— Тебе не кажется это странным? — спросил Конрауд. — То, что вы его до сих пор не нашли, я имею в виду.
— А что тут странного? — ответила Марта, которая, судя по раздававшимся из трубки причмокивающим звукам, устроила себе перекус. — Мы его всерьез-то пока и не искали. Куда он денется?
— А по поводу той партии наркотика, что девушка ввезла из-за границы, удалось что-то выяснить?
— Нет, возможно, она предназначалась для личного пользования — как бы банально это ни звучало. Но мы не исключаем и той версии, что у нее был заказчик.
— А о ее связи с Лаурюсом вы что-нибудь узнали? — задал очередной вопрос Конрауд. — Я собираюсь зайти к ее родственникам — может, есть что им передать?
— Я буду держать их в курсе, — устало вздохнула Марта. — Они звонят сюда беспрерывно.
Выключив мотор, Конрауд направился к дому. На пороге появился дедушка Данни, который пригласил его войти. Выглядел мужчина так, будто постарел на несколько лет. Его жена сидела в гостиной у стола, на котором были веером разложены фотографии из находившегося тут же семейного альбома. На снимках были изображены дочь и внучка пожилой пары. Многие из них были сделаны во время домашних праздников — дней рождения или Рождества — а также в зарубежных поездках, в копенгагенском парке Тиволи или на фоне Эйфелевой башни. Стоя на почтительном расстоянии, Конрауд переводил взгляд с одной фотографии на другую. На некоторых из них мать держала на руках маленькую Данни, и они обе счастливо улыбались.
Убитые горем супруги попросили Конрауда поподробнее рассказать о том, как он обнаружил девушку. Все еще глядя на снимки, он заговорил, подбирая слова так, чтобы хоть немного утешить пожилых людей: насколько он мог судить, смерть Данни не была мучительной — их внучка выглядела так, будто уснула и больше не проснулась. А на ее лице застыло умиротворенное выражение.
— Марта — та, что ведет расследование, — вам, конечно, говорила, что этот Лаурюс уже попадал в поле зрения полиции. Хулиган он известный… — продолжил Конрауд, не углубляясь в подробности о похождениях молодого человека.
— Это не он с Данни такое сотворил?
— Полиция считает, что она превысила дозу наркотика, — покачал головой Конрауд. — По крайней мере предварительная версия такая.
— Не понимаю, — произнесла женщина. — Она же вечно боялась всяких иголок — даже прививки не хотела делать.
— Видимо, когда человек пристрастился к наркотикам, ему уже никакие иголки не страшны, — заметил ее муж.
Они продолжили задавать Конрауду вопросы, на которые он, как мог, отвечал, но в конце концов все же отослал их к Марте, порекомендовав не опускать рук и периодически звонить в полицию, требуя более тщательного расследования.
В определенный момент у Конрауда иссякли слова, и он лихорадочно думал, как бы поделикатнее распрощаться с пожилыми людьми, которые находились в плену воспоминаний о своих дочери и внучке. Когда подходящая фраза уже готова была сорваться с его губ, в дверь позвонили. Мужчина вышел в прихожую, откуда послышались приглушенные приветствия, а потом в его сопровождении в гостиной появилась пара, которая выглядела несколько моложе хозяев дома. Оказалось, что это брат мужчины со своей подругой. Поздоровавшись с ним, Конрауд поспешил сообщить, что ему пора.
— Спасибо вам за помощь, — поблагодарил его дедушка погибшей. — Это тот самый Конрауд, что обнаружил нашу Данни, — добавил он, обращаясь к своему брату.
— Так вы полицейский? — спросил тот.
— Он муж Эртны, хотя ты ее, наверно, не помнишь. Она работала врачом, как и ты. В Национальной клинике в Фоссвогюре, верно? — перевел он взгляд на Конрауда, который кивнул.
— Как же не помнить — помню. Мы ведь были коллеги, — отреагировал мужчина. — Ваша жена умерла несколько лет назад, не правда ли?
— Да, у нее был рак, — подтвердил Конрауд, не испытывая никакого желания продолжать этот разговор.
— Эта ужасная болезнь, как лотерея, — вмешалась подруга врача, всем видом пытаясь донести мысль о том, что пути господни неисповедимы. — Не угадаешь, кто станет ее жертвой.
Вернувшись домой, Конрауд позвонил Эйглоу, но та не ответила. Тогда он решил допить оставшееся с предыдущего вечера вино и за этим занятием размышлял о своем разговоре с бывшим полицейским. На дне бокала оставалось всего несколько капель, когда зазвонил телефон, на экране которого высветилось имя Эйглоу.
— Ты звонил? — сказала она, едва Конрауд ответил.
— Да, — подтвердил он. — По поводу той девочки, о которой ты вчера рассказывала.
— А что такое?
— Тебе о ней что-нибудь известно? Кто она? То есть кем она была?.. Ну, она, должно быть, умерла… раз уж… если уж она тебе явилась?
— Но ты же в этом совершенно не разбираешься. Ты что же, звонил, чтобы посмеяться надо мной?
— Да нет, — Конрауд уже жалел, что заинтересовался этой историей. — Ну что ты! У меня просто появились кое-какие сомнения, но…
— Чего же ты хочешь?
— Ты говорила, что видела девочку, которая была расстроена из-за того, что не могла отыскать свою куклу.
— Верно.
— А ты слышала о происшествии на Тьёднине?
— О каком происшествии?
— В озере утонула девочка, — объяснил Конрауд, припоминая детали, рассказанные ему Паульми. — Это случилось в шестьдесят первом году. Девочке было двенадцать лет. Предположительно она уронила в воду свою куклу и попыталась ее достать, но утонула. Однако воочию этого никто не видел. Там проходил какой-то человек… Алло?.. Эйглоу?..
Из трубки донесся треск, и Конрауд предположил, что телефон выпал у нее из рук.
11
Лаурюс Хинрикссон как сквозь землю провалился. Его родственники давно перестали им интересоваться и понятия не имели, где он пропадает последние полгода. Родители Лаурюса были в разводе и между собой не общались. Еще у него было два брата, которые вели вполне достойную жизнь и знать ничего не хотели о Лаурюсе. Один из них, являвшийся совладельцем шиномонтажной мастерской, сообщил полиции, что в последний раз говорил со своим непутевым братом больше года назад, и тот, как всегда, был на мели. Лаурюс попросил у него в долг, клянясь, что вернет деньги через пару дней, но получил отказ. Назвав его «безнадежным случаем», брат пояснил, что давно перестал внимать нытью Лаурюса, поскольку тот и так был должен ему крупную сумму, которую он уже отчаялся когда-нибудь с него взыскать. Информация, полученная от другого брата, была примерно такой же: Лаурюс неоднократно обивал его порог, пытаясь выманить у него денег. В последний раз Лаурюс приходил к нему полтора года назад, но брат дал ему от ворот поворот и попросил больше никогда его не беспокоить. Оба брата подозревали, что деньги, которые у них так настойчиво клянчил Лаурюс, шли прямиком в карман к наркодилерам.
С Данни братья были не знакомы и даже никогда о ней не слышали. Как и мать Лаурюса, которая понятия не имела, что ее сын встречался с девушкой, и была жутко удивлена, узнав, что ее труп обнаружили у него в комнате. Она даже не предполагала, где обитал Лаурюс, и несколько раз переспрашивала о его отношениях с той девушкой и о том, как она погибла. Мать работала кассиром в супермаркете «Нетто» и одалживать деньги Лаурюсу у нее не было никакой возможности, о чем она и сообщила полицейскому, который в беседе с ней поинтересовался, не выпрашивал ли сын в долг и у нее, как у своих братьев. Ее мизерной зарплаты едва хватало на то, чтобы рассчитаться за аренду клетушки, которую она называла домом, поэтому Лаурюсу поживиться у нее было абсолютно нечем. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, женщина неофициально подрабатывала уборщицей, чего совершенно не стеснялась. Полицейский понимающе кивал головой — он тоже не гнушался халтурить на стройке в свободное от основной работы время, поскольку лишняя крона никому не помешает. Делиться этими подробностями с матерью Лаурюса он, разумеется, не стал.
— Вы разыскиваете Ласси из-за той девушки? — спросила у него женщина. Их разговор происходил в складском помещении супермаркета.
— Да, нам необходимо задать ему кое-какие вопросы, — ответил полицейский.
— А к нему это имеет какое-то отношение? Ее смерть, я имею в виду, — сказала она встревоженно.
— Это нам и нужно у него выяснить.
— Ласси никому и никогда не сделал бы ничего плохого, — встала на защиту сына мать. — Пусть он наркоман, но он и мухи не обидит.
— Ну разумеется, — кивнул полицейский, записывая фразу «и мухи не обидит» в блокнот, который для таких случаев всегда носил с собой.
Выходило, что последним из членов семьи с Лаурюсом общался отец. Хинрик работал водителем автобуса. Несколько лет назад он переехал в Акюрейри[6]и теперь возил туристов на озеро Миватн. Как раз на севере он и виделся с сыном пару-тройку месяцев назад. Хинрик рассказал сотруднице полиции Акюрейри, что, по словам Лаурюса, тот приезжал туда с друзьями на какой-то концерт. Отец ничего не знал о подружках сына и не слышал о девушке, которая скончалась от передозировки в съемной комнате Лаурюса в Рейкьявике.
— А вы знакомы с теми, кто тогда приезжал в Акюрейри вместе с ним? — спросила представительница полиции.
— Нет, приятелей Ласси я не знаю, — сообщил мужчина. — Ну, кроме тех, что дружили с ним в детстве. А потом его занесло на кривую дорожку. Мы пытались ему помочь, но ничего у нас не вышло. Всего за какие-то пару лет Ласси совсем опустился, а вернуть его на путь истинный оказалось никому не под силу. Уж как его только ни лечили, к каким только специалистам мы ни обращались — все без толку. Его тяга к этой дряни победила. Сын воровал у нас деньги, а иногда и кредитки из бумажника вытаскивал. Братья поначалу помогали ему материально, но скоро заметили, что стоило одолжить ему денег, как он тут же спускал их на наркотики. Вот они и перестали давать ему в долг. Тогда Ласси перешел к кражам со взломом и грабежу. Однажды он сошел с парома «Норрайна» в Сейдисфьордюре