«Мамочка!
Оставляю мой и Сашин табель в ящике моего стола, разница, конечно, большая. Но честное слово, я все эти отметки во 2-й четверти исправлю. Сейчас я иду выступать в детский сад, а потом на Сретенку. Поздравляю с праздником. Не огорчайся. Галя».
11 ноября 50.
Саша:
— Мама, у нас сегодня в школе была делегация и два негра — один шоколадный, а другой синенький.
23 ноября 50.
Саша:
— Мама, я сделала вывод, что у нашего папы характер добродушный.
6 декабря 50.
Саша:
— Дядя Фима[41] такой хороший, что его можно уже считать негостем.
25 февраля 51.
Фима:
— Больше всех я люблю Пушкина. Потом Чехова и Толстого…
Саша:
— А Маршака?
Саша:
— Мама, по-моему Джамбул и Исаковский пишут одинаково. И тот и другой пишет про цветы и вождей.
11 апреля 51.
Саша:
— Мама, расстояние измеряется метрами и километрами, вес — граммами и килограммами… А любовь, чем измеряется любовь?
20 апреля 51.
Саша раза по четыре наново переписывает торжественное обещание. Готовится в пионеры. Галя читает устав комсомола.
25 апреля 51.
Саша нынче должна давать торжественное обещание. Но у нее насморк.
— Не пойдешь в школу! — говорит Шура.
— Как?! — Дом оглашается страшным воплем. Саша обливает нас слезами и причитает: — Как не пойду? А торжественное обещание?!
— Дашь осенью, ничего страшного, — спокойно возражает Шура.
— Все девочки — нынче, а я осенью?! — Новые рыдания и стенания.
Я иду в школу, разузнать, как и что. К счастью, все будет происходить не сегодня, а 27 апреля.
27 апреля 51.
Саша — пионерка.
15 мая 51.
Галя вступила в комсомол.
Саша:
— Мама, что это такое — «обобщать»?
— Обобщать? Гм… Обобщать — это делать выводы.
Ночью прихожу, застаю от Саши записку: «Мама, ты хотела зайти к Кене в 12. Но Кена звонила, что в 12 она в театре. Обобщение: приходи в одиннадцать».
Саша:
— Мама, давай я останусь жить на Сретенке у мамы Сони и папы Абы.
— Ты что, Саша, совсем меня разлюбила?
— Мама, ну что ты. Разлюбить можно, если влюбишься. А если любишь — разлюбить нельзя.
Папа Аба:
— Что это у вас какой плохой замок? Обокрадут вас, смотрите!
Саша, с укоризной:
— Папа, в Советской стране — воры?!
Сашина учительница сказала:
— Сейчас вы будете писать сочинение о Первомайской демонстрации.
Саша:
— А если я не была?
— Саша! — сказала Ольга Адольфовна. — Ты говоришь неправду. Все дети были на демонстрации. Была и ты. Садись и вместе со всеми пиши сочинение: «Как я ходила на Первомайскую демонстрацию».
Саша послушно села и написала так: «Утро было солнечное. Трудящиеся стройными рядами шли на демонстрацию. В голубом небе был слышен рокот самолетов. Люди несли плакаты, лозунги, портреты. Всем было весело и радостно. Я шла с мамой и держала флажок».
28 августа 51.
Летом мы были в Песках. Я жучила Сашу с утра до вечера: по утрам она делала зарядку, обливалась холодной водой и училась плавать. Долго трусила, но все же под вопли дяди Сени («Буду презирать! Перестану учить! Ненавижу трусов!») — научилась. Очень горда этим.
29 августа 51.
Галя:
— Послушай, мама, тут написано: «Этот халат — куртизанке впору». Кто такая куртизанка?
Саша, не дав мне вымолвить ни слова:
— Куртизанка — это такая плохая женщина… Все время танцует… Жеманная…
Летом к нам ненадолго привозили Ниночку. Осенью ей уже идти в школу. Она хорошо читает и пишет печатными буквами. Я все думала, как сказать Саше, чтоб она не говорила с Ниночкой о ее родителях, но Саша сама сказала мне:
— Мама, ты не думай, я понимаю, что Ниночку ни о чем спрашивать не надо.
Ниночка сидит у Гали на коленях, прислонясь головой к ее плечу. Саша ходит неподалеку, вздыхает: то ли ей самой хочется поближе к Ниночке, то ли ей досадно, что не она на коленях у Гали.
— Саша, — говорит Галя, — давай возьмем Ниночку в сестры!
Ниночка никогда не заговаривает о родителях. И вдруг спрашивает меня:
— Тетя Фрида, вы моей маме подруга?
— Да, Ниночка.
— Вы по ней скучаете?
— Очень.
И больше ни слова.
Ниночка сидит на крыльце, о чем-то думает, напевает потихоньку:
На окошке на девичьем
Всё горел огонек…
В лесу она спросила Галю:
— Галя, большие не скажут, а вот ты скажи: скоро моя мама приедет?
Ниночка простудилась, ночью со слезами сквозь сон звала: «Бабушка! Бабушка!»
Саша спустила с кровати босые ноги:
— Я, когда мне плохо, кричу «Мама!»
Записи Ф. А. между 29 августа 1951 года и 22 июня 1952 года не были обнаружены ни в 1965 году, когда дневники передавались Лидии Чуковской для подготовки к печати, ни когда-либо позже. Теперь уже невозможно установить, вела Ф. А. свои записи в этот период или нет.
Гале 15 лет 3 месяца, Саше 10 лет 1 месяц.
22 июня 1952. Пески, Поселок художников.
Саша:
— Тетя Наташа, почему вы зовете папу «Александр Борисович», а он вас просто «Наташа»?
— Не знаю, Саша. Так уж получилось с самого начала.
— Значит, он вас называет без взаимности?
Наташа:
— У Саши трагическое мировоззрение.
Саша, мне, шопотом и тараща глаза:
— Это значит пессимистика.
Саша:
— Мама, я чуть не заблудилась. Иду, собираю колокольчики, думаю о коммунизме, а на дорогу не смотрю. И вдруг вижу: заблудилась.
Саша:
— Все, кто говорят неправду, попадут в ад.
Она же, гадая на ромашке, спрашивает:
— Мама, что лучше: «насмехается» или «к черту пошлет»?
— А зачем ты гадаешь? Разве ты не знаешь, кто тебя любит, а кто нет?
— Что ты, мама! Мне только про тебя не надо гадать. Про папу, например, уже надо. Я совсем не уверена, что он меня любит. Он вчера кричал на меня и не взял в гости.
Зимой Саша ходила в семью Червинских, играла с шестилетней Наташей, испытала на себе уничтожающе-презрительное отношение 14-летнего Шурика, который, что бы ни делали Саша с Наташей — все жестоко осмеивал.
Однажды, я привела туда Сашу и Галю. Шурик преобразился, был мил, любезен, весь вечер играл с девочками.
В следующее воскресенье Саша снова пошла туда, на этот раз без Гали. Вернувшись, она рассказала:
— Шурик выскочил мне навстречу такой веселый, потом нахмурился и сказал:
— А где же Галя?
Я сказала:
— Она пошла на каток.
Шурик сказал:
— Значит, променяла телевизор на каток — так, так…
Потом он позвал нас с Наташей гулять и учил меня кататься на лыжах. И был весь день очень добрый. А когда я уходила, он сказал:
— Непременно приходи к нам всей семьей.
Я:
— Саша, я пойду в сад. Можешь придти ко мне.
Саша, хмуро:
— Именно «можешь» или ты хочешь, чтобы я пришла?
Я, устало:
— Хочу, хочу…
Саша: — Я этого не чувствую.
Немного погодя, уж после того, как я углубилась в работу:
— Может, тебе неприятно, что я здесь?
Недаром Наташа зовет ее занудой № 1.
(Когда я работаю, Саша сидит рядом — читает, или строит дома из шашек и плиток домино).
1 августа 52.
Саша, целуя меня перед сном:
— Пожалуйста, будь!
7 августа 52.
— Мама, у плохих людей кровь черная или красная?
— Красная.
— Как жалко. А то бы как хорошо было бы узнавать, какой человек — плохой или хороший? У тебя бы, конечно, была красная кровь, а у меня, — добавляет она скромно, — наверное, розовая.
10 августа 52.
Галя:
— Нет такого органа «душа».
Саша:
— Органа, может, и нет, а душа есть. Твои мысли — это душа, твоя доброта — душа, твой ум — тоже твоя душа.
12 августа 52.
Саша захворала. Лежит и все время размышляет вслух:
— Мама, почему мужчины никогда не пудрятся, не красятся и не стараются быть красивее, чем они есть на самом деле, а женщины стараются?
Мама, какой ужас: Галя говорит, что мы продаем Корее оружие, не отдаем, а продаем — неужели это может быть? Мама, когда у нас будет дача, мы не станем продавать клубнику, а будем раздавать ее даром, правда? Сколько кому надо, столько пускай и берет.
13 августа 52.
Температура высокая. Болит горло. Не жалуется. Все толкует мне: «Ты устала. Приляг. Отдохни».
Снова возвратилась к разговору о волшебной палочке. Прежде она говорила:
— Я сделаю так, чтобы настал коммунизм.
А теперь говорит:
— Я не буду загадывать, чтоб сразу наступил коммунизм, коммунизм лучше делать самим. Но я облегчу дело. Я загадаю, чтоб все люди были очень хорошие, а тогда коммунизм наступит очень скоро. Только вот чего я боюсь: а вдруг волшебная палочка старая, древняя, и по ней хорошие люди — это всякие цари и короли? Вот чего я боюсь.
Я сделаю так, чтобы все трехэтажные дома стали высотными, чтоб города стали зеленые, чтоб коровы давали в день по 300 ведер молока.