Geely взвизгнул и рванулся вперед, прямо в витрину: робот прожигал Соколова мертвыми лампочками глаз несколько тягучих секунд, – а потом машина врезалась в стеклянную стену, и дождь из осколков обрушился на механического охранника, сбив с ног. Тот отлетел на несколько метров, паля из автомата по полкам с шоколадками и чипсами.
– Ма-а-акс! – заорал Игорь, упав на пассажирское сиденье и распахнув дверь изнутри. – Быстрее!
Он молился, чтобы она не пострадала от осколков слишком сильно – поднять Макс он точно сейчас не смог бы.
Поцарапанная тонкая рука вцепилась в сиденье; Игорь схватил Макс и втащил в салон, утопая в адреналине, – потный, дикий, с широко открытыми глазами.
Их взгляды пересеклись.
– Валим! – Макс вжалась в сиденье и хлопнула дверью.
Джип резко выехал задом, выбрасывая дождь камней из-под колес, развернулся и вылетел на автобан. В зеркале заднего вида Соколов увидел бегущего за ними робота.
– Пригнись! – крикнула Макс, беря на прицел злобную проекцию, но стрелять не понадобилось: робот безнадежно отстал.
Игорь почувствовал, как тело стремительно слабеет, и выдавил:
– Помоги…
Он вцепился в руль, пытаясь держать его ровно.
Руки Макс мягко перехватили управление. Чувствуя под собой его дрожащие колени, она коротко скомандовала:
– Теперь спокойно снижай скорость и тормози. Я тебя сменю.
Она помогла Соколову пересесть на пассажирское сиденье и осторожно двинулась вперед, держа машину в левой полосе.
Игорь попытался закрыть глаза, но не смог: в кожу по всему телу впивались иголки, будто организм превратился в тысячи маленьких мошек, которые жрут сами себя. Его беспощадно укачивало, и он вдруг понял, что на зону зрения давно наложился круг темноты – он смутно помнил, что такое бывает от голода.
Он глянул в боковое зеркало. Там отражалось чужое, заросшее щетиной, постаревшее от усталости лицо с красными пятнами под носом и на подбородке.
Соколов отвел взгляд, чувствуя тошнотворный запах крови. Он силился остаться в сознании, но темнота властно накрывала его.
– Кажется, я умираю.
На самом деле он едва приоткрыл рот и выдал сдавленный стон. Макс вдруг осознала, что с момента погружения в «Капсулу» так и не дала Соколову толком ни еды, ни воды – если не считать той маленькой бутылочки, что он выпил шесть часов назад.
Она ударила по тормозам и свернула на обочину. Открыв пассажирскую дверь, Макс увидела, что Соколов снова отключился, и тяжело вздохнула. Случай на заправке ясно дал ей понять, что Игорь способен к сотрудничеству и, главное, все еще думает, что она просто обозленная на него заложница. Он не подозревал ее в двойной игре. Это можно было использовать в своих целях. В «Капсуле» подсознание каждого серфера раскрывалось по-своему – и, возможно, насилие «в лоб», чтобы Соколов выдал Макс все свои секреты, просто не работало.
«Я поняла. Попробуем что-нибудь еще».
Она вытащила из рюкзака воду и манговый смузи в бутылке. «Success [10]» – белым по оранжевому значилось на ней.
– Да уж… – грустно усмехнулась Макс.
Через полчаса Соколов более-менее вернулся в реальность: лабораторная глюкоза сделала свое дело, а «Капсула» дополнила это вкусовыми ощущениями.
Он лежал на пассажирском сиденье и смотрел на Макс, ведущую машину. Короткие светлые волосы девушки трепал ветер; тонкие руки на руле источали спокойную, мягкую силу.
– Ты мог бы просто попросить дать тебе поесть, – бесцветно заметила она.
Соколов тоскливо покачал головой:
– Голос внутри меня говорил, что я заслужу еду, когда сломаюсь и расскажу тебе про теракт.
– Что? Какой еще голос?
– Твой.
Ее внутренности сжал страх.
«Что это?! Баг „Капсулы“?» Макс постаралась не подавать виду, но запретила себе впредь думать громко – о чем бы то ни было.
– Игорь, мне жаль, но это галлюцинации. От голода. На вот, держи.
Она бросила ему завернутый в бумагу бутерброд, который все это время лежал у нее на коленях.
Он обхватил его непослушными руками и вдруг почувствовал тепло Макс, которое еще секунду назад согревало этот кусок хлеба.
Все сжалось внизу живота: возбуждение, страх и благодарность ей за то, что не дала ему умереть – хотя могла бы. Бумага пахла ее кожей и чем-то фруктово-сладким.
Соколов не понимал, откуда знает этот запах, но он точно был ему знаком.
Это был очень важный для него запах.
Глаза Соколова сделались стеклянными от захвативших его смутных воспоминаний – телесных, грубых, пронзительных и нечитаемых.
– Эй! – Она дотронулась до его плеча
Игорь вздрогнул – и увидел перед собой ту, в которой мысленно тонул только что, как в огромном бушующем море.
Макс стало не по себе: Соколов вместо ненависти за все зло, что она ему причинила, вспоминал свою влюбленность в нее – ту, докапсульную, обреченную влюбленность.
– Спасибо, что вытащил нас. – Она снова уставилась на дорогу.
Он только кивнул, не в силах двигаться от прибивших его к креслу эмоций, и прошептал:
– Пожалуйста…
Башня
– Итак… – Макс разложила на земле дорожную карту – очень тонкий и гибкий дисплей. На ней удобно было рассматривать 3D-объекты, приближать их, заглядывать в окна, видеть этажность зданий и прочие мелочи – не так, как на обычных картах для путешествий. – Что ты помнишь об этой… Башне?
Он сидел напротив, на лесном мху, и потирал переносицу.
– Я там работал. У меня точно был кабинет. Где-то очень высоко. И окна никогда не бывали… прозрачными. Там всегда было что-то другое. Какие-то надписи. Буквы. Значки.
Макс еле сдержалась, чтобы не расхохотаться. Он говорил несвязно, как ребенок. Это забавляло – наблюдать, как Соколов барахтается в собственном прошлом и строит предположения. Она чувствовала себя в безопасности: «Капсула» никогда не позволила бы президенту вспомнить, кто он. Это было базовое правило серфинга, иначе сон мгновенно разрушался. Аппарат ювелирно точными импульсами блокировал те зоны мозга, которые отвечали за самосознание и факты биографии, и поэтому Соколов был чистым листом, телом с будто бы переустановленной, свежей операционной системой. И порой тестировщики без всего того наносного, чем награждала их жизнь, представали в «Капсуле» ментальными подростками или даже детьми.
Соколову из «Капсулы» психологически едва ли исполнилось семнадцать – настолько беспомощным и растерянным он казался Макс.
«Ровно столько ему было, когда он получил уголовку и родители от него отреклись», – некстати вспомнила она.
– О’кей… Как туда попасть? Мы скоро доедем до Границы. У тебя есть виза?
Игорь покачал головой:
– Не уверен. Не помню. А у тебя?
Визы у Макс, конечно же, не было – но проводники и нужны как раз для таких деликатных дел.
Она могла вмешиваться в молодой сон – например, взламывать замки или менять номера машин, ровно так она поступила с Geely, – но очень ограниченно и далеко не в любой ситуации, иначе тестировщик начинал беспокоиться и что-то подозревать, сон тускнел, мельчал и не хотел углубляться – мозг включал дополнительные режимы защиты.
А ей непременно нужно было попасть глубже – как можно глубже.
– У меня есть хелперская верительная, могу брать кого хочу.
– Кого хочешь – значит, даже беспамятного террориста с бомбой на груди?
Макс рассмеялась:
– Не знала, что у тебя есть чувство юмора. Ты прав, придется попотеть, но Границу мы пересечем. – Она вытащила из рюкзака ошейники AR-масок телесного цвета. – Они с антипеленгом, нам их специально выдают, чтобы камеры не триггерились на местах пожаров и стихийных бедствий. – Макс врала напропалую, потирая запястье, «Капсула» тщательно замыливала сознание Соколова, и он только кивал и хмурился, не в силах включить критическое мышление. – А вот чтобы попасть в Башню, скорее всего, понадобится куда более серьезная маскировка. Это что-то вроде закрытого бизнес-центра? Ты на сто процентов уверен, что пароль там? Ошибки быть не может?
– Я… так думаю. Больше ему быть негде.
– Хорошо. Тогда поехали. Я или ты?
– Я.
Макс приподняла бровь.
– Ну-ка… – Она вытащила из рюкзака тонкий медицинский фонарик и, взяв Соколова за разбитый подбородок, посветила ему в оба глаза. Макс уже пожалела, что на эмоциях так сильно испортила ему лицо.
– Ты врач?.. – спросил он, не вырываясь и не переча, будто давно привык к подобному обращению. И не удивительно – это было стандартное действие, которое она совершала с Соколовым каждый раз, когда он ложился в прелоадинг, – техника безопасности, параграф сто шестьдесят первый, подпункт третий инструкции по эксплуатации «Капсулы», «Проверка зрачков и базовых реакций».
– Да, Игорь Александрович, в каком-то смысле.
Она намеренно вбросила триггер, и Соколов тут же просел под ее пальцами, потерял ориентацию, глаза панически забегали, словно в попытке что-то вспомнить, но это было бесполезно.
– Что… ты сказала?
– Я? Ничего. Проверяю твои реакции. Не хочу, чтобы ты угробил нас за рулем.
Макс водила по коже Соколова другой стороной фонарика, которая светилась зеленым, и царапины на глазах тускнели и заживали.
Он тяжело задышал под ее руками.
Он все помнил.
Просто не помнил главного.
– Тебе нужен плотный грим, побриться и другая одежда. Туда, куда мы собираемся, тебя в таком виде не пустят. И тачку надо помыть. Поехали.
Он опустил голову.
– Что? – устало спросила Макс.
– Ты можешь больше не тыкать в меня пушкой? Пожалуйста! Я не сбегу. Мне все равно некуда бежать.
Она помолчала, что-то прикидывая в уме.
– Хорошо. Тогда давай договоримся. С этого момента мы – партнеры, по крайней мере до тех пор, пока не найдем пароль. Ты ведешь себя примерно. А я обещаю больше тебя не мучить. Идет?
Он поспешно кивнул, глаза светились благодарностью.
«Вот дурачок», – с легкой грустью подумала Макс.