– Как там твоя мышка? Все бегает от тебя?
Игорь с трудом перевел позеленевшее лицо на Крайнова:
– С чего ты взял, что она моя?
– Да ты не стесняйся, Игорь Александрыч. Мы ж не чужие люди. Тебе пора уже. – Крайнов подмигнул и покосился на часы Соколова: там сияла предательская напоминалка: «22:00–02:00, н. центр, юбилей Стрелковского». Возьми уже от нее то, чего хочешь. Точно полегчает.
Игорь только кивнул, наблюдая, как в алом свете и дыму Орфей неловко кланяется Властителю подземного мира. Тот стоял напротив него и спокойно держал за плечи Эвридику. В глазах ее, блестевших сквозь дымовую завесу, была мольба.
Эвридика вскинула руки, вытянулась на носках и стала быстро-быстро вращаться и прыгать, словно этим отчаянным танцем могла хоть что-нибудь поделать с силами, которые удерживали ее в аду.
Соколов в ужасе вжался в кресло.
Эвридика повернулась и посмотрела прямо на него – и он наконец отчетливо увидел лицо балерины.
Это было лицо Арины Соколовой.
Как беспокойные голуби, гости взмахивали руками-крыльями, расступаясь перед черными людьми, которые всегда являлись чуть раньше, чем сам Соколов. Гости клекотали и растягивались в длинные пульсирующие цепи, передавая из уст в уста главную новость вечера.
Кира стояла в отдалении, глядя на теплый свет, который сочился из-под легких стен шатра, и разговаривала с Марком, лид-инженером «Капсулы». Он так же, как и она, уже порядком устал от этой вечеринки.
– О, твой пришел! – прогудел он ей в ухо. – Пойдешь встречать?
Она расширила глаза:
– Что ты несешь?!
– Кир, да брось ты, все уже знают…
– Знают что?
Марк только руками развел, но не успел поведать свежие сплетни: из шатра Кире уже торопливо махал Стрелковский, и она, закатив глаза, нехотя пошла туда, где качались от ветра желтые огоньки и гудела толпа.
В центре этого людского моря, между прямоугольными телохранителями и коллегами, которых она видела каждый день, спиной к ней стоял человек в черном костюме с безупречно зализанными назад блестящими волосами. Курился дымок от гриля, который уже раскочегарил шеф-повар, бежали куда-то специально нанятые по такому случаю официанты, и в этом дыму и огнях она видела, как человек оборачивается к ней и в приветственном жесте приподнимает – нет, не бокал – самый обычный бумажный стаканчик, красный с белой каемкой.
Он улыбался ей, просто и искренне, как будто они стояли сейчас во фруктовом саду на дачной вечеринке у друзей по разные стороны от костра, и между ними не было никаких преград, лишь обжигающий жар – и, главное, они были очень давно знакомы.
Это особенно злило Киру – но сердце все равно забилось чаще.
Он просто стоял и ждал, пока она пройдет к нему сквозь толпу, потому что знал: она никуда от него не денется.
– Добрый вечер, Кира Евгеньевна.
Голос вкрадчиво резонировал с джазом на заднем плане – Соколов умел быть обаятельным, когда нужно.
Гости создали стихийный круг, и Кира в ужасе почувствовала, как Соколов берет ее за руку при всех и поднимает стаканчик:
– Мы с Кирой Евгеньевной хотим сказать тост в честь нашего уважаемого, дорогого Давида Борисовича.
Все захлопали, а Кира отчаянно покраснела. Пол пошатнулся под ногами, она часто и тяжело задышала, глядя в расплывшуюся толпу, пока президент, улыбаясь, что-то говорил о Стрелковском. Давид стоял тут же, раздуваясь от важности.
Соколов не давал Кире шансов – на людях она не могла просто вырваться и уйти, к тому же рука президента была горячей и чуть влажной, и Кира вдруг поняла, что он тоже психует.
Загремели аплодисменты, Соколов залпом опрокинул в себя стакан, резанул ее черными зрачками – и Кира провалилась в его расплавленный страх.
О нет, Соколов не был веселым и беззаботным, каким показался ей в первую секунду их встречи, – напротив, его била дрожь.
«Уйдем?» – одними губами спросил он и выпустил ее руку, словно надеялся, что в обмен на эту свободу она послушается его.
Кира искусственно улыбнулась и пошла, как кукла, кивая всем встречным, в сторону уборной. Колени отчаянно подгибались.
Она слышала, как гудят гости, как сразу после их ухода кто-то делает громче музыку, – и еще она слышала, как тихо-тихо за ней идет Соколов – на расстоянии, след в след.
Они даже не входили в кабинку; он сразу набросился на Киру и стал жадно целовать – в губы, в шею, в ключицы, мощным рывком приподнял ее и прижал к стене – так, что она еле скребла носками пол, до тех пор пока в абсолютной тишине яростно не вырвалась из его рук.
– Вы что, под кайфом?! – шепотом закричала Кира.
– Н-нет, – язык плохо его слушался.
– Господи, вы хоть когда-нибудь говорите правду?!
Он помолчал, тяжело дыша и опираясь о стену.
– Правда никому не нужна. Даже вам, Кира.
– Черт, вы же сейчас в обморок грохнетесь, а мне потом вас откачивать. Вы никогда себя так не вели. Вы меня даже пальцем не трогали все это время, хотя могли. Ладно, трогали, но это было один раз и давно – и тоже под наркотиками. Короче, что вы приняли?
Он только хмыкнул.
– Знаю, это неприятно – говорить правду, но вы попробуйте, на это можно подсесть не хуже, чем на наркотики. Так вы приняли что-то или нет?
– Есть немного. – Он прочесал пальцами зализанные волосы, и они тут же рассыпались, разрезая темными линиями лоб. – Как бы там ни было, уже нет смысла скрывать. Я принял решение.
– Какое? – забеспокоилась Кира.
– Я лягу в «Капсулу» под вашим контролем. Мне нужен настоящий серфинг, а не пре-сон. Я хочу убрать… все воспоминания о матери и все эмоции. Мне они только мешают.
Кира расхохоталась смехом, который не сулил ничего хорошего.
– Почему вы смеетесь?
– Потому что этого не будет. Никто не допустит, это вопрос государственной важности, я сейчас пойду к Давиду Борисовичу и…
– Стрелковский это согласовал десять минут назад. И служба безопасности тоже.
Она закрыла рот рукой и уставилась в пространство.
– Кира, успокойтесь, пожалуйста. Я доверяю вам как врачу. Поэтому и сказал про наркотики. Думаю, вы должны об этом знать, чтобы все прошло… гладко. Хотя, наверное, это не мой случай. Что вы там видели? Тогда, на озере? – Он постучал пальцем себе в висок и вдруг улыбнулся, как киношный маньяк.
Мечникова поморщилась:
– Даже не надейтесь меня запугать. Через сутки вы протрезвеете и сильно пожалеете об этом вечере. Вам лучше поддерживать со мной нормальные отношения, если хотите сохранить рассудок в «Капсуле». Это не так просто, как вы думаете.
– Вы правы. – Улыбка сползла с его лица. – Хотя с тех пор, как мать умерла, мне кажется, что рассудок я только теряю. – Он закрыл глаза и выдохнул: – Простите, я не хотел прикасаться к вам. Не знаю, что на меня нашло.
– Я знаю. ЛСД. И это абсолютно несовместимо с «Капсулой».
Соколов горько рассмеялся:
– Да вы действительно отличница, Кира Евгеньевна! Вы меня удивляете. Что ж… тогда, может быть, вы дадите мне хоть что-нибудь взамен наркотиков, чтобы не было настолько херово?
Глаза его так блестели, что Кира испугалась, что он сейчас расплачется при ней.
– Вы… – Она смутилась. – Я, конечно, попробую подобрать для вас что-нибудь, но, Игорь Александрович, дело в том, что… – Взгляд Киры вдруг затопила боль, и она посмотрела наружу, сквозь узкие окошки темноты в белой двери уборной. – Вашу мать это не вернет. Мертвые не воскресают. И антидепрессанты с наркотиками, даже самые сильные, от этого не помогают.
Он обреченно смотрел на нее.
– Постарайтесь хоть немного спать. Пейте больше воды. Медитируйте, если получится. Поплачьте, в конце концов. В «Капсуле» вам будет после этого намного легче. В общем, готовьтесь. Нас ждет серьезная работа.
– Хорошо, – еле слышно ответил Соколов. – Я к этому готов.
Max 1*1: Он телку себе завел постоянную
Arrat: Ого? Кто она
Max 1*1: Да так, студентка. Ничего особенного, но явно запал
Arrat: И что это дает?
Max 1*1: Ничего, кроме того, что шансы увеличиваются
Arrat: Ага, щас. Он от телок еще лучше все прячет
Max 1*1: Посмотрим
Пользователь Max 1*1 офлайн
Wake up, Neo
Молчание становилось гнетущим.
Ровными шеренгами выстроился почетный караул ВКС, за ним виднелась стела с надписью «Первые в космосе». Соколов подумал, что это выглядит издевательски, учитывая, что страна проиграла космическую гонку еще лет девяносто назад и с тех пор тащится в «догоняющих».
Глянцево-черный шарик микрофона покачивался у лица Игоря, как поплавок. Трепетали на ветру флаги – сине-голубые, космофлотские, и триколоры.
– Повторяю, – сказал он в микрофон. – Доложите о готовности «Алого».
Динамик на плацу просторного, лишь два месяца назад достроенного космодрома «Реванш» наконец проснулся, и послышался ровный, без интонаций голос главного конструктора – Востокова:
– Господин Верховный Главнокомандующий. Космический корабль «Алый» полностью проверен и готов к взлету. Приглашаем вас на борт, чтобы лично отдать последние указания и проводить экипаж.
Коптеры с камерами натужно загудели и поплыли вслед за Игорем и несколькими сопровождающими. Их снимали промышленные дроны для открытых пространств, тяжелые и неповоротливые, как жирные шмели, – чтобы не сносило ветром. Игорь сделал вид, что не замечает их, лишь подал едва заметный знак Крестовскому – и тот тут же принялся щедро сыпать в камеры водянистыми комментариями, чтобы отвлечь «шмелей» от президента, который быстро нырнул в кабину «Алого». Впрочем, из-за режима секретности на космодроме им все равно нельзя было удаляться дальше границы площадки.
Внутри корабля горел густой неоново-желтый свет, сообщая о предполетном статусе. Никто не пошел за Соколовым, кроме пары человек из охраны – они просочились следом и остались поодаль, делая вид, что просто рассматривают стены и потолок. Во время запусков и всякого рода публичных презентаций Соколов терпеть не мог лишнюю охрану на фото и видео.