Помещение, в котором не было почти никакой мебели, заполняли молодые люди обоего пола. Они ходили, плясали, сидели, лежали прямо на полу, хохотали, как ненормальные, и что-то кричали друг другу, потому что разговаривать в этом бедламе было совершенно невозможно. Все беспрестанно курили, и, если верить собственному обонянию, отнюдь не сигареты. От смутно знакомого запаха марихуаны Наташа пошевелила носом, словно гончая и даже потерла его круговыми движениями.
— Шершень, здорово! — прокричал Миша от дверей, стараясь переорать музыку. Сидевший в насыпном кресле-подушке мужчина лет тридцати, с худым, обветренным лицом, вяло помахал рукой и выдохнул вверх сизый дым.
— Прикольно тут, — сказала Наташа.
— Что?
— Прикольно тут! — заорала она в ухо Михаила, вцепившись в мочку. Он отдернул голову и поморщился.
— Проходи, садись куда-нибудь. Я пиво сейчас принесу.
Миша двинулся в сторону кухни. По пути его остановила тощая блондинка с длинными прямыми волосами, о чем-то спросила, зыркнув на Наташу ревнивым взглядом, но Миша и ухом не повел, а Наташа и подавно. Что ей до мнения тощих дылд? Переступая через ноги запросто сидевших на полу людей, Наташа, морщаясь от боли в коленках, прошла к окошку, села на пол, и с любопытством уставилась на происходящее. Кипевшая вокруг толпа что-то кричала, пританцовывая под кислотную долбежку, вздымали вверх руки с зажатыми в них банками и бутылками, от чего содержимое выплескивалось на грязный пол. Рубашку Михаила было жалко пачкать, и она сняла ее, оставшись в майке.
Ей показалось несколько странным, что эти мечущиеся два десятка человек не обращают друг на друга особого внимания, слипаясь в маленькие группки по два-три человека, и снова разделяясь, чтобы соединиться с кем-то другим, торопясь охватить всех. Пока она сидела, к ней пристраивались два парня со стеклянными глазами, кричали что-то приветственное, и, не дождавшись ответа, уходили. С ее новым знакомым они ни в какое сравнение даже не шли. Миша, с его аристократичным профилем не особо походил на эту разномастную толпу, облаченных преимущественно в черные майки, но, тем не менее, в этой среде выглядел органично, словно рыбка-вуалехвост в аквариуме с гуппи.
«Нет, — подумала Наташа. — Вуалехвост — слишком гламурно. Ему это не подходит. Скорее, меченосец!»
Меченосец Миша, появившийся с кухни, устроился рядом, сунул холодную бутылку с пивом и половинку остывшего чебурека. Наташа приняла подношение с благодарностью. При виде малоаппетитного чебурека в животе заурчало трактором.
Блондинистая девица подпирала колонну, смотрела волком и зло поджимала губы. К ней тоже подвалил какой-то тип, сказал пару слов на ухо. Она сморщилась и отпихнула парня локтем. Наташа усмехнулась и повернулась к Мише, махнув перед его носом угощением.
— Спасибо, — сказала она, откусила сразу половину, и потом прокричала с набитым ртом, махнув в сторону толпы: — Слушай, а кто вы?
— Мы-то? — рассмеялся Миша. — Ну, можно сказать, революционеры. Молодые, идейные, считающие, что с режимом надо бороться всеми силами. Ты понимаешь, насколько убого мыслит наше население?
Наташа помотала головой, жалея, что чебурек заканчивается.
— А я очень даже понимаю! Босяки мы лапотные. Загнали нашу Рашку в задницу, и сидим, как жабы в болоте, не смея квакнуть. А всякие ушлепки из чиновников миллионы хапают, заставляя нас деградировать. У нас же интеллигенцию истребили еще при Сталине, и сейчас происходит то же самое, понимаешь?
Она не очень понимала, и части слов вообще не слышала, но на всякий случай кивнула. Воодушевленный ее вниманием Михаил продолжил.
— Под Запад легли, все по их лекалам делаем, включая телевидение и всякие там шоу. Да что я тебе рассказываю? Ты же сегодня сама все видела. Тебя, талантливую, умную, отличную поэтессу, с конкурса вытолкали взашей, чтобы взять какую-нибудь дуру силиконовую. А почему? Вот спроси, почему?
Наташа открыла рот, но спросить не успела.
— Потому что у нее мозгов нет, — крикнул Миша. — Она будет на сцене под фанеру пасть разевать, да продюсеру отсасывать по мере необходимости. А им только этого и надо, потому что умный человек может за собой массы повести, заставить во что-то верить. А это опасно. Вот и навязывают нам всякие развлекательные шоу, чтобы мы… ну, как Незнайка на Луне, до превращения в барана наржались.
Смысла метафоры Наташа не поняла, поскольку про Незнайку была не в курсе, но слушать Мишу было интересно. Она отхлебнула из бутылки и придвинулась ближе.
— Вот потому мы устраиваем разные акции. Привлекаем внимание общественности к проблемам, причем стараемся осветить все: экологию, коррупцию, насилие над личностью, свободу слова… Вон, видишь Шершня? Это наш гуру. Он всегда знает, что и как надо делать. Я, к примеру, на этот долбанный конкурс специально пошел, хотел, чтобы меня услышали, показали по телику, что есть у нас еще свободные люди. Даст бог, покажут, ну, а если нет — неважно. Меня там уже несколько человек услышали. А тут еще ты появилась, да с тем же самым, это же вообще круто! Понимаешь, что это значит?
— Наверное! — крикнула Наташа, хотя, если честно, ничего не понимала.
Атмосфера полностью завладела сознанием. Наташа притоптывала в такт музыке и думала, что здесь найдет настоящих друзей, которые помогут, поймут, с удовольствием выслушают ее странные песни, и не станут придурочно фыркать, как идиот Алмазов.
— Это значит, что наш народ еще не разучился думать и излагать свои мысли, Натах! Мы, может, со стороны выглядим нелепо, но ты не думай. Среди нас полно серьезных людей, крупных бизнесменов, политиков, депутатов. Просто не все могут светиться, не все приходят. У них свой фронт. Держись за нас, и все будет тип-топ.
Она кивнула и отпила из бутылки.
«Меченосец, — подумала Наташа. — Точно меченосец».
Ближе к утру тусовка частично рассосалась, притихла, музыку приглушили, и Наташа сразу почувствовала, как устала, невероятно, до ломоты в затылке. Блаженная тишина подействовала, как бальзам, заставив расслабиться. Ей тут же захотелось прилечь и уснуть. Поспать так часа два, а лучше три.
Когда она высыпалась в последний раз? Кажется, в поезде. Скамейка в парке не в счет, постель у Ларисы — тем более. Наташа проверила мобильный. Не услышать звонка от подруги в таком грохоте было немудрено. Беспокоится поди…
Пропущеных вызовов было три. Два из дома, один от оставшейся в Екатеринбурге одноклассницы. Лариса не позвонила, и на смс не ответила. Умом Наташа понимала, что надо все бросать и ехать к ней на квартиру, через всю Москву, только-только отходившую от беспокойного сна.
Делать это не было ни желания ни сил.
Остатки компании разбрелись по углам, валились прямо на пол, впадая в сонное беспамятство, усиленное алкоголем и наркотиками. Помимо травки, тут охотно потребляли кокаин. Наташа, войдя в ванную, сама увидела на полочке слабые следы от дорожек, втянутых чьими-то жадными ноздрями, но это ее ничуть не напугало. Подумаешь, кокаин. Его все «звезды» употребляют для вдохновения или стимуляции. Ничего страшного.
В середине ночи Миша пропал. Она попыталась его найти, но в этой громадной квартире было слишком темно, а люди то и дело сновали туда-сюда, перемещаясь суетливыми муравьями в порядке, известном только им, или муравьиной матке, чью роль выполнял Шершень, кажется, ни разу не поднявшийся со своего бесформенного насыпного кресла. Все толклись около него, огибая, приближаясь, удаляясь, и вновь возвращаясь к нему, словно он был галактическим светилом, а они сами планетами и метеорами самой разной величины, про которые талдычила училка Людмила Михайловна на уроке астрономии.
В астрономии Наташа была не сильна, да и вообще считала ее предметом бесполезным. Есть Солнце, Луна, куча звезд, складывающихся в созвездия, из которых она идентифицировала только Большую Медведицу. Остальное было словесным мусором, никчемной ерундой. Однако подчинившись общему безумию, она и сама бегала туда-сюда, все время натыкаясь на этот центральный столп тусовки, пока не выдохлась и не забилась в самый дальний угол, блаженно вытянув ноги.
Когда за окном небо, почти скрытое высотками, стало светлеть, обретая лазуревые краски, а луна скатилась вбок, Наташа протерла усталые глаза и решила ехать. Денег было мало, но на метро хватит. Вчерашняя эйфория рассеялась, как дым, уступив место тяжелому осознанию собственного провала.
Что делать? Попробовать пристроиться в Москве? Или ехать обратно в Екатеринбург? А что делать там? Учиться на парикмахера или пристроиться в кулинарный техникум, куда шли все, кто не сдавал экзамены в вузы. Та еще перспективка… Еще и Миша куда-то пропал.
Она поднялась, держась за затекшую поясницу.
Надо смотреть правде в лицо. Никто не поможет. Никому она не нужна. Кастинг она провалила, и, если верить Мише и Ларисе, самобытные провинциалки с репертуаром поумнее «юбочки из плюша» в столице не котируются.
И какой отсюда вывод?
Спотыкаясь о разбросанные по полу туловища, она побрела искать кухню в этой черной квартире, потом вернулась за сумкой, и снова пошла, наступив кому-то на руку. Есть хотелось жутко, может быть, там найдется какая-нибудь еда, глоток чая или чего-нибудь еще, и тогда уже будет не так страшно ехать через весь город к Ларисе.
Кухня нашлась быстро. Посреди ее, на старом табурете, сидел Шершень и курил, глядя на Наташу осоловелыми глазами.
— С добрым утром, — вежливо сказала она.
— Ага. И вам не кашлять, — пробурчал он в ответ. — Чего не спится-то?
— Ехать пора, — виновато ответила Наташа, чувствуя себя Золушкой, сбегающей с бала в разгар самого интересного. — Тут это… того…
— Чего?
— Пожевать ничего нет?
— Вряд ли, — вяло ответил Шершень и махнул подбородком в сторону заваленного хламом стола. — Если и было что, все сожрали. Но поищи. Может, повезет.
Она порылась среди кучи объедков и пустых оберток от чипсов, сухариков и печенья, но ничего съедобного не нашла. Чтобы заглянуть в холодильник, пришлось протиснуться мимо Шершня, который даже не подумал подвинуться, однако и лапать не полез. В холодильнике тоже ничего интересного не оказалось. В кухонном шкафчике, когда-то дорогом и красивом, обнаружилась полупустая банка с растворимым кофе и упаковка заменителя сахара. Уже что-то. Наташа обрадовалась и стала озираться по сторонам.