в куче документов (наверняка затеряв при этом еще несколько паспортов), и на свет появилась мятая зеленая книжечка с надписью «Ирландия». Я тотчас схватила ее, к великому огорчению клерка, который утверждал, что книжечка принадлежит чеху, представителю чулочной фабрики. Долго ли, коротко ли, но разрешение было нехотя выдано клерком более высокого ранга, который отругал меня за то, что я, видите ли, подала заявление в последний момент.
Я встретилась с Мингмаром и дала ему денег на рис, соль, чай и котелок. Он был весьма обескуражен размером закупок. Конечно, он беспокоился не за себя, а за меня. Не утешило его даже то, что я беру еще двенадцать банок сардин, двенадцать пакетов супа-концентрата, банку кофе, две кружки, две ложки и нож. Не такого снаряжения ожидал он даже от самого скромного западного путешественника и, несмотря на мои уверения, что я не боюсь трудностей походной жизни, был убежден, что дорожных неудобств мне не выдержать.
Вчера я провела незабываемый день: бродила по Патану — моей любимой части Долины. Для меня есть что-то особенное в этом приходящем в упадок, но все еще милом городе. Знакомство с грязными узкими улочками и потрепанными непогодой причудливо вырезанными полуживотными-полубогами заставило меня сменить первоначальное радостное восхищение на теплую привязанность.
Сезон сбора риса в самом разгаре. Я шла по узким улицам, смотрела по сторонам и ощущала, что подпадаю под таинственное очарование здешних мест. Это чувство росло, поднималось, подобно приливу, чтобы поглотить меня. В воздухе висела золотистая дымка мякины. Патан превратился в большую деревню, и даже на центральной площади, где группа чопорных туристов с гидом во главе делала вид, что не замечает абсолютно обнаженных статуй на храмах, мне приходилось осторожно лавировать между грудами сверкающего зерна и снопами соломы. Большинство людей во время уборки урожая бросают всякую работу и спешат на помощь домой — разумное решение, однако оно ни в коей мере не ускоряет модернизацию Непала. Пока мужчины убирают рис, женщины молотят, и около каждого дома, на каждой улице лежат запасы риса на следующий год. Обычно излишки продают торговцам, но, к сожалению, в этом году их будет мало, так как в Катманду последние две недели погода стояла отвратительная.
Жаль, что до отъезда я не успею еще раз посетить Патан, но я надолго запомню этот город таким, каким я его видела вчера, когда все улицы превратились в огромный, залитый солнцем ток. Юбки с малиновыми краями метались над золотистым зерном, снопы сверкающей соломы мешались с волосами цвета воронова крыла, и слабо звучал беспорядочный перезвон украшений, когда гибкие тела демонстрировали свое вечное искусство.
Типичный непальский день, занятый в основном ожиданием. Мы с Мингмаром договорились встретиться в шесть утра на одном из мостов, но каждый из нас пришел не на тот мост. Когда мы друг друга разыскали, было уже девять часов.
Трисули — долина к северо-западу от Катманду. Здесь индийцы строят огромную гидроэлектростанцию. Через горы проложена каменистая дорога длиной в сорок миль, по которой весь день идут тяжелые разбитые грузовики. Они везут на строительную площадку оборудование, трубы и цемент. К моей досаде, Мингмар решил совершить первую часть похода «с комфортом» — на грузовике до Трисули. Я доказывала, что вовсе не собираюсь путешествовать по Гималаям на автомобилях, но принцип нынешних проводников — не ходить пешком ни на шаг больше, чем это абсолютно необходимо. Пришлось с ним согласиться, и мы направились в Баладжу, пригород Катманду, откуда начинается дорога на Трисули. Это промышленный район Долины, где иностранная помощь уже сделала свое черное дело, породив нелепые фабрички, школы и кварталы домов для рабочих.
Почти час пришлось ждать машину на обочине дороги. Мне все больше и больше становилось не по себе. Можно терпеливо ожидать, если другого выхода нет, но сидеть бесцельно, когда есть возможность с удовольствием идти по горам, — просто глупо. Однако шерпы не менее упрямы, чем тибетцы. Мне так и не удалось убедить Мингмара, что путешествие пешком действительно может доставить удовольствие.
Наконец появился грузовик с цементом. После долгих препирательств с водителем-сикхом по поводу оплаты за проезд мы присоединились к двадцати другим пассажирам. Видимо, для Мингмара было вопросом чести выторговать скидку побольше, хотя платил не он. Мы проехали несколько сот ярдов но свежемощеной деревенской улице и уперлись в допотопный паровой каток, будто взятый напрокат из музея истории техники. Этот мастодонт, испустивший дух на самом узком участке дороги, ни столкнуть, ни оттащить на буксире или убрать каким-либо другим способом не представлялось никакой возможности. Время от времени откуда-то появлялся сердитый молодой индиец. Он решительно вскакивал на сиденье и остервенело дергал какие-то рычаги, которые, очевидно, должны были привести древний паровой каток в движение, но ничего не помогало.
Между тем наш водитель вел какие-то сложные переговоры с полицейскими, которые никак не могли решить, продолжать нам путь в Трисули (если каток уберут) сейчас или подождать до пяти часов вечера. Непонятно, какое вообще дело полиции до наших совершенно безобидных передвижений, но я давно уже дала зарок не удивляться причудам непальских представителей власти. Трижды все двадцать два пассажира покидали грузовик, прихватив багаж, и трижды вновь занимали свои места, подчиняясь переменам настроения полицейских. Похоже, Льюис Кэрролл тайно посетил Непал, ибо вся сцена словно была взята из «Приключений Алисы в стране чудес». Когда в третий раз нам приказали подняться в кузов, на меня, к ужасу Мингмара, напал неудержимый истерический смех.
В тот момент появился еще один индиец — старший инженер. Он сделал нечто такое, отчего паровой каток издал страшный вопль, выпустил огромные клубы пара и с дикой скоростью рванулся вниз с крутого холма, ободрав по дороге борт нашего грузовика. К счастью, ка этот раз полицейские были настроены немедленно избавиться от нас, поэтому наш грузовик тут же помчался на полной скорости вверх по недостроенной дороге.
Чтобы подработать, водители-сикхи, видно, мудрят с грузами, поэтому наш крытый грузовик лишь на четверть был заполнен мешками с цементом. Поскольку это самый неприятный для совместного путешествия груз, я скоро вынуждена была забраться на крышу кабины и наслаждаться прекрасными, хотя и жутковатыми видами на протяжении почти всего сорокашестимильного шестичасового пути.
Когда мы выехали из Баладжу, я находилась под впечатлением вчерашней катастрофы американского самолета: ведь мне предстояло возвращение на родину. Но, проехав несколько миль по этой дороге, я стала думать лишь о том, насколько ничтожны мои шансы когда-либо подняться на борт самолета. Крыша кабины грузовика нависала над колесами, которые катились в нескольких дюймах от сыпучего края пропасти. У меня было ощущение, что на крутых поворотах неуклюжий грузовик вот-вот свалится вниз. Еще недавно я радовалась, что научилась переносить высоту спокойно, но, хотя я действительно больше не пугаюсь пропастей в тысячу футов и лишь чуть опасаюсь двухтысячефутовых, в этот момент мне было страшновато висеть над бездной глубиной в четыре тысячи футов, тем более что за рулем находился подвыпивший сикх. Однако скоро я привыкла к резким поворотам, и бесконечные опирали по склонам гор стали действовать на меня, как ни странно, даже успокаивающе. Болтанка, правда, была дьявольская, и к вечеру я чувствовала себя так, словно меня пропустили через мясорубку. Подобная поездка — далеко не лучший способ подготовки к тяжелому переходу.
Почва здесь гораздо скуднее, чем в окрестностях Покхары. В основном выращивают здесь просо и кукурузу, однако три четверти территории непригодны для обработки. Кругом лес и камень.
В течение дня навстречу нам проехало несколько грузовиков и два джипа с индийскими инженерами. Во время сложных маневров, необходимых для того, чтобы разъехаться, наш грузовик засел в жидкой грязи над обрывом. Очевидно, мы застряли надолго, по крайней мере до тех пор, пока наиболее трудоспособные пассажиры, одолжив лопаты у местных крестьян, не вытащат грузовик из грязи. Поэтому я предложила Мингмару пройти оставшиеся до Трисули-Базара десять миль пешком, но он отказался наотрез. Одна я не решилась: водитель мог повернуть назад в Катманду и я осталась бы и без Мингмара и без основного снаряжения.
Я обратила внимание на то, что четверо тибетцев оказались самыми энергичными помощниками из всех пассажиров. Они не обижались на водителя, который повелительно покрикивал на них. В свою очередь местные крестьяне странно на него рассердились, не хотели давать лопат и потребовали за них плату.
Несчастье произошло, когда мы почти спустились к реке. В длинных лучах заходящего солнца грубые расщелины в горах — следы муссонных оползней — багряно светились на фоне темной зелени лесов и зеленоватого золота поспевающего проса. В это время года нет напряженных полевых работ, поэтому вскоре небольшая толпа собралась вокруг грузовика. Одна женщина была со своим очень серьезным пятилетним сынишкой, который, слегка проголодавшись, приложился к груди матери, потом сполз на землю, вытер рот, вынул из кармана рваной рубашки сигарету и направился ко мне за спичками. Врачи не рекомендуют женщинам курить, пока они кормят ребенка грудью; в Непале, очевидно, в порядке вещей, когда курят дети.
Через час наконец с трудом вытащили грузовик, и мы поехали дальше, к руслу долины, где на высоте тысячи семисот футов теплый воздух казался густым. Потом мы пересекли реку по прекрасному новому мосту и как раз с наступлением темноты прибыли в Трисули-Базар, где остановились на ночь в ветхой харчевне, именуемой отелем — очевидно, от избытка самомнения хозяина. Маленький городок расположен на крутом склоне горы над рекой, а все улицы — не что иное, как узкие и грязные лестницы. Как принято в Непале, мужчины по вечерам предаются азартным играм, и нам стоило большого труда оторвать хозяина от карт, чтобы он проводил нас по темной узкой лестнице. На двоих нам предоставили роскошно меблированную комнату — целых три соломенных матраца на полу.