Черт.
— Я не… — Орлова обрывается себя, какое-то время молчит, а когда я хочу задать уже другой вопрос, она вдруг начинает снова говорить. — Денис ведет себя ужасно, он напоминает моего отца.
— Денис? — не люблю это имя, оно какое-то слизкое.
— Мой жених. — Она произносит это с тяжестью и чем-то вроде обреченности. Я вспоминаю того парня в костюмчике. Такой же противный как и его имя.
— Он тебя обидел?
— Он хочет, чтобы я жила по его правилам. Скажи, — Ди поворачивается ко мне и ее запал тут же рассыпается, словно песок сквозь пальцы.
— Говорю, что ты хочешь услышать? — мой вопрос — это совсем не флирт. Сегодня у меня нет настроения играть в героя женских романов.
— Это ведь… ненормально, что я не могу делать то, что мне нравится.
— Ненормально, — киваю, сделав глоток горячего чая.
— Ты когда-нибудь чувствовал себя… лишним?
— Лишним? — я перевожу взгляд с чая на Орлову. Она задумчиво разглядывает радугу, правда, больше не улыбается. Ветер играет с ее влажными прядками волос. Мне кажется, будто кто-то поставил мир на паузу. Я вдруг перестаю замечать прохожих, звуки, которые доносятся в округе. Я ничего не вижу, кроме Дианы, которая выглядит совсем не так, как в первые дни нашего знакомства. Она будто ждет появления солнца, а я ловлю себя на мысли, что тоже чего-то жду… Только чего — не пойму.
— Да.
— Правда? — Ди снова поворачивается ко мне, ее щеки покрывает легкий румянец, то ли от прохлады, то ли от смущения.
— Рядом с отцом, — признаюсь ей. Есть такие вещи, которые я стараюсь никому не говорить. А сегодня они срываются с языка непроизвольно. — После смерти мамы, я всегда чувствую себя рядом с ним лишним.
Диана снова погружается в молчание. Я успеваю дать себе мысленно подзатыльник, что болтаю о сокровенном. Предполагаю, что сейчас начнется театр жалости, но Ди неожиданно начинает говорить о себе.
— И я. Рядом с мамой, отцом, Денисом, даже с Алиной… знаешь, я будто ненужный кусок пазла, который они пытаются впихнуть в картинку.
— Отец выгнал мать, потому что считал ее как раз таким куском пазла, — очередное признание в небо. Я смотрю на радугу, на семь тусклых цветов и чувствую небывалое облегчение. Мне всегда было сложно говорить о маме, но с Ди как-то просто. В груди не щемит, кулаки не сжимаются от злости. Я просто говорю, и от этого так приятно.
— А мой решил сделать из мамы куклу. Из меня тоже хочет сделать.
— Кажется, нам не повезло с отцами.
— Я бы сбежала, — ее голос обретает нотки воздушности, будто Диана представляет себя другой: не здесь, не со мной, будто она свободна.
Я смотрю на свой картонный стаканчик, в голове столько картинок из прошлого: разные люди, алкоголь, громкая музыка, машины, девушки. Я помню, с кем-то из них дружил, пытался дружить, с кем-то тупо спал, с кем-то даже заводил длительные, насколько это, конечно, возможно, отношения. Со сколькими из них мы говорили по душам? Сколько людей разглядывали со мной вечером после дождя радугу?
Мне становится смешно. Смешно от того, что радуга сегодня, в самом деле, красивая. Смешно, что я не могу отвести взгляда от Ди. Она действительно красивая. Естественно красивая, даже с кругами под глазами.
— Ну так… — я поднимаюсь и протягиваю руку. Орлова скользит по мне непонимающим взглядом. — Давай сбежим?
— Не получится, Кирилл.
— Пока не попробуешь, не узнаешь.
Думал ли я в этот момент о мести Матвею? Нет. Ни капли. Думал ли о том, чтобы затащить Диану в койку? Ни черта. О чем же я думал? Глупо, прозвучит, но я думал, как же красиво в глазах этой девушки отражалась вечерняя радуга. И эта мысль меня с одной стороны пугала, с другой будоражила.
Глава 34 — Диана
Я смотрю на Кирилла, на его раскрытую ладонь и понимаю, что рядом с ним мой мир какой-то другой. Вот даже эта радуга, она не тусклая, а яркая, притягательная, словно какой-то волшебник раскрасил хмурое небо акварельными красками. Такого давно со мной не было.
— И куда ты хочешь сбежать? — шепчу я. Сердце в груди бьется так быстро, что мне кажется, его бешеный темп доносится и до Кирилла. Я смущена до кончиков волос происходящим. Парень, который однажды порвал мне в лифте платье, теперь ведет себя как герой романа. Он делает то, что никто для меня не делал: покупает новую обувь, потому что моя промокла, меняет кардиган на куртку, выбирает чай вместо кофе. Сейчас я мечтала именно о малиновом чае, не понимаю, как Кириллу удается угадывать мое настроение.
Он склоняет голову набок и смотрит так, будто, в самом деле, готов сбежать со мной на край света. Это подкупает.
— Без разницы, разве выбирая место для побега, люди ищут определенную локацию?
— И то верно, — киваю неожиданно для себя я. Затем поднимаюсь, но руку не кладу в его ладонь. Не потому что не хочу, нет, скорее так будет правильно. На моем пальце все еще есть кольцо, и я не имею право предавать человека, каким бы плохим он не был.
— Слушай, — начинаю я разговор, когда мы отходим от лавки. Идем вдоль бульвара, не спеша, наслаждаясь вечерней прохладой.
— Слушаю.
— Почему ты решил со мной познакомиться?
Кирилл какое-то время молчит, словно не знает, как мне ответить. А я почему-то боюсь услышать что-то такое, что разрушит ту магию, которая витает сегодня между нами. А может и не только сегодня.
— Банально, — он легко толкает меня плечом, так словно мы с ним лучшие друзья. — Потому что ты мне понравилась. Разве есть еще какие-то причины?
— Хотел переспать? — зачем-то уточняю. Голос мой дрожит, выдает предательски смущение.
— Не без этого. — Кир кидает пустой стакан в урну, будто баскетболист — мяч в кольцо. Это выглядит с одной стороны показушно, с другой круто, настолько, что я не могу сдержать улыбки. Мое настроение скачет так же стремительно, как и сердцебиение. А еще мне вдруг думается, что мы могли бы стать, например, друзьями. Это же ни к чему не обязывает.
— В детстве я любила танцевать и мечтала в будущем посвятить себя этому, — признаюсь ему в своем сокровенном. Пожалуй, я давно ни с кем не обсуждала свое прошлое, мечты, которые остались за бортом новой жизни.
— Почему мечтала?
— Отец никогда не ходил ко мне на выступления до одного дня. — Мой голос звучит с надломом.
— Эй, не обязательно рассказывать то, что тебе не хочется. — Кирилл будто чувствует меня, то состояние, в которое я окунаюсь. Удивительно, раньше никто не говорил со мной так… с заботой, трепетом, будто боится причинить боль случайно сказанным словом. Денис совсем не такой. Его слова режут без ножа.
— Я никому не говорила об этом, но тем вечером… — я делаю глубокий вдох, воспоминания врываются яркой вспышкой в мое подсознание. — Папа ударил меня по лицу, приказав, чтобы я напрочь забыла позорные танцы.
Мы останавливаемся, вернее, я останавливаюсь. Опускаю голову, сжимаю кулаки. Мне до сих пор обидно и больно, словно происходящее было вчера. Родители должны поддерживать своих детей, а не лепить из них кукол.
По щеке скатывается слеза, которую, к счастью, не видно, ее прячут волосы.
— А мой отец выгнал мою маму из дома, когда мне было десять, — вдруг произносит Кирилл. Я поворачиваю голову, а он не смотрит на меня, его взгляд устремлен к небу, той радуге, которая все еще висит над городом. — Я умолял его дать мне шанс повидаться с ней. Стоял на коленях, плакал. Но старик был непреклонен. Что же, Ди, — губы Беркутова изгибаются в скупой улыбке. Он встает передо мной, кладет руки на мои плечи и поддается навстречу. На секунду мне даже кажется, что мы вот-вот поцелуемся, от этого сердце волнительно сжимается и перехватывает дыхание.
— Давай признаем: у нас с тобой чертовски отвратительные предки. Но это не значит, что ты должна выходить замуж за какого-то придурка, который желает тебя контролировать. Знаешь, что должен желать мужик? — я выдыхаю, немного разочарованная, поцелуя не будет. Кирилл просто решил меня поддержать.
— И что же? — смущенно шепчу, разглядывая вблизи, как красиво переливаются его глаза.
— Чтобы ты отдавалась ему каждую ночь, а не вот это дерьмо. Пошли! Предлагаю устроить дебош и гулять до рассвета. Ну или по крайней мере, пока мы оба не замерзнем.
Вместо ответа, я киваю ему и следую внутреннему зову. В конце концов, пускай сегодня будет исключением.
Гуляем мы долго, не до утра, конечно, но возвращаемся домой уже за полночь. В процессе успеваем столько обсудить, что теряем счет времени. Мы болтаем о музыке, учебе, даже о футболе. Когда Кирилл рассказывает о разных комбинациях, о том, как его учили в Лондоне играть, взгляд парня меняется. Я прекрасно помню, что брат утверждал обратное, якобы Беркутову плевать на матчи. Но сегодня, слушая его задорные разговоры, у меня сложилось иное впечатление. Кирилл обожает футбол, правда сам этого не понимает. Ему лишь со стороны хочется выглядеть пофигистом, на деле же, он другой… И эту его сторону явно знают единицы.
Я тоже о себе рассказываю больше, чем предполагала. Например, что люблю смотреть дорамы и мечтаю поехать в Корею, несмотря на строгие взгляды отца с Денисом. О том, что не умею кататься на велосипеде, хотя хотела бы научиться, и что не люблю читать классику. Сперва я думаю, что Кирилл осудит мои увлечения и желания, но он, наоборот — с азартом комментирует, задает наводящие вопросы, и по-дружески подшучивает.
Он совсем другой… Он не Денис.
Домой мы едем на такси. Беркутов не отпускает меня одну, потому что мы поймали частника, а не вызвали через приложение. Когда подходим к моему подъезду, я тайком поглядываю на свои окна. Боюсь, что Денис может быть дома, однако его там нет.
— Что с тобой? — спрашивает Кир, заметив, как я облегченно выдыхаю.
— Просто вечер какой-то… короткий, — говорю первое, что приходит на ум.
— Я бы напросился на продолжение, — в этот раз в словах Беркутова нет подката или игривости. Он ведет себя реально, словно мы друзья. — Но сегодня не то настроение, Ди.