Марчелла тут же оказывается рядом. Она разжимает его пальцы и отталкивает меня в сторону, обнимает, пытаясь защитить. Бринн вцепляется в нас, и все мы смотрим на Бозе. Тяжело дыша. Всхлипывая. Эти звуки эхом разносятся по коридору. Неровные тени от разбитой лампы падают на стены.
Смотритель смотрит на нас снизу вверх, он отплевывается, в его горле что-то клокочет. Его кожа становится бледной, как воск, а вокруг головы скапливаются лужицы крови, которые текут в мою сторону. Гонятся за мной. Я отступаю.
– Девочки, – шепчет смотритель, словно желая оскорбить нас напоследок. Он давится словами, и кровь выступает у него на губах. Он делает последний вдох – хрип раздирает его грудь. А потом его тело внезапно обмякает, и он умирает.
Прикрыв рот рукой, я тут же смотрю на Сидни. Адреналин еще не дает нам понять истинный смысл того, что только что случилось, не дает ощутить страх, такой глубокий, что он, быть может, никогда не исчезнет. Сидни сидит на кровати, на ее шее заметны следы пальцев. Воротник рубашки разорван.
У нас не было другого выбора. Он бы убил нас.
Поднявшись на ноги, я бросаюсь к Сидни и обнимаю ее. Она плачет, уткнувшись мне в плечо. Сдавленным голосом, полным отчаяния, она шепчет:
– Я люблю тебя, Мена.
И я плачу и говорю ей, что тоже ее люблю.
Глава 28
Остальные ученицы даже не пытаются выяснить, что у нас происходит. На этаже царит полная тишина. Не знаю, в чем дело, – может, они боятся.
Или демонстрируют послушание. Или просто спят. Если это так, мы не можем рисковать, пытаясь разбудить их сейчас. Учителя по-прежнему могут нас остановить.
Взяв одеяло с кровати, я накрываю им тело смотрителя. Чувство вины из-за того, что он лежит на полу мертвый, невыносимо.
Марчелла прижимает свитер к порезу на затылке Бринн и помогает ей подняться, хотя сама нетвердо держится на ногах. Аннализа смотрит на нас, прислонившись к стене. Она едва дышит. Когда она откидывает волосы с лица, я вижу, как сильно она пострадала. Осколки стекла вонзились в ее левый глаз и рассекли кожу на щеке. Ее здоровый глаз закрывается, и по щеке скатывается слеза. Только сейчас я замечаю глубокий порез у нее на шее. Из него, не переставая, течет кровь.
Она истечет ею. Как смотритель.
Я быстро хватаю подушку, стаскиваю с нее разрисованную цветами наволочку и бросаюсь к Аннализе.
– Эй, – шепчу я, мягко прижимая ткань к ее ране. Наволочка тут же становится алой. Я стараюсь не выдавать паники. – Нам нужно отвести тебя к врачу. У меня не получается остановить кровь.
Она смотрит на меня, прерывисто дыша. А потом быстро мотает головой.
– Нет, – произносит она. – Это ваш шанс. Вы не можете задерживаться из-за меня.
– Я тебя не оставлю. – Слезы подступают снова, и мне начинает казаться, что я уже никогда не перестану плакать. Что я буду плакать вечно. – Не оставлю, – шепчу я в ответ на эту невыносимую мысль.
Сидни подходит сзади и кладет руку мне на плечо, глядя на Аннализу. Рядом Марчелла и Бринн. Мы останемся вместе. Что бы ни случилось, мы будем вместе.
Я наклоняюсь вперед, прижимаясь своим лбом ко лбу Аннализы, и чувствую, как кожа становится липкой от ее крови.
Я понимаю, что так мы далеко не уйдем. Мы можем найти доктора Грогера и попросить его помощи – наверное, он у себя. Возможно, в результате мы никогда не выберемся из академии, но мы попытаемся. И останемся вместе.
– Тебе нужно встать, – говорю я Аннализе, хотя она то открывает, то закрывает глаз, словно вот-вот потеряет сознание.
Совместными усилиями мы помогаем ей подняться на ноги. Вокруг так много крови. Повсюду. Даже на стенах. В моей душе. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова мыслить просто и ясно, или все мои мысли теперь всегда будут запятнаны кровью.
«Ты тоже можешь их слышать? – спросила меня Валентина Райт в тот день, в Федеральном цветнике. – Они живые, ты же понимаешь. Все они. И если ты прислушаешься внимательно, услышишь, как переплелись их корни. Услышишь общую цель. Они прекрасны, но это еще не всё».
Я их услышала. Нет, не тогда, когда мы были в саду. Но в конце концов я их услышала.
И я слышу их теперь. Но они не говорят мне проснуться. Они говорят мне найти Валентину.
– Есть еще один вариант, – говорю я, резко повернувшись к подругам. – Ключ, который Леандра оставила в кухне, – ключ от лаборатории. Возможно, мы найдем там что-то, чтобы помочь Аннализе. Может, мы сможем исправить повреждения в достаточной степени, чтобы убраться отсюда. И тогда мы придумаем, что делать дальше.
Быстро переглянувшись, Марчелла и Сидни кивают. Это неплохая идея. Лучше, чем сдаться и надеяться на милость мужчин, которые держали нас в тюрьме. На поясе смотрителя висит связка ключей, и я медленно протягиваю руку, чтобы ее забрать. Мне страшно касаться его, страшно, что он может оказаться еще жив. Смертельно опасен.
Здесь есть ключи от кухонной двери и от ворот. Ключи от нашей свободы. Я протягиваю их Бринн, и, когда она берет их, я снова ощущаю свежее дуновение надежды.
– Мы найдем Валентину, – сообщаю я остальным. – И спасем ее тоже.
Сидни открывает было рот, чтобы возразить, но я вижу, что она понимает, что я хочу сказать. Возможно, Валентина уже мертва, но, если она жива, мы ее не бросим. Мы не оставим нашу подругу.
Мы спускаемся по задней лестнице. В школе абсолютно тихо. Здесь никогда не было так тихо, даже ночью. Антон, наверное, тоже где-то здесь. В своей комнате? В кабинете? Знает ли он, что случилось?
Какая-то часть меня хочет побежать в сторону его кабинета, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, но уже скоро должны проснуться учителя. А если мы не появимся за завтраком, они поймут, что нас нет. Нас начнут искать. К этому моменту мы должны быть далеко отсюда.
Я веду Аннализу вниз по лестнице. Кроссовки скользят, за нами остается кровавый след. Когда мы добираемся до кухни и собираемся спускаться в подвал, кто-то громко колотит в заднюю дверь.
Мы останавливаемся и поворачиваемся к ней. Мне приходит в голову дикая мысль, что это смотритель восстал из мертвых. Его зловещий призрак явился за мной. Схватив Сидни за руку, я оглядываюсь на коридор, испугавшись, что Антон или учителя услышат этот шум и заподозрят, что что-то не так.
Сидни отпускает мою руку и идет к двери. Я соображаю, что это, наверное, Джексон, прислоняю Аннализу к стене и прошу Сидни подождать.
Бринн подает мне связку ключей смотрителя Бозе, и я хватаю ее, направляясь к двери. Я даю ее Сидни, она находит нужный ключ и отпирает замки. Резким движением она распахивает дверь. Увидев Джексона, я облегченно выдыхаю:
– Ты пришел. И ты пробрался через забор.
Он выглядит ужасно, левый бок весь в грязи, щека немного поцарапана. Он прислоняется к дверному косяку.
– Да, кстати, об этом. Квентин помог мне перебраться через забор. Не слишком успешно. Я зацепился ногой.
Его голос срывается, когда он опускает взгляд и видит, что мои штаны перепачканы кровью. Что на моих руках кровь. Он шумно сглатывает.
– Это ваша кровь?
Я отвечаю на его взгляд.
– В основном нет, – отвечаю я. – По большей части смотрителя.
Я ожидаю, что он будет потрясен. Или испугается.
Но вместо этого он довольно хмыкает и шепчет:
– Отлично.
Затем Джексон замечает, в каком состоянии Аннализа, и тут же, хромая, направляется к ней. Он хватает с плиты полотенце и перевязывает ее им вместо пропитавшейся кровью наволочки. Он просит Аннализу прижимать полотенце к ране. Повернувшись, он угрюмо смотрит на нас.
Он снова оглядывает мою одежду. Замечает следы на шее Сидни. Он стискивает зубы, и в его взгляде появляется жесткость. Он готов защитить нас.
– Ну что, пошли? – говорит он, показывая на дверь.
– Мы не можем, – отвечаю я. – Пока нет.
– Какого черта?
– Ей нужны заплатки для ран, – поясняю я, показывая на Аннализу.
Он смотрит на меня, а затем на нее.
– Что?
– Долгая история, нет времени объяснять, – говорит Сидни. – Идем.
Марчелла и Бринн помогают Аннализе, а Сидни напоминает мне забрать ключ из ящика. Я нахожу маленький серебристый ключ, по-прежнему гадая, почему Леандра оставила его для нас. Почему она не дала нам просто сбежать.
Девушки направляются дальше по коридору, а я поворачиваюсь к Джексону и замечаю, что он берет печенье с тарелки, которая так и осталась стоять рядом с чайником.
– Не надо, – неожиданно говорю я.
Он удивленно смотрит на меня, но останавливается.
– Прости, – смущенно отвечает он. – Когда я нервничаю… – Он умолкает и окидывает меня взглядом. – Погоди. Почему мне нельзя съесть хоть одну?
Я хмурюсь.
– Потому что они слишком сладкие, – бормочу я и сама задумываюсь над этими словами.
– Мена, – доносится с лестницы голос Сидни. – Поспеши.
Я быстро беру Джексона за рукав и веду его вниз по лестнице.
Он морщится при каждом шаге. Я подозреваю, что это перелом.
– Я по-прежнему чувствую себя виноватым, что не рассказал тебе о моей маме, – говорит Джексон, косясь на меня.
Мы оба знаем, что сейчас это не главная наша проблема, но я ценю его извинения, о чем ему и сообщаю.
– Прости, что не разрешила тебе похитить нас из кинотеатра, – отвечаю я.
Он смеется, но тут же шумно втягивает воздух и останавливается, чтобы перенести вес с больной ноги. Затем он обхватывает меня за плечи, и мы идем дальше, стараясь угнаться за остальными.
Сидни останавливается внизу и смотрит на нас.
– Готовы? – спрашивает она.
Все согласно кивают, и я тоже. Джексон отпускает меня, и сам проходит остаток пути вниз, подпрыгивая на одной ноге.
Сидни отступает в сторону. Я вставляю маленький ключ в замок, и он поворачивается с тихим щелчком. Мое сердце отчаянно колотится, когда Сидни толкает дверь. В комнате темно, и Марчелла щелкает выключателем. Лампы разгораются, мигая и жужжа.
Помещение большое и по большей части пустое – здесь есть разве что какие-то стеллажи. У противоположных стен стоят две каталки. В следующую секунду я понимаю, что на них лежат тела, укрытые белыми простынями. Отступив на шаг, я натыкаюсь на Джексона, который чуть не падает, не удержавшись на здоровой ноге.