Макс продолжает молчать. И все еще нет злости на меня, нет холода. А меня выводит из себя его нежелание понимать мои слова и слушать.
— Я бездетная! На хрена я нужна тебе?! Иди к Каролине, женись на ней, пусть нарожает тебе!
На его губах появляется оскал. Он мечет в меня яростным взглядом.
— Судак, заткнись!
— Не затыкай меня!
— Думаешь, не смогу?
Резко приблизившись, обхватывает шею рукой, прижимает к себе. В нос ударяет его запах, в то время как губы мужчины обрушиваются на мои. Он делает мне больно, он целует меня так, словно хочет выместить всю злость. И это, черт возьми, то, что мне надо сейчас.
Мы на улице, вокруг лес и темнота. Ни души. Только я и он. Его губы истязают мое тело. Он буквально срывает с меня платье, а я рву пуговицы на его охренительной рубашке, желая как можно скорей добраться до сногсшибательного тела. Мы — двое животных. Голодные, не желающие замечать ничего, кроме собственной страсти и похоти. Секс всегда давался нам лучше всего. Здесь никаких тайн и оговорок — полный контакт на все триста восемьдесят вольт.
Его тело способно снять мою боль, а его сердце — исцелить. Я хочу, чтобы он меня вылечил.
Резко подхватив под бедра, Макс бросает меня на капот. Разводит ноги, устроившись между ними. Мы разрываем губы всего на несколько мгновений. Я лихорадочно пытаюсь расстегнуть застежку на его джинсах, а он уже по полной атакует мое лоно. Не могу держаться. Опрокидываюсь назад, подставляясь ему. Каждое движение его пальцев, каждый его поцелуй на моем теле обжигают. На улице около нуля, но мы горим. Макс подтягивает меня ближе, чувствую, как головка его члена упирается в мое лоно. Вот он — этот момент, когда ты находишься в ожидании кайфа. Но его нет. Макс замирает, отстраняется, а я, растерянная, распахиваю глаза.
— Ты любишь меня? — раздается хриплое в тишине. И взгляд такой сосредоточенный.
— Евграфов, трахни уже меня, хватит языком чесать, — злюсь на него. Тянусь к его ширинке, но Макс перехватывает мою ладонь, сжимает до боли.
— Я спрашиваю, ты меня любишь? — рычит. Поднимаю на него глаза и вдруг осознаю, что для него это важно. Именно сейчас, в этот момент он хочет знать правду.
— Больше жизни…
Кивает. Прикрывает глаза на несколько секунд, словно что-то осознает в этот момент для себя. А когда он снова их открывает, я задыхаться начинаю от того, что вижу.
Макс начинает двигаться во мне, задавая нужный темп. По телу разливается наслаждение, но сейчас вдруг все низменное, все, что на уровне животного, отходит на второй план, и такой долгожданный оргазм не значит так много. Его глаза. Вот что имеет значение. Макс впускает меня внутрь. Он держит меня в плену, словно говорит: «Давай, взгляни на меня. Вот — моя душа, вот — мое сердце, и я полностью открыт перед тобой!» И я смотрю, изучаю, растворяюсь в нем, сливаясь в единое целое. И в этот момент я понимаю, что никогда не отпущу этого мужичину. Вместе, до последнего дня. И никак по-другому.
Нас накрывает. Но это уже не имеет значения. Мы где-то далеко и не слышим собственных хрипов и стонов, не чувствуем боли от впившихся в кожу ногтей, не ощущаем, как стискиваются наши объятия, как губы жадно терзают друг друга. Мы ничего этого не видим. Ничего этого нет. Есть только любовь. Чистая, светлая, как небо в ясный морозный день зимы. Дарующая надежду, вселяющую в души потерянных веру в лучшее.
Глава 26
Лена
— Ты как? Согрелась? — в проеме двери появляется Макс. На нем лишь короткие шорты ярко-салатового цвета, а в руках любимого поднос с едой.
Он ставит его мне на колени. Макс улыбается, наблюдая за тем, как я пытаюсь выбраться из-под десятка слоев одеял, в которые он укутал меня после того, как мы вернулись домой.
— Мне кажется, ты слишком кутаешь меня.
Евграфов только улыбнулся довольно.
— Так надо. Ты же не хочешь заболеть. Кто мне будет завтра подавать скальпель на операции?
Я хотела сказать ему, что тот единственный чих не от холода, а от того, что он прямо перед моим носом встряхнул свою футболку. Я хотела сказать, что мне жарко, и я чувствую себя цыпленком на гриле. Но все вылетело из головы в один миг.
— Только не это, — слетело само с губ.
— Ты должна начинать это делать. Практика на то и практика, чтобы бороться со своими страхами.
Иногда мне кажется, что он издевается надо мной. Бороться со страхами… ага, как же. Почему же тогда он не назначает Светку главной по уборке операционных? Или не дает ей бумажную работу? Она всего этого ой как боится. Нет, Евграфову нравится испытывать меня.
Макс уходит из комнаты, а я смотрю на такой аппетитный бутерброд, на кофе и понимаю, что есть мне уже не хочется. Поджилки трясутся от той ответственности, которую он на меня возлагает.
Макс спускается вниз к Адаму. У них какой-то срочный разговор. Я же, воспользовавшись его отсутствием, иду в душ. Приведя себя в порядок, переодеваюсь в пижаму. Звоню Гоше, немного болтаю с ним. Брату лучше, и это радует. Он, не переставая, говорит о реабилитационном центре, строит планы на будущее.
Спустя час в дверях комнаты наконец-то появляется Евграфов. Заканчиваю бесцельно нажимать на кнопки пульта — все равно по телевизору нет ничего интересного.
— У меня кое-что для тебя есть, — он присаживается рядом. Чувствую касание его губ к основанию шеи. Прикрываю глаза, отдаюсь удовольствию. А когда открываю… не могу им поверить. Передо мной кольцо, в бархатной коробочке, прямо посреди его огромной ладони… Помолвочное, мать его, кольцо.
— Что это?
Поднимаю на него взгляд, ожидая увидеть улыбку. Услышать: «Ха-ха, как тебе шутка?» Но он серьезен. В глазах — волнение.
— Я такой идиот. Хотел сегодня сделать все как надо. Подарить его тебе перед родными… Но больше никакой фантазии.
— Да уж, с фантазией у тебя не очень, — нервно смеюсь, не зная, что и ответить. Я до сих пор не могу поверить в происходящее.
— Выходи за меня, Рыбка…
Молчу. Смотрю в его глаза, а внутри дрожит все. Вот так просто: «Выходи за меня». Никаких тебе сомнений, никаких испытаний в виде многолетних отношений. «Выходи за меня». А как же все эти: «А что, если… Не выйдет. Не получится. Не подойдем характерами». Да уж, характеры у нас те еще. Нет. Для этого мужчины нет препятствий, чтобы прямо сейчас сказать эти слова.
— Макс… — слетает шепот с губ.
— М? — он кивает, не отпуская моих глаз.
— Ты это серьезно?
— Да, — кивает, улыбаясь. — Тебе же не нравится Рыбкой быть. Будешь Евграфовой… Буду звать своей сексапильной женушкой, — ну вот, снова его идиотские шуточки. Но этот мужчина дико хорош, даже в юморе. Не могу от него глаз отвести. Смотрю и чувствую, как внутри что-то огромное распускается. Прямо посреди грудной клетки. И его так много, кажется, вот-вот, и прорвется наружу. Не могу больше сдерживаться. Эмоции бьют через край. Притягиваю его, схватившись за крепкую мужскую шею, обрушиваюсь на его губы самым жадным поцелуем. Растворяюсь в нем. Пью его, поглощаю и не могу насытиться. Воздуха уже давно в легких не осталось, а мне и дышать не надо, когда он рядом.
— Это значит «да»? — спрашивает Макс, когда я наконец-то отстраняюсь.
Вместо ответа киваю, протягивая ладонь. Рука дрожит. А я как дурочка сижу и улыбаюсь, чувствуя, как по щеке текут слезы.
Неделю спустя
— Макс, ты надолго?
Евграфов посмотрел на часы, а потом без предупреждения просто взял и стянул с себя врачебную робу. И я, конечно же, залипла. Стояла и смотрела на оголенный торс своего мужика.
— Эй, Хьюстон, прием, вызывает Земля, — засмеялся Макс, помахав рукой перед моим лицом. Только когда он накинул рубашку, я смогла собраться.
— Ну, нельзя же так со мной. Я, между прочим, после ночной смены… А тут стриптиз… Может, ну его, совещание это? — приблизившись, запустила руки под полы его рубашки. Уткнулась носом в его крепкую грудь, вдохнула аромат. Руки Макса обхватили мою талию.
— Рыбка, ты же знаешь, все, о чем я думаю — как поскорей оказаться с тобой дома в постели… но чертова жизнь… — вздохнул он расстроенно, прижав меня к себе. Несколько секунд мы так и стояли.
— Долго совещание будет?
— Совещание — нет. Но сегодня одно мероприятие состоится. Так, обязаловка, отец тащит. Я бы сам не пошел, но он просил очень. Перед чуваком одним выслуживается…
Я посмотрела на него строго.
— Надеюсь, там без Каролины обойдется?
Ухмыляется, убирая прядь волос с моего лица.
— Нет, ты все-таки ревнуешь.
Макс уехал, а я, выпив кофе, решила, что заеду в гостиницу к Кате. Торчать одной дома не было никакого настроения. Гоша уже три дня как был в центре. Поболтать я с ним не могла. Одно из условий пребывания там — отсутствие какой-либо связи с внешним миром. Так что ничего другого мне не оставалось. Макса не будет допоздна, а так хоть с подругой поболтаем. Да помогу ей с уборкой.
Вышла с больницы, решила пройти пешком. До гостиницы всего пара кварталов, да и погода сегодня солнечная. Всунув наушники в уши, сделала громкость побольше. На телефон пришло сообщение, и я остановилась, чтобы его прочитать. Макс. Пишет о том, что уже скучает. И хочет на ужин жареную рыбку. Дурачок. Улыбнулась, строча ему в ответ, как вдруг кто-то резко толкнул меня в бок. Ничего не успела понять. Увидела только, как телефон выпал из рук, ударившись об асфальт, а меня в пару резких толчков запихнули в салон стоящей на обочине машины.
— Какого вы творите?! — крикнула, когда дверь закрылась. Сердце в груди разрывалось. Осмотрелась по сторонам — окна темные, между водителем и пассажиром перегородка. Попыталась открыть дверь, но она была заблокирована. Машина резко стартанула, а меня накрыло паникой.
— Выпустите меня, уроды! — я тарабанила в перегородку, но никто и не думал мне отвечать. Я металась по сиденью, словно раненый зверь. С замершим от ужаса сердцем била в окна и пыталась докричаться до прохожих. Но где-то в глубине души уже понимала, что все без толку. И я знала, чьих это рук дело. Вдруг стало так больно… чувство безнадежности затопило. Я подумала о Максе, о телефоне, оставшемся на асфальте. Прикрыв глаза, почувствовала, как по щеке покатилась слеза. Неужели это конец?