Затем Игорь решительно потащил ее из ванной к кровати, застеленной хрустящими простынями, и, бросив на нее, взгромоздился сверху, не дав опомниться и вздохнуть. Под спину попалось что-то твердое, и Карина, раздраженно шаря рукой, вытянула из под себя оставленный телефон и отпихнула в сторону. Сенсорный экран отреагировал на ее прикосновение, включив в плеере остановленную на середине песню трех бесноватых мужичков, выходивших на сцену то в колготках, то полуголыми.
…Ты так красива, невыносимо…
Игорь хрипло рассмеялся и перевернулся на спину, взгромоздив ее сверху. Карина откинулась назад и, вцепившись в его кисти, глухо застонала, чувствуя, что вот-вот взорвется от наслаждения, как Милла Йовович в «Пятом элементе». А в душевой все хлестала вода, заливая пол через низкий бортик поддона.
…Ты так красива, невыносимо…
Визгливые голоса певцов-фриков уныло страдали из динамика телефона, приглушенные складками постели, на которой пульсировала чужая любовь. Карина не помнила, сколько времени оставалась одна. Время слиплось, как на картинах Сальвадора Дали, растеклось влажным блином и перестало существовать. И не было в этой комнате дешевого отеля ни вчера, ни завтра, одно стойкое, непоколебимое сейчас.
— У меня завтра выходной, — прошептал Игорь, целуя ее в рыжую макушку.
— У меня тоже, — ответила она, а потом добавила с сомнением. — Если не вызовут, конечно.
— Я попрошу, чтобы нас вместе поставили в рейс, хорошо?
— Попроси. Если меня вообще оставят. Это мой последний рейс в качестве практикантки. Налетала уже положенное. Надо в кадры сходить.
— Не мандражируй, — успокоил Игорь. — Все хорошо будет.
Они провалялись в постели еще с часок, а затем вновь занялись любовью, неспешно, без прежней ярости, успев приноровиться друг к другу, а потом снова валялись до часа икс, когда забились в истерике два телефона: сперва ее, потом его, напоминая о том, что время вышло. Оба одновременно прихлопнули телефоны ладонями и еще с минуту лежали, а потом нехотя, обреченно, поднялись.
Натянув слегка помятое платье, Карина небрежно поцеловала Игоря на прощание и вышла в коридор. Настроение было великолепным. Любовь к окружающему миру просто переполняла ее с головы до ног. Не будь в коридоре горничной с тележкой, груженой полотенцами, минералкой и моющими средствами, до номера Карина с удовольствием проскакала бы на одной ноге.
Когда она вбежала в номер, раскрасневшаяся, с растрепанными волосами и горящими глазами, Нина уже собиралась, подкрашиваясь у зеркала. Бросив беглый взгляд на Карину, она промурлыкала:
— Рандеву состоялось, как я посмотрю?
Отвечать Карина не стала. Вместо этого, она направилась в душ, с наслаждением подставив лицо горячим струям.
— Кстати, пока тебя не было, Гарин в номер ломился, чуть дверь не выбил, — крикнула Нина, перекрывая шум воды. — Я, дура, обрадовалась, но он тебя хотел, во всех смыслах.
— Да и фиг с ним! — крикнула Карина в ответ.
Сашка была в рейсе, и в ее спальне все еще посвистывало окно. Судя по всему, найти причину сквозняка не получилось. Лада отсыпалась, и на приход Карины не отреагировала. В холодильнике стояла полупустая кастрюля с куриным супчиком и руинные остатки овощного салата. Вымывшись, Карина без аппетита пообедала и легла, но заснуть не получалось. Ее душа пела.
«Я как дура, — подумала Карина и почему-то хихикнула, бросила быстрый взгляд на спящую Ладу, и натянула одеяло до глаз. — Можно подумать, ни разу с мужиком не спала. И чего так радоваться? Это ведь наверняка ничего не значит».
Возможно, это ничего и не значило, но ей хотелось, чтобы все, что произошло в тайской гостинице, оказалось не случайным, и переросло в нечто большее. В конце концов, ей ведь и в самом деле некогда искать мужчину на земле. В самом деле! Вот сегодня она вернулась домой, и за сутки надо успеть отдохнуть, перестирать кучу вещей, приготовить обед, выбраться в магазин. Когда на свидания-то бегать?
На работе каждая вторая крутила романы с летчиками, бортпроводниками, инженерами и диспетчерами, даже замуж выходили, и жили вполне счастливо. Чем она хуже?
Правда, у Савицкого была репутация бабника, но Карина храбро решила разобраться с этим потом. Она вообще предпочитала не загадывать и ничего не бояться. Случится — значит случится, и ничего тут не поделаешь, так что нечего себя терзать загодя.
Проснувшись около пяти вечера от надоедливого писка микроволновки, разогревающей обед, Карина еще несколько минут повалялась, а потом, бросив взгляд на пустующее ложе Лады, нехотя встала.
Лада ужинала, уставившись в монитор планшетника, видимо, читала, а может, бродила во всемирной паутине. Увидев Карину, она виновато улыбнулась.
— Разбудила?
— Да ладно, — отмахнулась Карина и заглянула в кастрюльку, осталось ли еще на ее долю. — Все равно вставать. Ночью-то что делать буду?
— Как слетала?
— Нормально, — ответила Карина, но ее губы предательски растянулись, и Лада насторожилась.
— Нормально?
— Нормально.
— А чего скалишься?.. Ой, да ла-а-адно… Да ла-а-адно! Ну и кто он?
— Все-то тебе расскажи, — отмахнулась Карина и целую минуту терпела пронизывающий взгляд подруги и ее жалобный скулеж, а потом, не вытерпев, уселась напротив и все рассказала. Лада слушала, восхищенно качала головой и улыбалась.
— Знаешь, я тебе даже немного завидую, — призналась она.
— Чего это?
— Ну… Плодотворный рейс был. И мужика подцепила, и в ресторане посидела, и даже вон, опять подзагореть успела.
— Да чего я там успела: от машины до отеля, — возмутилась Карина, но Лада помотала головой.
— Нет, заметно, что ты подрумяненная. А я вот на своих разворотных рейсах что вижу? Дьюти-фри и аэропорт Шарля Де Голля. В Париже сейчас мерзко. Может, в центре, на улицах и хорошо, распродажи рождественские, елки наряженные, лампочки, люди веселые… А мы, как проклятые, мерсикаем, да сильвуплекаем пассажирам, а самих воротит уже от рож этих, от улыбок щеки болят. Я так мечтала, что хоть денечек похожу там по магазинам. Сейчас же самый кайф ходить… И опять облом. Одно греет, еще пара рейсов, и моя стажировка закончена.
— Я сегодня в кадрах была, — призналась Карина. — Сразу пошла по прилету.
— Ну? — подняла брови Лада. — И что? Контракт подписала?
Карина кивнула.
— Слушай, ну это же классно, — обрадовалась Лада. — Надо бы это дело отметить, вот только куртизанку нашу дождемся. Хотя, боюсь, ее эта новость не порадует.
— Почему?
— Да спалилась она по мелочи, и выговор получила, причем уже третий. Выгонят ее нафиг, или на внутренние рейсы переведут, куда-нибудь в Воркуту, к неприхотливым селянам.
Карина закатила глаза и шлепнула себя ладонью по коленке.
— Что она натворила опять?
— Обед подавала и касалетку на пол уронила. Пассажир потребовал, чтобы она ее выкинула. И ведь зараза, попался принципиальный, пошел смотреть, как она ее будет выкидывать. Ну, Сашка выкинула. Он вроде ушел, а ей что делать? На борту полная загрузка, значит, кому-то не достанется. Она касалетку из мусорки вытащила, обтерла, и еще сказала что-то вроде: с пола не захотел, с помойки пожрешь. Глаза подняла, а этот хрен рядом стоит.
— И что?
— И ничего. Пассажир жалобу написал, Сашку на разбор вызывали. Она вчера, бедная полдня носилась, даже к этому упырю Зуеву ездила, в ноги падала, ну и все такое…
— К Герману Борисовичу? — ахнула Карина. — Господи, как не противно ей? Ведь наверняка поимел?
— Конечно. А толку чуть. Сашка прилетела, злющая, как собака. В общем, Зуев ее, конечно, оттрахал, а потом сказал: извини, деточка, но больше тебе ничем помочь не могу. Ищи другого покровителя, я только вначале на путь истинный направить могу. Ну не козел ли? На какой путь? Тоже мне, мессия…
— Козел конечно, — вздохнула Карина, пожалев бедолагу Сашку. — И что она делать думает?
— Фиг его знает, — сказала Лада и пожала анемичными плечиками. — Улетела сегодня в Египет, а что и как, не знаю. Вроде бы хочет попросить, чтоб ее на поруки кто-нибудь взял. Глупо, конечно, такое хорошее место терять из-за ерунды, но тут мы ей не поможем.
— Не поможем, — согласилась Карина, и стала нехотя есть жиденький супчик, в котором кроме бульона гонялись друг за другом несколько вермишелин, обжаренный лучок и морковка.
Не еда, а насмешка. Даже если фигуру надо беречь. Наверняка Лада готовила, она вообще никогда есть не хочет.
Поставив чайник, Карина собрала нуждающиеся в стирке вещи и унесла в ванную.
— Если тебе надо что-нибудь постирать, тащи, — крикнула она.
— У тебя телефон звонит, — заорала Лада в ответ. В этом сталинском доме, сделанном под коммуналки пленными немцами, все время приходилось орать, потому что межкомнатные перегородки были в два кирпича.
Телефон, действительно, надрывался. Карина взяла его в руки и вспыхнула.
На экранчике высветилась надпись: «Вызывает Игорь».
Москва медленно, но верно катилась к новогодней истерии, однако для Карины это не значило ровным счетом ничего. Разве что пассажиры на рейсах Москва-Бангкок становились более нетерпеливыми, требовательными, и положенные девять с лишним часов полета им явно не сиделось на месте. Они возбужденно подпрыгивали, стоило там, за толстым стеклом иллюминатора, показаться окруженному буйной зеленью аэропорту Суварнабхуми, хватали багаж и бежали к выходу, едва открывали дверь. Но теперь их радостная суета трогала Карину мало. Роман с Савицким развивался настолько стремительно, что все остальное перестало ее интересовать.
«С чего они решили, что он бабник? — думала она. — Нормальный мужик. Впрочем, нормальный мужик как раз и должен быть бабником, должен нравиться и своей женщине, и другим.»
Ухаживал Игорь красиво, а ведь Карина совершенно не знала раньше, как это делает настоящий мужчина. Не принимать же всерьез поползновения на романтику от сопливого студентика, считавшего, что набросанные в ванну лепестки роз, и понатыканные всюду свечи, потрескивающие под льющийся из колонок хрипловатый голос Шаде — это романтика. Подобные действа были бы хороши для слезливой мелодрамы по телевизору. Савицкий же, таскаясь с ней по вечерней Москве, то и дело хватал Карину за руки, беспокоясь, не замерзла ли она, не проголодалась ли, а она хохотала, отбиваясь от его чрезмерной заботы.