При моем появлении он отшатнулся в сторону и что-то пробормотал.
— Извините, — сказал я и хотел пройти мимо, но он неожиданно схватил меня за руку.
Я несильно толкнул его в грудь. Его снова бросило в сторону, но он устоял на ногах и, внимательно взглянув на меня, спросил:
— Ты болен, сынок?
Неважно себя чувствую. На меня плохо действует жара.
— Фараоны загребут тебя, если увидят без штанов. Ты так спасаешься от жары? — Послышался похожий на кудахтанье смех. — Зайди ко мне в гости.
— Нет, ответил я. — Жена закатит скандал.
— У тебя есть жена? Понятно. Тогда иди, сынок, спокойной ночи.
Он вышел на освещенную улицу и, пошатываясь, зашагал прочь, а я побежал по переулку. Задняя дверь моего дома была открыта. Пройдя в ванную, я включил свет и посмотрел на себя в зеркало. Будь это лицо другого человека, оно вызвало бы у меня приступ неудержимого веселья. Мой нос напоминал растекшийся по лицу блин, укусы москитов выглядели замысловатой татуировкой. Возможно, мне не стоило прятаться от полиции — опознать Уильяма Йетса в его теперешнем состоянии было непросто. Вдобавок я был невероятно грязен.
Решив, что две минуты ничего не изменят, я сбросил с себя куртку и трусы и на полную мощность открыл душ. Мир предстал передо мной в более радужном свете. Сунув куртку на дно корзины для грязного белья, я растерся полотенцем и оделся. В темной сорочке, темно-серых брюках и ботинках я почувствовал себя аристократом. Я посмотрел в окно, но ничего подозрительного на улице не наблюдалось.
И в этот момент с дивана поднялась человеческая фигура. Приглушенный голос произнес:
— Не двигаться!
Я не двигался. Я медленно поднял руки над головой. Когда женщина с револьвером говорит приглушенным голосом, вы прежде всего стараетесь успокоить ее.
Револьвер в ее руке казался очень большим. При стрельбе такие пушки сильно вибрируют. Даже если она будет целиться мне в грудь, пуля способна угодить в голову.
— Мисс Хемминг, — сказал я, — я поражен — вы подглядываете за голыми мужчинами.
В свете, проникавшем с улицы, она выглядела много старше, чем в конторе своего босса. Ее лицо опухло. Вероятно, она долго плакала, прежде чем решила навестить меня.
Она устало произнесла:
— Сюда приходил какой-то человек, он и открыл дверь. Я ждала в проезде за домом. Сейчас я застрелю вас — вы убили моего Джо.
Она слегка приподняла револьвер. Когда ее палец надавит на спусковой крючок, она непременно зажмурит глаза. Правда, мне от этого легче не станет. Мисс Хемминг знала, что стрелять можно, лишь сняв пистолет с предохранителя.
— Стреляйте! — сказал я, опустил руки и сел на диван. — Вы убьете не того, кого нужно, но все равно — стреляйте! В свое оправдание могу лишь сказать, что никогда в жизни не встречал Хэпуорта.
— Не лгите, — каким-то мертвым голосом сказала она. — Вас разыскивает полиция.
— Неудивительно потому, что копы заблуждаются так же, как и вы. Кафка не теряет времени даром. С ним вы еще не выяснили отношения?
Она не слушала меня.
Вас наняла жена Кордея, — тем же глухим, безжизненным голосом продолжала она.
— Я работаю на себя. Как на себя работал Хэпуорт. А Ник Кафка трудится ради Ника Кафки. У меня не было необходимости убивать Хэпуорта или кого-либо другого. Пошевелите мозгами, мисс Хемминг. Филип Кордей должен Кафке огромную сумму. Чтобы заполучить одиннадцать миллионов, они поочередно уничтожают остальных претендентов на наследство.
— Вы убили моего Джо.
— Они убили вашего Джо. Теперь пытаются прикончить меня. Не пойму только, почему до сих пор не разделались с вами.
Она опустила револьвер и положила его на спинку дивана. Намерения убить меня она не оставила Пушкой та кого калибра можно было разнести вдребезги скромное убранство моего жилища. Она устало спросила:
— О чем вы говорите?
— Причина всех ваших злоключений — завещание миссис Люсьен. Она изменила его. Это знаю я знаете вы знал Хэпуорт. Он хотел погреть на этом руки. Кафка убил его, подставил меня, а вас не тронул. Вот я и спрашиваю — на кого вы работаете, мисс Хемминг?
На ее лице отразилось легкое волнение:
— Кафка не убивал его. Иначе он не выпустил бы меня из конторы.
Постепенно картина начала проясняться. Я сказал:
— Кафка не дурак. О чем вы с ним разговаривали? Выходите из-за дивана и устраивайтесь поудобней. С минуты на минуту сюда нагрянет полиция. Пусть лучше они отправят меня на тот свет, а ваша совесть останется чистой.
Она не шевельнулась.
— Я любила Джо, — сказала она. — Любила еще тогда когда мне было всего восемнадцать лет.
Я видел, что она страдает и говорит, превозмогая душевную боль. В отраженном свете улицы ее лицо было мертвенно бледным. Продолжать разговор не имело смысла. Я сел и стал ждать выстрела.
Она продолжала:
— Я любила его. Джо был чудесным человеком. Все эти годы я помогала ему. В прошлом году скончалась его жена, и мы собирались пожениться. Мы не торопились потому, что хотели соблюсти приличия. Теперь его нет в живых. Вы — грязный, подлый ублюдок!
— Ладно, — сказал я, — давайте разберем все по пунктикам, прежде чем вы уморите меня своим нытьем.
Скажите только, где я ошибаюсь. Вы узнали, что Хэпуорта убили, и связались с Кафкой. У вас хватило ума не идти к нему, а позвонить. Он стал взывать к вашему разуму — разве позволил бы он вам свободно уйти, если бы намеревался через пару минут отправить Хэпуорта к праотцам? Так он вам сказал?
Она молчала.
— Почему вы позвонили Нику, а не в полицию?
Она сказала:
— Он был чудесный человек. Лучший из всех, кого я встречала. Его сын учится в университете и… Она зарыдала.
— Да, — сказал я.
Возможно, другой подошел бы к ней и попытался утешить, но я знал, что с истеричными женщинами лучше вести себя чрезвычайно осторожно. Никто не мог гарантировать, что она не схватит револьвер и не выпустит из меня кишки. Я сказал:
— Извините, теперь мне все ясно. Если вы впутаете в это дело полицию, Ник может рассказать о некоторых махинациях адвоката. Тогда образ покойного Джозефа Хэпуорта не будет так ангельски чист. И сынишка тоже пострадает.
Ее лицо исказила уродливая гримаса. Она жалобно, по-бабьи запричитала:
— У меня нет своей семьи. Сын Джо для меня как родной. Мальчик — это все, что у меня осталось.
— И Ник Кафка об этом знает, — продолжил я. — Для него не имело смысла убивать вас обоих. Два трупа опаснее, чем один. К чему убивать, когда вы и так будете держать рот на замке. Ну а против меня можно состряпать улики. Кроме того, он точно знал, что полицейский не довезет меня до управления — убьет по дороге. Недаром он ему ежемесячно платит.
— Вы убили Джо, — как автомат, повторила она.
— Зачем?
В ее глазах появилось растерянное, глуповатое выражение:
— Не знаю. Думаю, из-за миссис Кордей.
— Из-за того, что по новому завещанию она получает все деньги?
— Да.
Я сказал:
— Ни я, ни она не убивали Хэпуорта. У нее просто не было на это причин. Он вел с ней переговоры, собирался сыграть на их противоположных интересах.
Помните, именно так он и сказал вам?
— Да, — чуть слышно прошептала она.
— Значит?..
Мы молча смотрели друг на друга. Где-то неподалеку от дома остановилась машина. Поднявшись, я сказал:
— Если вас здесь обнаружат, ваши старания окажутся напрасными. Как порядочный человек Джо перестанет существовать в памяти людей. — Подойдя к окну, я бросил взгляд на улицу. Низкорослый, крепкого сложения мужчина быстро шел по тротуару. Его правая рука была опущена в карман.
Я обернулся к мисс Хемминг:
— Дайте мне свою хлопушку.
— Нет.
Хорошо. Тогда идите за мной. Еще есть шанс скрыться через заднюю дверь.
Я шагнул к выходу. Она осталась за диваном. Ее рука с револьвером медленно поднялась. Она была способна выстрелить в любой момент. Я ждал пули, но все обошлось. Я вышел за дверь и побежал по коридору.
На улице меня ждал сержант сыскной полиции Ревлон. Тот самый элегантный сыщик, с которым мы уже встречались совсем недавно. Шансов у меня больше не оставалось.
XIX
Держа полицейский «смит и вессон» в правой руке, он левой с силой толкнул меня к стене. Потом, приставив револьвер к груди, легкими шлепками прошелся по моему телу.
— Все, Йетс, — сказал он, — дальше тебе пути нет. А сейчас — добро пожаловать обратно в дом.
В принципе он был неплохим парнем, хотя в данную минуту радовался, как настигший добычу охотник.
У меня не оставалось ни сил, ни воли к сопротивлению. Он шел позади меня, а я, как овца на заклание, тащился по коридору. Бедекер стоял, прислонившись спиной к двери, на его широкой плоской физиономии застыла злая усмешка. Высунув язык, он облизнул верхнюю губу. Из его глотки вырвался вздох облегчения. Для меня он прозвучал похоронным звоном.
Не торопясь, Бедекер протянул вперед руку, сдавил мне горло и оторвал меня от пола. Потом с силой толкнул, и я кубарем полетел в открытую дверь гостиной. Мисс Хемминг в комнате я не заметил.
Поднявшись с пола, я потер горло. Ревлон сказал:
— Как ты попал в дом, Йетс?
Я не ответил.
— Принеси из машины наручники, Ревлон, — сказал Бедекер.
— Зачем?
— Этот подонок опасен.
— Но он безоружен.
— Все равно принеси.
Сунув револьвер в карман, Ревлон направился к двери.
— Подожди! — прохрипел я. — Как только ты выйдешь на улицу, твой напарник прикончит меня. Он водит дружбу с Кафкой. Они вместе подставили меня.
Кулак Бедекера обрушился на мой рот, разодрав мне губу и выбив два нижних зуба. От нестерпимой боли я упал на стул.
Ревлон равнодушно произнес:
— Постой, Бедекер, о чем он толкует?
— Откуда мне знать? Принеси наручники. Эта ищейка покруче чикагских гангстеров. А я укажу в отчете, что ты взял его в одиночку. Тебе объявят благодарность.
— А Бедекер получит премию, — прошепелявил я разбитыми губами, — от Кафки из клуба «Орхидея».