на свете она страшилась скандалов, боялась, что ее семью будут полоскать в бульварных газетах, как грязное белье. Вот почему миссис Люсьен обрадовалась, когда Филип решил жениться на Глории. Надеялась, что он образумится. Но она ошиблась.
— Она не возражала против его женитьбы на девице из варьете?
— Сначала она относилась к ней настороженно, но потом стала для нее самым дорогим человеком в мире. Мне она говорила, что Глория напоминает ей собственную сестру, когда они были детьми. Вы, возможно, не знаете, что Филип — незаконнорожденный сын ее сестры. Это их семейная тайна.
— Да, — сказал я, — не знаю.
Совместная жизнь тетки с племянником, постоянно напоминающим ей о грехопадении сестры, была несладкой для обоих. Возможно, для Филипа она была еще более безрадостной. Я подошел к серванту и проверил пистолет — магазин был полон патронов. Вернув предохранитель в безопасное положение, я сказал:
— По моим данным, миссис Люсьен оставила около одиннадцати миллионов долларов. Войны начинались из-за меньших сумм. Может, ее не убили, но ее смерть привела к гибели нескольких человек. За ними могут последовать и другие. Ваша сестра, например.
Фэй Бойл бросила на меня недоверчивый взгляд:
— Каким образом?
— Именно это нам и следует выяснить. Вы не желаете мне помочь?
— Да, если моя помощь будет в интересах Глории.
— Кому известно, что вы сейчас в городе?
— Никому.
— Тогда считайте, что вы только что приехали и хотите навестить своего бывшего босса Ника Кафку.
Она отрицательно покачала головой:
— Он последний человек, которого я хотела бы видеть. Если я зайду в клуб, он сразу сообразит, что что-то нечисто.
— Придумайте благовидный предлог. Скажите, что зашли к сестре, но ее не оказалось дома. Со слов прислуги вы узнали, что Филип Кордей в «Орхидее», и подумали, что она, возможно, тоже там. Ну а раз вы появились в клубе, будет вполне естественно навестить Ника. Зайдите в бар, где всегда полно народа, и попросите его спуститься. Поговорите с ним о погоде, о чем угодно, лишь бы он задержался внизу минут на пятнадцать. — Я кивнул в сторону серванта: — И возьмите пистолет.
— Думаете, там будет опасно?
— Всякое может случиться. Где расположен кабинет Ника?
— На верхнем этаже. Как раз над игорными залами. А почему пятнадцать минут?
— Мне надо кое-что поискать. Ник трусоват, он предпочитает появляться на людях с телохранителями. Если он спустится в бар, его подручные наверняка будут с ним. Тогда у меня появится возможность порыться в его бумагах.
— Что вы предполагаете найти?
— Признаться, толком я и сам не знаю.
Она сухо сказала:
— Если это связано с моей сестрой, я должна знать. Ну а если нет, вы не имеете морального права просить меня идти на такой риск.
Я ухмыльнулся:
— Хорошо, забудем о нашем разговоре.
На ее лице можно было прочесть борьбу противоречивых чувств. Пожав плечами, она подошла к шкафу и достала соломенную шляпку. В ней она выглядела как настоящая девочка из варьете. Потом, положив в сумочку пистолет, сказала:
— Я согласна.
Напряженность ее манер стала менее явной. Она даже улыбнулась и наполовину всерьез, наполовину в шутку сказала:
— Я не доверяла вам по той причине, что вы внешне слишком привлекательны. Мой опыт подсказывает мне, что красивым мужчинам верить нельзя. А теперь идем.
XIV
Я поставил машину в тихой боковой улочке. Первой из нее вышла Фэй. Мы сверили часы. Она нервничала, но это было объяснимо — мои нервы тоже были напряжены. Я выждал, пока не смолкли звуки ее шагов за углом, потом нырнул в тень деревьев.
Перебегая от дерева к дереву, я пересек мощеную бетонными плитами площадку и добрался до кирпичной стены на заднем дворе клуба «Орхидея». В нижнем этаже здания горел свет. В грязной кухне неопрятного вида повар готовил пищу. До меня доносились приглушенные звуки оркестра. Второй этаж был погружен во тьму — именно там находились игорные залы.
Окна третьего этажа — кабинета Кафки — были освежены. К ним вела наружная пожарная лестница, нижняя секция которой высотой около десяти футов отсутствовала. Дотянуться с земли до первой металлической перекладины я не мог.
Стоя в раздумье во дворе, я увидел, как в кухню вошел официант и начал беседовать с поваром. Оба повернулись ко мне спиной. Я быстро нагнулся и обхватил руками зловонный металлический бак с пищевыми отходами. Крепко прижав его к себе, я двинулся в направлении пожарной лестницы. Вонь была нестерпимой, и я опасался, что тяжелый бак выскользнет из моих рук и загремит на бетонных плитах. Из него сочилась густая вонючая жидкость.
Поставив бак возле стены, я отдышался, потом немного передвинул его так, чтобы он находился точно под лестницей. Забравшись на него, я встал на край, но в этот момент дверь на кухню распахнулась и на темный двор вышел повар. Некоторое время он стоял неподвижно, потом обернулся через плечо и крикнул:
— Какая сволочь сперла бак? И откуда только берутся эти проклятые нищие, которые жрут помои? Чтоб им всем подохнуть?
Он бросил какой-то тяжелый предмет, упавший в непосредственной близости от меня, выругался еще раз и вернулся в кухню.
Минуты летели, больше нельзя было терять время. Подпрыгнув, я уцепился за нижнюю перекладину и подтянулся.
Теперь я действовал быстро. Добравшись до третьего этажа, я прислушался. За зашторенными окнами игорных залов слышалось жужжание голосов, выкрики крупье. Присев на корточки на металлической площадке, я посмотрел вниз.
В темноте предметы во дворе были неразличимы. Я надеялся, что снизу моя скорчившаяся фигура тоже не слишком заметна. Прижавшись к кирпичной стене, я заглянул в окно. Опрокинув Джулию Дюпрэ на письменный стол, Филип Кордей осыпал ее поцелуями. Она вяло сопротивлялась, отталкивая его руками. Потом Джулия что-то сказала, и мне показалось, что он сейчас повернет голову. Я быстро спрятался.
Окно справа от меня было открыто, к нему с немалым риском для жизни можно было добраться по горизонтальному выступу на стене. Собравшись с духом, я крепко ухватился за ограждение металлической площадки и, перебросив через нее одну ногу, встал на выступ. Правой рукой я дотянулся до водосточной трубы, казавшейся на ощупь достаточно надежной. Затем я убрал левую руку с перил и ухватился за трубу обеими руками. Выждав, чтобы биение сердца пришло в норму, я изогнулся и, уцепившись руками за подоконник, в акробатическом прыжке перелетел внутрь здания, оказавшись в небольшой полутемной комнате. Тусклый свет проникал в нее из соседнего помещения, дверь в которое была приоткрыта.
Я услышал страдальческий голос Филипа Кордея:
— Дорогая, умоляю…
Послышалась легкая возня. Ее голос тоже был страдальческим:
— Любимый, если я уступлю, что тогда станет со мной? — Разве я могу быть уверена, что ты меня не обманешь?
— Ну я же сказал! — Он был настолько пьян, что у него еле ворочался язык. — Я хочу жениться на тебе.
— Ты это говоришь сейчас. — Судя по интонации, она была полна жалости к самой себе. — Но где гарантия, что ты сдержишь слово? — Я снова услышал звук поцелуя. — Нет! — раздался через несколько секунд ее протестующий голос. — Нет, нет, нет! Это уж слишком, Филип!
Потом снова он:
— Я люблю тебя, люблю, люблю! Я докажу свою любовь. Я подпишу эту бумагу.
— Любимый, — сказала она, — тогда я могу быть спокойна. — Она была примитивна, как акула, готовящаяся сожрать свою жертву. — Тогда я уступлю тебе. О Филип, если б ты знал, как я люблю тебя! Какое счастье я испытываю, когда ты рядом! — Вновь чмокающие звуки. Она глубоко вздохнула и прошептала: — Сейчас вернется Ник. Спустимся в мою уборную. Там ты и подпишешь бумагу. А потом… потом я расскажу тебе о сестре твоей жены. Ты увидишь, что она собой представляет. Как правильно сказал Ник…
Он злобно пробормотал:
— Не желаю слышать о ней. Эта сука Глория подослала ее. Моя жена сука. Ее надо прикончить, как и…
Джулия Дюпрэ прошептала:
— Ш-ш-ш! Ты не должен об этом говорить! Ты даже не должен об этом знать. Идем в мою уборную. Там тебя ждет бутылка скотча.
— А что еще меня ждет?
Она мелко захихикала. Дверь в мою комнату отворилась, и его ноги споткнулись о порог. Послышался ее шепот:
— Филип, не здесь! — Она снова захихикала.
Дверь закрылась, и снова наступила тишина.
Я глянул на часы — в моем распоряжении оставалось шесть минут.
Я прокрался в кабинет. Он был просторней, чем у Хэпуорта, и отделан с кричащей роскошью. В глаза мне бросился мраморный умывальник и мраморная с зелеными ободками плевательница, пол вокруг которой был загажен многочисленными плевками. Интерьер был выдержан в красных, черных и серебристых тонах, на стенах висели изображения обнаженных красоток и фотографии артистов варьете, в основном молодых танцоров. Повсюду блестели зеркала. Судя по всему, дела у Ника шли неплохо.
Увлажнитель для дорогих сигар стоял на изящном столике красного дерева с двумя аппаратами селекторной связи и двумя телефонами.
В рабочем столе Кафки имелся всего один ящик, который я поспешил выдвинуть. Он был набит бумагами, как мешок старьевщика, собирающего макулатуру. Я наугад вытянул пачку.
Цифры и больше ничего. Длинные столбики тысяч и тысяч цифр. Наверное, только хозяин стола знал, что они означают. Я сунул пачку обратно и огляделся.
В углу стоял небольшой металлический шкаф конторского типа, в которых обычно хранят деловые бумаги. Я потянул дверцу, но она была заперта. Ни одна из отмычек которые я предусмотрительно прихватил с собой, к замку не подошла.
Вернувшись к столу, я взял длинный стальной нож, которым Кафка пользовался для разрезания бумаги. В моем распоряжении оставалось четыре минуты. Я опустился на колени возле шкафа и едва не вывихнул руку, засовывая нож в узкую щель дверцы. Кончиком ножа я слегка приподнял язычок замка, после чего стал вновь поочередно вставлять отмычки. Наконец что-то щелкнуло, и дверца открылась. Я снова увидел бумаги. Они были уложены в аккуратные металлические коробки, и против цифр в них были указаны фамилии.