23 марта 47.
Стенографически зафиксированный диалог папы Абы с папой Шурой:
Папа Аба:
— Как здоровье Сашеньки?
Папа Шура, взволнованно, с тревогой:
— Она два раза чихнула!
Папа Аба, философически:
— Что ж, скажите ей: «На здоровье!»
Саша:
— Вот мне будет семь — и я пойду в школу… Вот мне 18 — и я уже студентка… Вот мне 20 — и замуж пора!
— Мама, я в чернила не лезла, а руки у меня синие — что за чудеса!!!
— Мама, зачем только на свете есть врачи, и зачем только люди болеют?!
— Мама, вот этот писатель Евгений Чарушин, который написал «Волчишко», — он живой?
— Живой.
— И счастливый?
— Счастливый, наверное.
— Вот хорошо!
(Саша долго горевала, узнав, что Пушкин, Ершов, Ушинский — умерли.)
28 марта 47.
Саша была совершенно подавлена, узнав, что Буш, написавший такую веселую историю про Плиха и Плюха — немец. Долго не могла примириться с этим обстоятельством.
Сегодня же она спросила:
— Мама, «Ганс» — это ведь немецкое имя?
— Немецкое!
Саша, испуганно:
— А как же тогда Ганс Христиан Андерсен?
Видно, отдать немцам Андерсена и Оле-Лукойе она была просто не в состоянии.
31 марта 47.
Саша:
— Мама, младших сыновей, видно, всегда зовут Иванами. И только очень редко Емелями…
5 апреля 47.
Саша:
— Мама, я слышала, как ты раз сказала, что с детьми жить тяжело. Мне это было неприятно слышать.
(В голосе — упрек.)
7 апреля 47.
Саша распевает странную песню, уверяет, будто сама сочинила ее:
Пошли в домоуправленья,
Нужна заявленья!
Выпили водки,
Соскочили с лодки!
18 апреля 47.
Прочитав у Андерсена, что сын жабы говорит: «Коакс-коакс-брекекекекс», Саша спросила: «Это — по-жабски?»
19 апреля 47.
Саша:
— Папа, почему снег белый?
Шура:
— Потому что Я так хочу.
27 апреля 47.
Саша:
— Мама, вор, немец, разбойник — это одно и то же?
28 апреля 47.
Галя вступила в пионеры. Уже за несколько дней до этого весь дом до Шуры включительно был охвачен безумием: белая кофта! Синяя юбка! Обязательно две косы! Белые ленты!
Легко сказать — две косы, если и одну-то трудно устроить при таком количестве волос. Однако сделали. И кофту сообразили, и юбку. Кроме того, Галя заявила, что все мамы должны написать для вступающих в пионеры характеристики. При этом одна мама была поймана на жульничестве: она написала, будто ее дочка Рита — образец всех добродетелей: послушна, опрятна, правдива, вежлива и т. д. Оказалось, что все это не так. И просто даже — всё наоборот. Всё это Галя рассказывала с волнением и удивлением, потому как хорошо понимала, что я характеристику, полную вымышленных достоинств, не напишу ни при каких обстоятельствах.
Галя взволнованно шагала по комнате, пока я сочиняла такую характеристику:
«У Гали есть много хороших черт в характере. Она очень правдива: я верю каждому ее слову и знаю, что она никогда не обманывает.
Галя отзывчива и добра и всегда поделится всем, что у нее есть.
Галя любит книгу, много читает. Она честно относится к своим обязанностям. За три года ни разу не опоздала в школу и даже во время своей болезни не переставала заниматься.
Однако у Гали много недостатков — и очень серьезных. Она бывает резка и даже груба со взрослыми. На днях она так небрежно, так грубо говорила со своей бабушкой, что я не могу без стыда вспомнить об этом.
Потом, и, по-моему, это тоже очень серьезный недостаток: у Гали нет силы воли, нет твердости в характере, она не умеет преодолевать препятствия. Если ей что-нибудь не удается, она огорчается, сердится и бросает начатое дело».
Галя прочла и молча положила в конверт.
Вернувшись из школы, была очень счастливая. Не сняв пальто, схватила свой форменный передник, отпорола звездочку и прикрепила пионерский значок.
10 мая 47.
На днях к нам пришел папа Аба. Он был очень усталый, прилег на диван и уснул. Саша посидела около него, а потом вдруг вскочила, побежала к своему столику, схватила флажок, ленту, вернулась к папе и стала тихонько помахивать флажком около его лица. Потом лентой, потом снова флажком.
Я спросила:
— Зачем ты это делаешь?
Она ответила:
— Я показываю ему сны.
Саша:
— Мама, муха какая счастливая… Она летать может… А мы нет…
Саша:
— Мама, от петуха, так же, как и от козла, пользы нет никакой?
В день рождения Сашу повели на Никитский бульвар сниматься: там уже ждала Соня Лаписова[28] с Петрушей и фотоаппаратом.
22 мая 47.
Я прихожу домой замученная и голодная.
— Хочу есть! — говорю я.
— Тетя Анися! — вопит Саша. — Мама хочет есть, дайте ей обедать!
— Вот ты и дай, — отвечает Анисья Матвеевна. — Ты дочка.
— А вы — помогательница! — возражает Саша, которой, к счастью, еще неизвестны дурацкие слова «домработница», «прислуга». [Как мы видим, няню Нюру сменила Анисья Матвеевна. Домашние работницы менялись часто. Обычно это были женщины, бежавшие из колхозов от голода. Устроившись и оглядевшись, они, бывало, находили работу, где давали общежитие, или — очень частый случай у нас — выходили замуж. — А. Р.]
Саша пробует слова на вкус:
— Снегирь… — шепчет она. — Снегирь… А детки его — снегирьки, снегирятки, снегурки… Дочка снегиря — снегурка… Снегурочка…
23 мая 47.
— Саша, папа работает — не бегай!
— Саша, папа работает — не стучи!
— Оставь мяч! Папа работает!
— Папа работает — не топай!
Саша, робко:
— А дышать мне можно?
Саша:
— Мама, милая, как я тебя люблю, как обожаю… Какая ты моя радость… Я так тебя люблю, что и рассказать нельзя… Я тебя очень, очень-очень-очень-очень-очень обожаю-обожаю-обожаю! Обожаю!
И замолкает, пораженная, понимая, что слова они, в сущности, бессильны и сколько ни произноси, ничего ими не выразишь.
11 июня мы переехали на дачу.
Саша:
— Мама, смотри, какую Галя устроила сегодня обманию: вышла за калитку и кричит: «Мама приехала!» Я побежала, а тебя нет, а Галя стала дразниться: «Оглядка, соленая пятка!»
— Мама, Галя всё дразнится… Я всё думаю — как бы мне ей ответить? Я буду кричать: «Галка-палка-кишка — никому не нужна!»
Саша:
— Мама, дорогая, я тебя никогда не покину!
Говорит это почти со слезами. Что она имеет в виду — для меня темно.
18 июня 47.
Возвратилась домой поздно, нашла Сашу уже в кровати.
— Мама, присядь ко мне, я тебя поцелую. Ты Галю уже видела?
— Да.
— Она тебя поцеловала?
— Нет.
— А обняла?
— Нет.
— Вот видишь.
Пауза — и потом:
— Мама, кого ты больше любишь — меня или Галю?
— Одинаково.
Саша, уныло:
— Мама, ну люби меня больше, хотя бы вот на сто-о-о-лечко!
Галя занимается английским. Иногда силится обращаться ко мне по-английски.
На днях Галя встретила меня и по дороге с возмущением рассказывала:
— Знаешь, я решила со Славой не водиться. Ты подумай, какой он. Я ему говорю, что дружу с Шуриком, а он презрительно спрашивает: «Это сын молочницы?» — Я говорю: «Да!» А он насмешливо засвистел. По-моему, это гадость.
— Может, он не насмешливо засвистел, а просто так? — робко говорю я.
— Нет, я уж знаю, как он свистел. По-моему, это просто отвратительно.
11 июля 47. Дача.
Вчера Галя ходила вместе с Севой и Никой [Севина мама. — А. Р.] в лес. Ушла в 8 утра, вернулась в 4 дня — смертельно усталая и голодная: они, оказывается, долго блуждали, не могли найти дорогу, переходили какую-то речку вброд и совсем заплутались.
— Но, — сказала Галя, — зато у меня есть о чем написать: как я гуляла, как заблудилась, как нашлась, как собирала ягоды и цветы.
— Цветы-то совсем увяли, — сказала я.
— А их надо поставить в свежую воду, — ответила Галя. — Это для них будет то же самое, что искусственное дыхание для не совсем мертвого человека.
Сосед по даче, трёхлетний Марк («Марик — язви его комарик!» — зовет его Шура) заехал Саше кулаком по лицу, попал в рот и оцарапал ногтями десну. Она очень огорчилась, а потом резюмировала:
— Хотел стать моряком, а получился немцем.
Марик зовётся у нас еще «кошмарик», что очень точно определяет его характер и поведение — крикун, драчун, ябедник, приставала и лицемер.
На днях я спросила его: «Почему ты так много плачешь?».
Он ответил: «Я ведь маленький».
Шура прилег на кровать, Саша села рядом с ним и стала рассказывать сказку: «Жил был царь… Было у него три сына… Вот царь и говорит: “А не дурно бы купить радио?!” Вот пошел его сын в магазин и спрашивает: “Сколько стоит радио?” Ему отвечают: “Три рубля!” Вот он купил и помчался домой. Идет и думает: “Хорошо, что я радио купил…”»
По ходу действия хлопает Шуру по животу.
12 июля 47.
Саша сидела рядом со мной и долго рассказывала мне, какой Сева плохой. И потом, без всякого перехода:
— Ну, я пойду к Севе.
Я очень удивилась:
— Зачем же ты к нему идешь, если он такой плохой?
Саша ответила:
— Не могу же я без дружбы сидеть всю жизнь? Я без дружбы не могу даже четыре часа!