Со стороны дома тоже гремели выстрелы. Сирены выли уже совсем близко. Где-то неподалеку отчаянно кричала призывая сестру, Фэй Бойл.
Снова послышался треск ломающихся кустов — Бедекер рухнул на землю. Поднявшись на четвереньки я пополз в сторону подъездной дорожки. Там, пошатываясь из стороны в сторону, стояла Глория Кордей. С «береттой» в руке она поджидала меня.
Собрав остатки сил, я привстал на одно колено тупо улыбнулся и сказал:
— Привет!
У неё был обезумевший вид. Когда я положил руку ей на плечо, она бросила на меня бессмысленный взгляд и её губы зашевелились:
— Да, вы догадливы, медленно произнесла она. — В кого я попала? — Её колотило, как в лихорадке.
— В полицейского по имени Бедекер, спасибо.
Она молча кивнула, револьвер упал на землю. Её плечо выскользнуло из-под моей руки, и она начала медленно оседать на землю, словно у неё стали плавиться ноги Через минуту скорчившееся тело Глории лежало на траве. Патрульная машина, последний раз взвыв сиреной, отчаянно заскрипела тормозами, и из неё высыпались полицейские. В этот момент я потерял сознание.
Когда мои глаза открылись, я всё ещё лежал на земле. Обхватив меня за плечи, капитан Хилари силился приподнять мое обмякшее тело.
— Бедекер прострелил тебе ногу? — спросил он.
— Да, — солгал я.
Тебе повезло.
— Да.
— Сейчас мы от6уксируем тебя в больницу. Ты можешь стоять на одной ноге?
— Попробую.
Я встал, держась за его плечо. Подъехали ещё две машины; теперь территория вокруг дома миссис Люсьен буквально кишела фараонами. Фотограф со вспышкой делал снимки. Я висел на Хилари, мой мозг отказывался функционировать. Я сказал:
— У Бедекера поехала крыша. Он решил, что ксерокопии у меня.
— Они всё равно не помогли бы ему. Все документы Кафки у нас.
Я протер глаза, теперь они были в состоянии фокусироваться. Навстречу нам шла Фэй Бойл. Когда она приблизилась, я увидел её лицо. Оно было каким-то странным, отрешенным, как у лунатика. Она сказала:
— Глории больше нет. Она умерла. — Её взгляд на миг прояснился. — Умерла? — придав голосу вопросительную интонацию, повторила она. — Моей сестры нет в живых. Вы понимаете?
Она негромко застонала и, выбросив вперед руки, вонзилась ногтями мне в лицо. Я отпрянул назад, ступив на землю раненой ногой. Острая боль молнией пронзила мне позвоночник. Фэй пыталась выцарапать мне глаза.
Но я был догадлив, я был умен. Я снова потерял сознание и в очередной раз, как куль с мукой, свалился на землю.
Уличное движение за открытыми окнами моего кабинета производило не меньше шума, чем чугунолитейный завод. Однако сквозь них в комнату проникал прохладный бриз, и с шумом приходилось мириться. Приближалась осень, не за горами и зимние холода. Я опасался, что зимой нога доставит мне массу хлопот.
Я просматривал письма, сортировал их. Счета, не распечатывая, бросал в мусорную корзину. Один конверт я отложил в сторону. На нем был штамп Нью-Йорка, а адрес написан женским почерком. Глядя на него, я даже слегка взгрустнул. Я не видел её с тех пор, как упал без чувств на подъездной дорожке…
…очнулся я тогда лишь под утро, в больнице, и несколько дней ждал её визита. Она так и не появилась. Она не написала и не позвонила, хотя бы для того, чтобы оскорбить меня. Я навел справки, и мне ответили, что она вернулась в Нью-Йорк, но адреса не оставила…
Я взял конверт в руки, и в это время зазвонил телефон.
— Как дела? — услышал я голос Хилари.
— Превосходно.
— Нога?
— Пустяки. Остался маленький шрам на икре. Зимой буду кататься на лыжах. Твоя забота о моем здоровье трогает меня до слез. Наверное, сейчас ты попросишь меня выступить в качестве свидетеля на предварительном следствии.
— Каком следствии?
— Ты забыл? На меня было совершено покушение — я получил огнестрельное ранение.
— Все шутишь. Ну, а если серьезно, белых пятен в деле Дэниель Люсьен и Филипа Кордея не осталось. Мы имеем признание Джулии Дюпрэ — она сделала его за полчаса до смерти. Письменное заявление оставила и мисс Бойл, прежде чем укатить в Нью-Йорк. Аналогичный документ подписала мисс Хемминг Мы ухитрились раздобыть даже твое заявление. Короче говоря, у меня весь рабочий стол забит бумажками.
— Так-так, — равнодушно прокомментировал я.
— Билл, продолжал Хилари, из-за болезни ты, наверное, ещё не владеешь ситуацией. Клуб «Орхидея» закрыт, почти вся шайка Ника Кафки за решеткой. Ты не следил за нашей демократической прессой?
— Следил, но узнал не слишком много.
— Ты прав. Газеты и телевидение не особенно афишировали это дело.
— Наверняка берегут силы к тому моменту, когда секретные бумаги Кафки станут достоянием гласности.
— Какие секретные бумаги?
— Ксерокопии, — пояснил я. — Ксерокопии расписок — кто получил и сколько. Кто платил и сколько. Эти расписки — динамит, они могут буквально взорвать городскую администрацию.
В голосе Хилари послышались насмешливые нотки:
— Билл, в голове у тебя сумятица, но тебя нельзя винить. После всего пережитого трудно понять даже самые элементарные вещи.
Но своего друга капитана Хилари, блюстителя законности в седьмом округе Монреаля, я понял отлично. Вообще-то, я должен был разобраться в этой кухне самостоятельно, без его подсказки. Вместо того чтобы взрывать администрацию города, они просто сожгли бумаги Кафки, уничтожили весь компромат.
— Зачем же ты тогда звонишь? — спросил я.
Чтобы пригласить тебя на ужин. Сегодня в восемь.
— Приду.
— Спасибо. И послушайся моего совета — не ссорься с Фэй Бойл, сохрани с ней дружеские отношения. Завещание только что утверждено судом. Все состояние миссис Люсьен досталось её племяннику. После смерти последнего оно отошло к его вдове, а ввиду её кончины владелицей имущества стала пережившая её сестра. Мисс Бойл — богатая женщина, стоит она не одиннадцать, а, как выяснилось, тринадцать миллионов.
Наш город гордится такими людьми. Пошли ей поздравление.
— Хорошо, я подумаю, — сказал я. — Пока.
Я открыл конверт — в нем был сложенный пополам чек. Ни письма, ни записки я не нашел. Я подумал, что наконец-то смогу оплатить счета, которые, не читая, отправлял в корзину. Я разгладил чек ладонью и с радостным предвкушением посмотрел на проставленную в нем сумму.
Она прислала чек на сто долларов.
Я скрутил чек и конверт в трубочку и бросил в корзину. Минут пять я сидел, задумчиво мурлыкая себе под нос модный мотивчик. Прислушиваясь к шуму машин за окнами, я пришел к выводу, что в мире существует такая нелепая вещь, как ложная гордость.
Я открыл сейф. Бутылка из-под водки была пуста. Сняв с вешалки шляпу, я нахлобучил её на голову, нагнулся и извлек из корзины чек. Потом тщательно разгладил его.
На улице я не спеша зашагал в сторону банка, мысленно подсчитывая астрономическое число порций мороженого, которые смогу купить ребятишкам Эбботов.
Фредерик Браун
Зверь милосердия
1. Джон Медли
Сегодня, незадолго до полудня, я обнаружил на заднем дворике своего дома мертвеца. Проснувшись как обычно в восемь, я увидел его лишь после одиннадцати, поскольку до этого не выглядывал в окно кухни.
Апрель — самое приятное время в Тусоне. После завтрака я вышел из дома и, стоя у главного входа буквально глотал теплый нежный воздух, с интересом наблюдая за белыми полосами, которые оставляли в прозрачном голубом нёбе военные самолеты, поднимавшиеся с расположенного поблизости аэродрома. Два самолета летели так высоко, что их не было видно. Пока я стоял, наслаждаясь чудесной погодой, с аэродрома взлетел ещё один самолет и с ревом пронесся над самой землей — красивая штука, хотя шумная и несколько устрашающая, если вспомнить о её назначении.
Однако я отвлекся. День был так хорош, что я решил не брать машину, а пройти пешком несколько кварталов, чтобы купить кое-какие продукты в магазине «Сэйфуэй», что на Бродвее.
Домой я возвратился до десяти утра. Потом занялся домашними делами и глянул в кухонное окно лишь в одиннадцать или начале двенадцатого. Тогда-то я и увидел лежащего там человека.
Он лежал на спине, его слегка приподнятая голова покоилась на толстом корне китайского вяза, который растет как раз посреди моего дворика. Его поза показалась мне естественной — мужчина мог быть бродягой или просто пьяницей, который случайно забрел в чужой двор и уснул там.
Однако, выйдя из дома и приблизившись к нему вплотную, я увидел, что он мертв. Его широко открытые глаза, не мигая, смотрели на яркое солнце Аризоны. Я приложил руку к его груди и убедился, что сердце не бьется.
Больше я к покойнику не прикасался. Поднявшись с колен, я пересек два незастроенных участка, отделяющих мой дом от соседнего, где проживала миссис Армстронг со своей незамужней дочерью. Мы не были близкими друзьями, но оставались добрыми соседями, и я время от времени просил разрешения воспользоваться их телефоном.
Наверное, миссис Армстронг заметила меня из окна, потому что дверь открылась, едва я приблизился к дому.
— Доброе утро, мистер Медли, — приветствовала она меня. Это была крупная женщина с приятным звучным голосом.
— Доброе утро, — сказал я. — Могу я воспользоваться на минуту вашим телефоном?
— Конечно. — Она отступила в сторону, позволяя мне пройти. — А потом выпьем по чашечке кофе. Я как раз собиралась сесть за стол.
— Спасибо, — сказал я. — Но боюсь, после звонка мне придется сразу же вернуться к себе. Я намереваюсь звонить в полицию и думаю, меня попросят не покидать дом.
— Значит… у вас что-то случилось, мистер Медли?
— И да, и нет, — ответил я, разыскивая номер полиции в справочнике. — Если вы извините меня на минутку, я всё объясню после звонка.
Впрочем, после услышанного ею разговора мне ничего не пришлось объяснять. Я сказал дежурному, что во дворе у меня лежит труп незнакомца и что я только что обнаружил его. Конечно, я сообщил свое имя и адрес.