ще неизвестно, получится ли у школьной зубрилки эта самая сладкая жизнь. Не факт, ой не факт… Тут знаниями не возьмешь, это Олеся знала совершенно точно. Кто их разберет, московских родственников, презирающих всех остальных исключительно из-за географического положения…
Хмыкнув, Олеся перевела глаза на Наташу.
М-да. Без шансов.
Кто на такую посмотрит? Стоит дурочка в спортивном костюме, кедах, гитарой за спиной, щерится во все стороны, словно деревенская баба, впервые увидавшая светофор, и еще на что-то рассчитывает! Кастинги, видите ли, в Москве, куда ни плюнь… Певица, Мэррайя Кэрри, не иначе. Два аккорда, три прихлопа, а туда же, «Фабрика звезд» по ней плачет, а продюсеры все глаза проглядели, ожидая самобытную звезду…
— Ну, что? — оскалилась Наталья. — Покурим и двинем?
Олеся стиснула зубы. Кто бы мог подумать, что уезжая из дома, она столкнется со свидетелями своего позора.
На выпускном Лешка метался между Олесей и Кариной, не зная, какой сделать выбор. Сердцем он, вроде бы, склонялся к Карине, изрядно подпившей и оттого неудержимо-веселой, но куда более чуткие органы реагировали на Олесю, появляющуюся в нужный момент, всю такую зовущую и доступную. И когда здоровые инстинкты пересилили, Олеся позволила увести себя подальше от музыкальной долбежки.
Они долго тискались под лестницей, а потом Лешка придумал забраться в автобус, с его мягкими сидениями. До поездки на берег реки была еще масса времени, а тут такая возможность. И главное, ничего сложного, только двери отжать. Забравшись внутрь, Лешка и Олеся тут же предались греховной страсти.
Ни для нее, ни для него это не было первым опытом. Избавившись от лишней одежды, они довольно умело подстроились друг к другу. Продавленные сидения слегка поскрипывали. Лешка, вминая в них постанывающую Олесю, тяжело дышал, и улыбался, как Чаннинг Татум, а длинная, влажная от пота челка, падала ему на глаза.
Окна запотели, как в знаменитом блокбастере, и ей тоже хотелось провести ладонью по холодному стеклу, оставив отпечаток на мелких каплях.
— Давай, давай, — подбадривала она шепотом, прикусывала губу, чтобы не сказать какую-нибудь глупость, вроде: «Какой ты классный!» или и подавно, пошлое: «О, да! О, да!», годное только для дурацких фильмов.
Посторонний звук и внезапный свет, ослепивший обоих, прервал увлекательное занятие. Они зажмурились, прикрывая глаза руками от фонаря, бившего прямо в глаза.
В автобусе стоял Юрка со своей идиотской видеокамерой и с глумливой улыбочкой на лице снимал происходящее. Олеся взвизгнула и попыталась прикрыться руками.
— Да ты охренел? — заорал Лешка.
— Вот это кадры, — пьяно рассмеялся Юрка. — Я прямо как Спилберг! Или, нет, Залман Кинг. Вы не отвлекайтесь, ребята, ваше рандеву — истинное украшение этого вечера…
— Отбери у него камеру, придурок! — взвизгнула Олеся и спихнула Лешку с себя. Тот скатился на пол, вскочил и тут же рухнул, запутавшись в собственных штанах, спущенных до колен. Юрка проворно прыгнул в двери испуганной макакой и исчез. Изрыгая проклятия, Лешка натянул штаны и, прихватив рубашку, бросился на поиски. Олеся, с трясущимися губами, торопливо одевалась, думая, что будет, если запись увидят родители.
Юрку тогда так и не нашли. Злая и расстроенная Олеся не поехала встречать рассвет, строго наказав Лешке избавиться от компромата, и отправилась домой.
На следующее утро ролик появился в интернете.
Она сколько могла скрывала произошедшее от родителей, но доброжелателей, решивших «открыть на поведение дочери глаза» было слишком много. В Москву в итоге она собиралась после скандала с матерью, засовывала вещи в сумку под многозначительное молчание отца. Да еще билетов, как назло, было мало. Пришлось плюнуть на экономию и брать место в купе, хотя обычный плацкарт был предпочтительнее.
Лешку она так и не увидела. Он позвонил прямо перед отъездом, сбивчиво извинялся, обещал, что уладит дело и заставит Юрку удалить ролик из сети.
— Ты когда вернешься? — запинаясь, спросил он. Олеся помолчала, а потом равнодушно сказала:
— А я, Леш, никогда не вернусь.
Молчание родителей перед отъездом было пережить тяжелее всего. На вокзал ее отвез отец, сунул в карман жидкую пачку денег и, торопливо чмокнув в щеку, сбежал, не дожидаясь, пока тронется состав. Его осуждение неприятно царапало сердце, хотя Олеся себя виноватой не чувствовала.
В конце концов, что она сделала? Ничего такого. Просто секс, к которому она относилась с обыденностью. Если бы не этот паршивец Юрка!
Но самым неприятным сюрпризом для Олеси было присутствие в вагоне одноклассниц. Карина оказалась соседкой по купе, а Наташка ехала в соседнем, а потом перебралась к ним, без труда уговорив попутчика поменяться местами. Едва поезд тронулся, она опустила с верхней полки свою вихрастую голову и хмыкнула:
— Ну, вы с Лехой и зажгли, правда, Каринка?
Олеся застыла. Карина усмехнулась, но развивать тему не стала. Покосившись на неизвестного мужичка, занимавшего соседнюю верхнюю полку, Наташка многозначительно продолжила:
— Нет, я все понимаю, дело молодое. Я даже тебе слегка позавидовала.
— Завидуй молча, — неприязненно посоветовала Олеся. Сосед с верхней полки с любопытством прислушивался к разговору, блестел глазами и плотоядно ухмылялся.
Наташка подначивала разговорами еще очень долго, и все норовила подсунуть телефон, на котором вроде была скачанная с интернета видеозапись, а потом стала намекать, что вдвоем в Москве будет куда проще, но Олеся разговор не поддерживала. Наташка заткнулась и притихла, лузгая семечки. На Олесю иногда падала шелуха, и она нервно стряхивала ее с простыней на пол. Карина почти не участвовала в разговоре, отгородившись наушниками, и читала детективчик в яркой обложке, ритмично качая ногой в такт музыке. В вагоне витал аромат лапши быстрого приготовления, сновали за кипятком пассажиры, придерживаясь за стену. Олеся изнывала от безделья и нежелательного общества, мечтая вырваться на волю и сбежать.
На перроне они стояли не дольше пары минут, обтекаемые уходящими пассажирами. Первой не выдержала Карина.
— Ну, пока, — сдержанно попрощалась она. — Удачи вам… и все такое.
— Тебя же вроде встречать должны, — удивилась Наташа.
— Меня и встречают, — ответила Карина и мотнула подбородком в сторону женщины, торопливо шагающей по перрону. — В общем, желаю поступить, куда хотели и вообще, хорошо устроиться на новом месте.
Она кивнула и двинулась прочь. Наташа проводила ее завистливым взглядом.
— Покатила, королевишна, — хмыкнула она. — Перкина, вот скажи мне, почему кому-то все, а кому-то ничего?
— Не знаю, — апатично ответила Олеся. — Судьба видать такая.
— Во-во, судьба, — согласилась Наташа. — Ей судьба по приезду сразу жить в тепле и уюте, а мы с тобой будем еще хрен знает сколько мыкаться.
Она сплюнула на землю и схватила сумку за ручки.
— Ну, что, пошли что ли? Куда нам?
— Мне, — Олеся выделила это слово, — в училище. Узнать насчет экзаменов, общаги и прочего. А тебе — не знаю.
Она сама не поняла, почему одним махом разрубила школьную дружбу, но сейчас, на грязном перроне ей меньше всего хотелось, чтобы Наташка оказалась рядом в ее новой жизни. Не будучи злой, Олеся даже удивилась этой перемене, а потом чуть заметно улыбнулась с долей горечи.
Москва. Вот так это и происходит.
Подруга, похоже, этой незаметной перемены не уловила и уставилась на Олесю, склонив голову, как попугай.
— В смысле? — удивилась Наташа, а потом нехорошо прищурилась. — Это значит, что мы типа не вместе будем жить?
— Именно.
— Погоди, мы вроде договорились!
— Ни о чем мы не договаривались. Я тебе ничего не обещала и с собой не звала. И вообще даже не знала, что ты в Москву собираешься.
Наташа покачала головой и презрительно скривила губы.
— Хороша подруга… Могла раньше сказать, я бы с Каринкой уехала.
Олесе стало весело.
— Можно подумать, она тебя звала. Или меня.
— Да ла-адно, — отмахнулась Наташа. — Она упакована от и до, в богатый дом едет небось. Глядишь, и мне угол нашелся бы.
— Ну, так беги, догоняй.
Наташа обернулась, но Карины уже и след простыл. Олеся подняла сумку и небрежно сказала.
— Ладно, пошла я. Пока.
— Пока, — рассеяно сказала Наташка и даже недолго смотрела однокласснице вслед, а потом лихо улыбнулась и задрала голову к московским небесам, в которых не было ничего интересного. Только жирные голуби кружили над крышами, не удостаивая взглядом трех девушек, расходившихся в разные стороны.
Того, что желающих стать актерами окажется так много Олеся не учла.
Нет, разумеется, она предполагала, что количество поступающих будет большим, но что в стенах училища будет такая давка, для нее казалось чем-то нереальным. В Екатеринбурге она ходила в различные университеты, но там ажиотаж был гораздо слабее. Человеческая масса, заполнившая коридоры, шевелилась, клокотала и бурлила в кипучем отчаянном веселье, смешанным с ужасом перед экзаменом.
Коридоры были заполнены разношерстной толпой. Пристроившись на ступеньках лестницы, Олеся с любопытством оглядывалась по сторонам. Ей еще никогда не приходилось видеть такого количества странных людей.
У стеночки, где сгрудилась группа единомышленников, слышалось хоровое пение под гитару. Пел высокий красивый парень, картинно отбрасывающий челку назад. Вторым голосом подвывали девица в наряде хиппи с немытой головой и веночком из бисера, опоясывающим лоб и еще один парень с наивным толстощеким лицом новорожденного. Олеся прислушалась: ничего особенного, обычная эстрадная лабуда.
«…Хоп-хэй, ла-ла-лэй, то ли верить, то ли нет…»
У колонны, подзадориваемый смеющимися дружками, стоял на четвереньках парень и заливисто лаял визгливым щенячьим тенорком. Прямо напротив, закатив глаза к потолку, застыла девушка и шепотом повторяла то ли монолог, то ли стихи, сбивалась и подглядывала в смятый лист бумаги. Все это вместе взятое Олесе ужасно нравилось, и она ничуть не сомневалась, что без особого труда пройдет конкурсный отбор, а потом погрузится в эту бурлящую студенческую массу, где каждый если не бриллиант, то самородок, талантище и гений.