Всю дорогу у меня глаза мокрыми от слез были. И одну подругу жаль, уж если Верочка на такое пошла, значит, ничего с собой поделать не может, внезапная любовь для нее сильнее дружбы и совести оказалась. А при мысли о Любе сердце вообще разрывалось. Признаюсь, руки дрожали, когда постучались в дверь Любиного дома...
Павел, как истинный мужчина, принял огонь на себя. Стал говорить, объяснять, как полюбил Верочку и свадьбы с Любой не будет. Любаня сначала расхохоталась, посчитала признание жениха за глупую шутку. Но на лица наши взглянула, немного подумала и поняла: все очень серьезно, если ее любимый другую за талию так нежно приобнимает. Накинулась она тогда на Веру. И за волосы, и ноготками крашенными в лицо, буквально на кусочки разлучницу порвать готова. Верочка ударами на удар не отвечает, даже не сопротивляется, только причитает:
- Бей меня, Люба! Заслужила. Только прости!
Но Павел вмешался, оттащил разъяренную Любу. Я показала им глазами на дверь, мол, уходите лучше, глупо сейчас на прощение рассчитывать. Вера и Павел ушли. Я с Любой осталась. Обнялись мы, да так и проревели почти до утра.
На следующий день Павел уехал и Веру с собой увез. Та все бросила – и институт свой педагогический, и деда. Правда, тот сам велел так сделать:
- Наломала ты столько дров, внучка, что можно не только ноги сломать, но и шею напрочь свернуть. Езжай со своим Павлом. То, что любит тебя серьезно, всем видно. Хорошо, что вы все очень молоды, раны душевные еще залечатся.
Вот так, Стелла, осталась у меня одна подруга, да и та как птица подстреленная. Недели две Любаша на койке лежала, лицом к стене отвернувшись. Сложно и тяжело двойное предательство пережить. Про другую бы еще судачили да жалели. Но у Любы столько воздыхателей имелось, которые, услышав о брошенной невесте, только обрадовались, решили вновь судьбу испытать. Каждый день с цветами, конфетами, предложениями руки и сердца квартиру атаковали. Любочка ожила, даже улыбаться стала. Только все равно никого не выбрала. Видно, сильно ей Павел в сердце запал. Вера же письмо прислала, что у них все хорошо и замечательно, спрашивала про Любу. Просила меня еще раз за них извиниться. Жизнь потихоньку налаживалась, каникулы пролетели быстро, осень наступила. Вновь учеба началась. Видеться с Любашей мы реже стали, а потом она даже в выходные от встреч отказывалась. Новые друзья у нее появились. Веселые, которые все по ресторанам ходили да вечеринки в квартирах устраивали. Мне не нравилось, что там спиртное рекой, и Любушка самыми крепкими напитками не брезгует. Пыталась вразумить ее по этому поводу, но она только отмахивалась:
- Отстать, Надя, со своими нравоучениями. Мне так жить легче, да и взрослая я уже, сама знаю, что для меня лучше. Пошли с нами, а то сидишь со своими книжками, как бабка старая.
Но меня ежедневные, как сейчас говорят, тусовки не прельщали. Я о красном дипломе мечтала. К тому же с парнем хорошим познакомилась, сама теперь на свидания бегала. Ниточка, что меня с подругами связывала, все тоньше становилась, а потом и вовсе оборвалась. Дальше новости о Любе больше через знакомых узнавала. Я-то еще училась, а она училище свое окончила. Но работать на фабрику не пошла. Отыскала более хорошее местечко – приемщицей в швейном ателье. Да не в простом, а где элиту того времени обслуживали – секретарей парткомов, директоров заводов, заведующих и прочих уважаемых товарищей из этой прослойки. Там и нашла Люба своего будущего мужа. Евгений Славных был почти вдове старше невесты, один воспитывал сына Виталия. Зато – мужчина приятный, обеспеченный, директор ювелирного магазина.
На свадьбу Любаша меня не позвала и потом общение всякое прекратила. Сыну приемному велела себя мамой звать, да только плохой она матерью оказалась, да и женой такой же. Теперь еще больше о развлечениях думала. К выпивке добавились и мужчины. Муж-то старый, все время занят, а ей скучно, красота невечная. Евгений не дурак был, о похождениях жены догадывался. Но любил ее сильно, прощал все, старался больше времени делам уделять. Тем более, что в стране перемены начинались. У всякого умного человека появилась возможность приватизировать, сделать своим то, что раньше было народным, и превратиться из коммуниста в капиталиста. Муж Любани эту возможность не упустил. Я тем временем отучилась, тоже замуж вышла, двоих деток родила.
Внезапно произошло еще одно событие. В город вернулась Вера. Да не одна, с маленькой дочкой Лизонькой. Рассказала, что Павел в горячей точке погиб. Ей, правда, один из командиров предложение сделал, но Вера отказалась, никто ей кроме Паши не нужен был. Да и устала она по гарнизонам мотаться, в отличие от меня, образование так и не получила. К тому же дедушка уже совсем плохой стал, ему уход требовался. Устроилась Вера нянечкой в детский садик, там много лет и проработала. Мы снова дружить стали, все праздники вместе проводили. Дети выросли, почти взрослые стали, а однажды в универмаге я Любу встретила. Она мне обрадовалась. Зашли в кафе, стали новостями делиться. Выяснилось, что Евгений ее умер, бизнесом теперь пасынок занимается, а ей скучно, из занятий только магазины да салоны красоты, что выросли в последнее время как грибы после дождя. Когда Люба про возвращение Веры услышала, то... обрадовалась, захотела увидеться, сказала, что зла больше не держит. В гости нас позвала. Я Верочке приглашение передала, та тоже обрадовалась. И по подруге соскучилась, и хотела убедиться, что Любаша все простила. Пару раз мы втроем встречались, и все ведь хорошо было! Вспоминали детство, юность, больной темы, правда, не затрагивали. Сама Люба деток не завела и однажды сказала:
- Своих хоть покажите!
Дети наши, между собой дружные, с радостью в гости пойти согласились, тем более, что у тети Любы приемный сын, почти их ровесник. Правда, сначала опешили, когда дом хозяев увидели. Люба с Виталием уже в особняке жили, Евгений успел огромное состояние сделать. Сад опять же свой, огромный. Но самый большой шок в тот день не дети наши, а сама Люба испытала, увидела Лизоньку и пошатнулась. Потом весь вечер с Вериной дочки глаз не спускала и пила больше обычного. Я догадалась, отчего так. Лиза почти копией Паши уродилась. Те же глаза, губы, нос. Вот, видно, и оказалось это сходство солью на так и незажившую рану. После этого Люба нас больше не звала в гости, прекратила все общение. Да только поздно, как говорится, чему быть, тому не миновать. Лизонька очень Виталию понравилась, а он ей. Они встречаться стали. Сначала это не афишировали. Лишь когда отношения узаконить захотели, всем сообщили. Вот тогда у Любы истерика случилась. Напилась она, полдома разнесла, кричала, что ноги девки, что от тварей и предателей родилась, в ее доме не будет. Но кого когда влюбленные слушают. Судя по истории, ради счастья с любимым человеком и на подвиги шли, и на преступления, и от престолов отказывались. Виталий на мачехины запреты чихать хотел. Лиза тоже не из робких, историю трех подруг знала, так и заявила будущей свекрови:
- Дети за родителей не отвечают. Я сделаю все, чтобы с вами, тетя Люба, в мире жить, но и вы уж постарайтесь.
На свадьбу Люба все же явилась. Того их статус требовал – богатых, успешных. Славные тогда уже большое влияние в городе имели. Виталий хоть и молод совсем был, но с бизнесом справлялся. Вера очень просила:
- Виталюшка, раз денег у тебя столько, живите отдельно от Любы, боюсь я за Лизоньку.
Но Виталий против был, обещал отцу мачеху не бросать. Сама Лиза тоже воспротивилась, мол, с чего ради из-за спившейся бабы они должны что-то в жизни менять. Собрала нехитрые пожитки и переехала к супругу. Казалось, Люба с ненавистной невесткой смирилась. Трезвая из своей комнаты и не выходила почти. А как напьется, так скандалы, конечно, закатывала. Но молодые особого значения этому не придавали, а зря. Вскоре Лиза забеременела. Я тогда уже главврачом в родильном доме была, сама ее наблюдала. Такой аппаратуры, как сегодня, в прежние времена не имелось, но и без того было ясно: Лизонька близнецов под сердцем носит. Чувствовала она себя с первых дней не очень хорошо, тяжело беременность давалась. Но Лиза все терпела, а вот Виталий, видя муки любимой, злился на... нерожденных детей. Будто это они виноваты в том, что его супруга так страдает.
Надежда Владимировна внезапно прервала рассказ. Предложила налить всем нового чаю, потому что прежний оказался нетронутым и совсем остыл. Я пребывала в шоке, прошептала:
- Так получается, баба Люба и не бабушка мне вовсе, раз отцу она мачехой приходилась. Но все равно слишком жестоко было ее в психиатрическую клинику поместить.
Хозяйка дома вздохнула:
- Сейчас расскажу, как все дальше было, Стеллочка. Даше боялась правду говорить, уж очень она нежная, впечатлительная. Ты посильнее будешь.
- Я очень сильная, – ответила я. – Рассказывайте, пожалуйста, что дальше было, как мы с Дарьей родились, почему нас разлучили?
Надежда Владимировна хлебнула свежего чаю и продолжила рассказ.
В общем, бесновалась Любушка. То по-пьяни дом пыталась спалить, то в петлю лезла. В тот, роковой день, они вдвоем с Лизой в доме остались. Девушка, что по хозяйству помогла, на базар ушла. Да и Лиза не в роскоши воспитана, неудобно ей было услугами других пользоваться, старалась сама все делать. Спустилась на кухню, решила обед сготовить. На плите – кастрюля с кипящей водой. А тут Люба пожаловала. Хоть и утро на дворе, уже чуть на ногах стоит. Заметила Лизу и взбеленилась:
- Ишь, тварь, расхозяйничалась на моей кухне! А ну пошла отсюда и носа не кажи, пока я тут.
Лиза в ответ промолчала, но не послушалась. И тут Люба совсем от злобы да водки рассудок потеряла. Схватила кастрюлю с плиты и кипяток Лизе в лицо.
Надежда Владимировна глянула на меня и спросила:
- Стелла, если тяжело, давай отложим разговор!
- Нет, продолжайте, – попросила я. – Просто у меня воображение очень хорошее. Что дальше было с мамой?
Надежда Владимировна продолжила.