеглось, им нужно отпустить друг друга и побыть порознь.
– И почему у взрослых все так сложно, а? – негодует Тёмка.
Вскоре их разговор заканчивается, и мы с Лёнькой стараемся прошмыгнуть в комнату, чтобы нас не заметили. Только запрыгиваем по кроватям, как Тёмка заходит и забирается на свою койку.
– Парни, – зовет он.
– Что?
– Наталья Алексеевна про психолога говорила. Как думаете, стоит сходить?
Вот уж от кого, а от него я подобного не ожидал. Тёмка яростнее всех открещивается от разговоров по душам, даже нам признавался в чем-либо только после тяжелых переживаний.
– А ты сам как думаешь? – спрашивает Лёнька.
– Я думаю, что вокруг слишком много нудных взрослых, – хмыкает Тёмка.