Она дошла до кабинета и упала на диван. Полежала с закрытыми глазами минут пять. Вытащила из-под подушки колючее одеяло из верблюжьей шерсти, сбросила на пол тапки и натянула одеяло до самого носа. Ее била крупная дрожь.
Успокоительные лежали далеко, в другом конце комнаты, на рабочем столе. Сил вставать за ними не было.
«Все нормально, он жив, успокойся».
Внезапно комнату заполнил оглушительный визг пожарной сирены.
– Внимание, внимание, пожарная тревога, всем выйти из здания!
Споты на потолке зашипели и начали поливать все вокруг водой.
«Вот дерьмо».
Кира резко накрылась одеялом с головой и замерла, как дикое животное. Она не могла сдвинуться с места, будто окаменела.
Закрыла глаза.
Под веками снова пылал огонь.
Языки пламени расходились по ее телу, оставляя бурлящие пузыри и лоскуты горелой кожи. Казалось, она даже слышит отвратительный сладковатый запах жарящегося мяса.
«Блядь, блядь, блядь!»
Она не могла заставить себя выглянуть из-под одеяла.
«Спокойно. Это просто паническая атака. Это ложная тревога. Никакого пожара нет, откуда ему тут взяться».
Одеяло стало сырым от воды, а она все дышала под ним, открыв рот, как загнанный зверь, нагоняя все больше углекислого газа в свой маленький мирок. Голова кружилась, сдвинуться или хотя бы поменять позу она не могла – тело не слушалось.
Вдруг сирена оборвалась хрипом, бьющим по ушам, а потом резкий голос – явно человеческий, а не механический – отрапортовал:
– Повторяю, в здании объявлена тревога. Сотрудникам необходимо срочно собраться у пожарных выходов. Кира Мечникова, вас ожидают в главном офисе. Повторяю. Мечникова. Ожидают в главном офисе.
Кира никуда не побежала – наоборот, только глубже вжалась в пахнущий мокрой кожей и верблюдом диван.
«Ну, вот и прилетело за Питер», – сказал спокойный голос внутри.
«Да, знаю!» – огрызнулась она в ответ.
Меньше чем через пять минут в ее кабинет бесшумно вошли черные люди.
Соколова среди них не было.
Пустую подземную лабораторию научного центра освещали лампы дневного света. Они исключали любую тень или полутень, никаких дырок, норок и углублений, где можно было бы спрятаться, не предполагалось. И хотя насквозь мокрая Кира, сидящая на стуле, была одета, от уничтожающе-яркого света она казалась самой себе абсолютно голой и беззащитной.
Незнакомый голос из динамиков произнес стандартный текст:
– Гражданка Мечникова, озвучьте ваши полное имя, возраст, дату рождения и место проживания.
Кира молчала.
– Вы отказываетесь от дачи показаний?
– Я не знаю, по какому делу прохожу.
– По делу о государственной измене.
Кира звучно рассмеялась, отбросив с лица мокрую прядь:
– Быстро вы! А Игорь Александрович в курсе?
– Это вас не касается.
– Ясно. Что ж, можете его порадовать: я ничего плохого не сделала.
Одна из камер в углу лаборатории засветилась и стала проецировать на противоположную стену видео.
Кира даже не сильно удивилась, когда увидела себя, идущую от Московского вокзала. Фигурка с видео замерла в толпе у поездов, как будто ожидая кого-то. Люди шли мимо, было видно, как они ругались, огибая ее с чемоданами и тюками, а она склонила голову и закрыла глаза.
Кадр сменился. Теперь камеры снимали ее крупным планом, обнажая мелкие морщинки, высвечивая битыми пикселями все ее несовершенства – и недосып после поезда, и то, как она задумчиво чешет переносицу и смешно крутит лохматой головой, глядя на таблички с названиями улиц на домах. Она искала одиннадцатый дом.
– Хватит! – закричала Кира. – Прекратите этот спектакль! Что вам нужно от меня? Чего вы добиваетесь? Чтобы я взяла на себя чужие преступления? Чтобы я призналась в том, чего не совершала?! Скажите прямо, что вам надо!
Дверь бесшумно открылась и вошел один из телохранителей президента – его лицо ей было смутно знакомо. Он внес на вытянутых руках две деревянные ракетки и волан, положил их на стол перед Кирой и вышел.
Она помолчала, осознавая ту дичайшую степень слежки, которая за ней велась все это время, и, с трудом подбирая цензурные слова, произнесла:
– А. Класс. Вы уже и квартиру мою обыскали. Что-то вы припозднились, Игорь Александрович. Я думала, вы сделаете это в первый же день, как найдете «Капсулу». Допросите всех моих друзей. Вывернете мои карманы. Залезете ко мне в трусы. Хотя это как раз недавно вы уже делали. Что, так понравилось, захотелось еще?
– Молчать! – рявкнул незнакомый голос из динамиков – Говорить с тобой будут. Тихо себя веди. Или сразу на кладбище поедешь.
Кира притихла и сжала руками край стола.
Дверь снова открылась, и вошли два автоматчика: оружие было таким тонким, легким и хищным, что напоминало бутафорское, например пушки из фантастических фильмов про Луну и Марс. Она представляла это себе изо всех сил, потому что просто не могла поверить, что Соколов всерьез натравил на нее людей с автоматами.
– Похуй, – одними губами произнесла Кира в камеры, зная, что он это видит. Она улыбалась, хотя ее, мокрую и почти прозрачную от слепящего света, давно и неконтролируемо трясло.
Вслед за автоматчиками вошел и сам Соколов. Он выглядел как англичанин на похоронах: тонкое черное пальто с воротником-стойкой, ботинки-краги, черная трость зонта в руках, скуластое лицо – он походил на идеальную восковую копию самого себя, если не считать мелких капелек воды на волосах. Президент был чертовски хорош собой, но все портила улыбка – это была улыбка мертвеца. Носогубные складки, казалось, готовы были треснуть и выпустить наружу червей; лицо Соколова буквально пучило от ненастоящей, притворной, мучительной гримасы, которую он будто бы скотчем приклеил к себе. Он заметно похудел и осунулся, и даже его обычный плотный грим, который накладывали роботы-стилисты, не мог этого скрыть.
Кире вдруг показалось, что, пока она была в Питере, Соколов беспробудно пил или сидел на наркотиках – его глаза были как черные озера, почти совсем без радужек; они засасывали любой свет снаружи, и Кира чувствовала, знала наверняка – они жрут людей, буквально каждого, на ком хотя бы на пару секунд задерживаются.
– Что с вами случилось? – Она с тревогой разглядывала его.
Президент молчал, глядя куда-то поверх ее головы. Он не мог ответить на ее взгляд; казалось, если посмотрит, то набросится и разорвет ее без всяких автоматчиков, голыми руками и зубами.
– Зачем вы это сделали? – глухо спросил Соколов после продолжительной паузы. – Кто вам заплатил?
– Вы, – коротко ответила Кира и лениво подперла ладонями подбородок. Судя по всему, предстоял долгий разговор.
– Что ж… – Соколов сделал легкий жест, и автоматчики бесшумно сняли оружие с предохранителей. Оно засияло тонкими красными кольцами вокруг рукоятей. – Повторю вопрос. Кто вам платит?
– Вы. И, кстати, это же ваше? – Кира кивнула на ракетки, лежащие на столе.
– Я впервые это вижу.
Возмущение затопило Кирины щеки.
– Господи, да что с вами?! Я просто хотела узнать о вашем детстве побольше, чтобы составить ментальную карту, и вы научились бы самостоятельно подавлять протуберанцы во сне. Но я ничего не могу сделать с тем, что ваши… кмх… коллеги удалили из Сети абсолютно все. Такое ощущение, что вы родились сразу взрослым. Я пыталась вам помочь, а вы вломились в лабораторию, натравили на меня автоматчиков, посадили меня в камеру и прямо сейчас пытаете. И еще вы врете. Эти ракетки точно ваши. Я готова поспорить на что угодно. Так возьмите же их, они наверняка вам дороги, ведь вы столько времени провели с ними в одиночестве. Поверьте, я знаю, что это такое – когда предметы, с которыми ты долго находишься один, как будто оживают и становятся твоими друзьями. Они хранят энергию и воспоминания – иногда это остается в них на всю жизнь. Возьмите. Они ваши.
Кира аккуратно, подушечками пальцев подвинула ракетки в его сторону.
Соколов дернул головой, и автоматчики нехотя вышли.
– Это должно было меня растрогать? – Он издевательски кивнул на ракетки, когда за телохранителями закрылась дверь. – В таком случае вы сильно ошиблись.
Кира не шелохнулась.
– В какой момент жизни вы стали таким? – Она внимательно глядела на свои руки.
– Кира Евгеньевна, вы правда дура или прикидываетесь?
Соколов отошел к стене и начал ходить туда-сюда.
– Кто вам платит? – нудно повторил он.
– Игорь Александрович, вам было тяжело в детстве, вы мало кому могли доверять, но это не значит, что вы не можете доверять мне. Я знаю, что мать вас сдала в училище против вашей воли, она не должна была так поступать…
– Кто тебе платит?! – заорал Игорь, чтобы заглушить то, что говорила она. – Отвечай!
– Я знаю, вы не убивали отца, хотя в вашем сне все указывает именно на это. Но я не верю в гипотезы, я привыкла работать с фактами…
– Кто стоит за тобой?! – Он оглушительно стукнул по столу. – Хургадов? Калистровский?!
– Поэтому остается только один вариант: вы почему-то думаете, что виноваты в смерти отца – непонятно, впрочем, как, если вас даже не было рядом в день убийства. Но спешу вас обрадовать: это есть не что иное, как замаскированное чувство вины за ваше собственное существование. Я знаю, вы хотели покончить с собой в детстве, но у вас ничего не вышло. И вот вы выросли, и теперь ваше подсознание выбрало эту ситуацию с отцом, чтобы переложить на нее часть той боли, которую вы испытываете каждый день – просто потому, что так и не поняли, зачем вам жить. Я вас понимаю, это очень страшный вопрос. Он и меня мучает тоже.
– Заткнись! – Игорь в ярости толкнул стол, и он ощутимо ткнулся в живот Кире.
– Что, раскачалось? Чувствуете боль? Злость? Ну давайте, выходите из своей скорлупы, в «Капсуле» она вам будет сильно мешать.
– Да ты маньячка… – Игорь сжал руками голову и бессильно опустился на стул на противоположном конце стола. Он не мог ровным счетом ничего противопоставить Кире, которая вошла во вкус.