Началась страда. Игорь пахал днями и ночами, чтобы купить проклятую виллу. Он делал это почти с таким же упоением, как до того занимался с Динарой сексом. Соколов в такие моменты кайфовал сам от себя, от своей постоянно растущей мощи, от умения договариваться и проворачивать многомиллионные сделки просто по щелчку пальцев. Он и сам не заметил, как оброс во время этой пахоты какими-то колоссальными по объему и проникновению во все сферы жизни связями. Именно в тот момент Соколов со своей командой окончательно отделился от Минцифры – опять же, чтобы больше зарабатывать, – и основал еще одно, закрытое ведомство, засекреченное, обретшее ничем не примечательную, но так сильно влияющую на его самооценку приставку «по особо важным делам».
В один прекрасный – или ужасный – день Игорь, порядком выгоревший от круглосуточной работы, бежал по коридору ведомства и вдруг столкнулся нос к носу с Крайновым. Они не виделись месяца два, и Соколов страшно ему обрадовался. Михаил Витольдович был весел и спокоен, потирал, как обычно, пахнущие сигаретами руки и тепло улыбался Игорю – всегда неизменно подтянутый генерал, его таинственный названый отец.
Они пошли в кабинет Соколова, и закрылись там, и очень долго говорили обо всякой всячине под коньяк, и хохотали, обсуждая высокопоставленных идиотов из соседних министерств и АП, и вдруг Крайнов, крякнув, выпил залпом еще одну рюмку и неожиданно выдал:
– А ты как там, еще не передумал жениться? В Италию собрался? Хочешь выйти? Ты погоди, сынок. Дельце у меня к тебе есть. Ну, как сказать. Дело. Вроде даже не очень пыльное, а бенефиты – аж вон там! – Он многозначительно кивнул на золоченого двуглавого орла на стене.
Игорь ответил, ни секунды не раздумывая:
– Я устал, больше не хочу. Можно я немного просто поживу?
– Можно-то можно, кто ж запрещает, – усмехнулся Крайнов. – Да только вот кандидатов на это дело у меня, кроме тебя, и нету. Никто не вытащит такое, только ты.
На этот раз Соколов думал чуть дольше, но потом все-таки покачал головой:
– Извините, но нет. Какие бы там ни были бенефиты. Я внес деньги за виллу и мебель, церемония оплачена, остались только мелочи. Потом я бы хотел выйти.
Крайнов в ответ звучно рассмеялся и вынул из кармана аккуратную, прямоугольной формы белую бумажку. Взял с журнального столика карандаш, нацарапал что-то и протянул Игорю:
– Передумаешь – приходи, сынок. Я тебе всегда рад. А так – как говорится, счастья, здоровья, совет да любовь. Динара-то вроде не шлюха, хорошая девушка – но просто она дагестанка, а ты для нее – чужое, непонятное, и всегда таким будешь. Сам посуди: на солидной машине не ездишь, не бьешь ее, денег без меры даешь, сам не гуляешь, что угодно ей позволяешь. Вроде как мужик, но не той культуры, понимаешь? И потому у нее к тебе уважения нет. Любовь, может, и есть – а уважения нет. Помни об этом, когда сольешь ей все до копейки. Таких, как она, надо держать покрепче, чтоб зависели они от тебя – и только от тебя.
– Спасибо, – холодно ответил Соколов. – Со своей женой я как-нибудь сам разберусь.
Они еще выпили – скорее, для проформы – потом обнялись, похлопали друг друга по плечам и разошлись.
Игорь долго смотрел на город с высоты семнадцатого этажа, наблюдая, как внизу, в муравейнике улиц копошатся маленькие людишки, едут игрушечные автомобили, моргают светофоры и продолжается жизнь. Вот какой-то пожилой мужчина споткнулся, взмахнул руками и чуть не упал – буквально в двадцати метрах от их неприметного желтого здания с приставкой «по особо важным делам».
Соколов давно уже был пьян, и пьян неприятно, потому не мог больше работать – только курил, раскрыв окно настежь. После вызвал помощницу, та принесла ему кофе.
Он пригубил черную обжигающую жижу, снова остервенело закурил – третью или четвертую подряд – оперся на подоконник, закрыл глаза.
Еще через полчаса Игорь взял бумажку, которую оставил на столе Крайнов, поднес к ней зажигалку и, не читая, сжег в пепельнице – и вдавил изнасилованный окурок в оставшуюся горстку пепла.
Время с июля по октябрь в Европе еще лет десять назад стало аномально жарким. Пыль под ногами в то лето, казалось, физически раскалилась до температуры, на которой спокойно можно было сварить кофе по-турецки или поджарить яичницу. К счастью, Игоря, привыкшего за несколько лет поездок на мотоцикле почти к любым условиям окружающей среды, это абсолютно не смущало. Он продолжал самозабвенно обустраивать особняк в маленьком местечке Ленно, что на западном берегу озера Комо, чтобы к приезду сюда Динары все было идеально – так, как она мечтала. Старые деревья, которыми были усыпаны плечистые холмы вокруг ослепительно-голубой воды, давали необходимую прохладу и тень, и потому всеобщая жара чуть меньше досаждала жителям озерного побережья.
Та вилла, что он купил, как в бреду, одним махом, отдав почти все свои накопления, была абсолютно открыточной, как дворец принцессы, стоящий внутри снежного шара с новогодней ярмарки, – разве что снега эти места не видели лет тридцать.
Глядя на фотографии дома, можно было подумать, что это 3D-рендер и вилла существует только на картинках – настолько идеальной, роскошной и старинной она была. Игорь читал про дом в Сети – кто только не владел этой виллой начиная с восемнадцатого века. Ее несколько раз расширяли и перестраивали, она переживала разные времена, но осталась все такой же кружевной и очаровательной, с плавными сводами арок в тенистом патио, с желтовато-охряными, очень толстыми старыми стенами, с гибкими кипарисами и туями, что обитали в огромном старом саду, который плавно перетекал в их собственные виноградники. «Дина, ну зачем они нам нужны?!» – говорил Игорь Динаре, когда она пищала от восторга, листая глянцевые 3D-альбомы, которые представляли их будущую виллу в наиболее роскошных ракурсах, – но она смотрела на него так нежно, гладила по щекам, целовала так страстно, что Соколов невольно соглашался.
Динара должна была прибыть вечером в четверг, а на утро субботы уже назначили свадьбу. Они решили никого не приглашать – только молодожены и священник, который уже был заботливо нанят одним из помощников Соколова в местной католической церкви. Все эти арки из живых цветов, планы рассадки и свадебный пир на лоне природы они решили отложить на потом – а пока просто расписаться и укатить в свадебное путешествие куда-нибудь на острова. Игорь был бесконечно благодарен Динаре за то, что та не стала настаивать на людной церемонии: такие тусовки ему, сдержанному социофобу, в последнее время, на фоне постоянной изматывающей работы, давались тяжело.
«Ну вот, а говорите, уважения нет – да она меня боготворит!» Игорь вспомнил последний разговор с Крайновым и приосанился, глядя в старое, усыпанное легкой патиной по углам и обшитое золоченым деревянным кольцом, зеркало, стоящее на треноге в прихожей.
«„Сотбис“, полтора миллиона долларов, купил кто-то из помощников в прошлом месяце. Хороший вкус». Такими мысленными ценниками он сопровождал каждый предмет в доме и испытывал невероятную гордость за то, как здорово все тут обустроил.
Игорь долго бродил по пустым комнатам, залитым сонным полуденным солнцем, потом лег на какой-то диванчик и задремал. И снилось ему, как послезавтра он возьмет тонкую загорелую руку Динары в свою и проведет ее к большому потрескавшемуся камню на окраине их двора. Там будет лежать ее букет, собранный из свежих цветов, растущих в их саду, и священник, раскрывший Библию, скажет для них что-то старое и проверенное, вроде: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине».
И он наконец поцелует ее, и они будут вместе – теперь уже всегда.
Утро четверга выдалось восхитительным: Соколов встретил Динару в аэропорту, они уселись в специально заказанную белоснежную машину без верха и без водителя, и прямо на заднем сиденье, пока авто петляло по безлюдным серпантинам, приближаясь к Ленно, упоенно ласкали друг друга языками и руками, пили ледяное шампанское, ели свежие ягоды и целовались. А когда машина наконец въехала на территорию виллы, Дина просто легла на газон, погладила траву и счастливо рассмеялась:
– Мы дома!
Игорь лег рядом и посмотрел в ее глаза – они светились тем самым светом, который, наверное, мечтает увидеть каждый мужчина. Он видел, чувствовал – она принадлежит только ему, и это было восхитительно, как есть ледяное мороженое в жаркий день или взойти на Эверест и встретить там рассвет только вдвоем.
– Ты любишь меня? – еле слышно спросил Соколов. Он всегда боялся подобных вопросов и никогда их не задавал – до этого момента.
– Конечно, дорогой… – прошептала Дина и снова поцеловала его. – Больше жизни.
Потом они вместе обошли дом, как дети, радуясь тому, какой он огромный и светлый, какие широкие в нем лестницы, насколько замысловатая лепнина в некоторых комнатах, – а потом Динара захотела в душ, и Игорь оставил ее и пошел в гараж, где стоял привезенный пару дней назад из Москвы черный Ducati – еще один его мотоцикл-любимчик, который, можно сказать, теперь вернулся на историческую родину.
Он прикоснулся к рукояткам на руле, попытался завести Ducati и почему-то не смог. Обычно мотоцикл узнавал его по отпечаткам пальцев и включал зажигание, но в этот раз оставался безмолвным.
– Не заводится! – крикнул он из гаража, надеясь, что его голос будет слышен в ванной через распахнутое окно.
Динара не ответила, он подошел ближе и услышал, как она смеется, разговаривая с кем-то по громкой связи, но из-за шума воды ничего было не разобрать.
– Ладно, – махнул рукой Игорь и попытался связаться с одним из двух своих помощников, Алексеем. Тот тоже почему-то не отвечал. Никита, второй помощник, находился в тот момент в Москве и занимался всеми его столичными рабочими вопросами, поэтому Соколов даже не стал его беспокоить.