Девственница в Париже — страница 11 из 42

— Боже мой! — воскликнула она. — Я бы сразу, как только увидела, догадалась, что это платье самодельное!

Гардения покраснела.

— Вопрос стоял так: или сшить это, или вообще ничего не иметь.

Герцогиня тихо вскрикнула.

— О, дорогая моя! Как жестоко с моей стороны! У меня и в мыслях не было причинить тебе боль, деточка. Я ужасно страдаю, когда думаю, что запросто могла бы посылать тебе с матерью коробки с одеждой. Подумать только, все те платья, которые висят наверху! Я не имею ни малейшего представления, что с ними делать.

На щеках Гардении появились ямочки.

— Ты смеешься надо мной, — обиженно проговорила герцогиня. — Почему же?

— Я просто подумала, что эти сверкающие платья оказались бы совершенно не к месту в деревне, — ответила Гардения. — А что касается бальных платьев, я думаю, с папой случился бы удар, если бы мама или я появились в них.

Герцогиня не могла удержаться от смеха. Она видела тот помещичий домик, в котором жила ее сестра, и широко раскинувшуюся деревушку с зелеными лужайками, и серую каменную церковь. Она понимала, что Гардения была права, когда говорила, что любая вещь из ее гардероба окажется не к месту.

— Уверяю вас, мы вам никогда не завидовали, — быстро проговорила Гардения. — Мама любила думать о том, что вы носите великолепные драгоценности и считаетесь самой красивой на балу. Она часто говорила о вас, и я старалась представить, что вы наденете в Оперу или на дипломатический прием. Теперь, когда я все увидела, я поняла, что воображение не обмануло меня.

— У тебя самой будут красивые платья, — твердо заверила ее герцогиня. — Подойди, Ивонна, надень на мадемуазель шляпу и принеси шиншилловое манто.

Ивонна, вооружившись шляпой, которая была более мелким и не таким шикарным повторением шляпы герцогини, ринулась выполнять указание. Она приколола шляпу двумя огромными булавками, отделанными крохотными камешками. Гардения почувствовала, что шляпа ей велика, но у нее уже не было времени рассматривать себя в зеркало, так как другая горничная накидывала ей на плечи длинное шиншилловое манто.

— Но я не могу надеть это, — запротестовала Гардения.

— Ну почему же? — спросила герцогиня. — Манто скроет твое платье, и хотя по сезону для мехов уже поздновато, те, кто увидят тебя, будут слишком поражены, чтобы задумываться о погоде. Разве оно тебе не нравится?

— Оно прекрасно! — воскликнула Гардения, поглаживая — мягкий как шелк, темно-серый мех. — Оно, должно быть, стоит целое состояние! Я боюсь надевать такие дорогие вещи, тетя Лили.

— Чепуха! — возразила герцогиня. — Оно упрочит твою репутацию. Я сама его еще не носила. Держала для особого случая — вот он и подвернулся! Поехали, девочка моя.

Смущенная и в то же время чувствующая себя в глупом положении, Гардения последовала за ней вниз, придерживая манто и удивляясь, что все происходящее с ней не сон, что это не фантазии из «Алисы в Стране Чудес».

Машина ждала их у дверей. Накрыв колени соболиным покрывалом и подождав, когда лакей в ливрее усядется рядом с шофером, они медленно выехали через ворота на дорогу. Герцогиня откинулась на мягкую спинку сиденья.

— Завтра, — сказала она, — мы отправимся на прогулку в Булонский лес, и ты увидишь, как прекрасен Париж весной. Сегодня мы слишком заняты, чтобы думать о чем-либо другом, кроме туалетов.

Разговаривая с Гарденией, она несколько раз махала прогуливавшимся под деревьями на Елисейских полях мужчинам в цилиндрах, которые при виде герцогини в знак приветствия снимали шляпы.

— Это мои друзья, — объяснила она, — но, увы, в последнее время мы стали слишком быстро ездить. Всего несколько лет назад я имела обыкновение выезжать в экипаже. Тогда тебя все видели, можно было остановиться и поболтать. Теперь же проносишься мимо, и люди исчезают из виду, прежде чем соберешься поговорить с ними.

— Но ведь так здорово иметь автомобиль! — воскликнула Гардения.

— Это не так романтично, — ответила тетушка, — зато не надо беспокоиться и заставлять лошадей ждать. Когда был жив мой муж, он всегда был недоволен, когда я опаздывала, так как беспокоился о лошадях. А машина, слава Богу, может спокойно подождать.

— Но ведь еще много тех, кто предпочитает экипажи и лошадей, — заметила Гардения, оглядываясь по сторонам.

— Лошади все еще в моде среди французской аристократии, — ответила тетушка, — и, конечно же, щеголи, желающие произвести впечатление на окружающих, любят, чтобы все видели, как они правят парой цугом.

— Ой, вспомнила! — воскликнула Гардения. — Я совсем забыла рассказать вам. Сегодня утром заезжал лорд Харткорт, и с ним был его кузен. Господин Бертрам Каннингэм, так, кажется, его звали, спросил меня, не соглашусь ли я отправиться с ним завтра на прогулку. Я ответила, что спрошу разрешения.

— Он приглашал тебя одну? — вопрос прозвучал резко.

— Полагаю, что он именно это имел в виду, — ответила Гардения. — Я знаю, что дома мне такого не разрешили бы, но мне казалось, что в Париже все по-другому.

— Ты совершенно уверена, что он приглашал тебя одну? — И опять странные интонации в голосе тетушки заставили Гардению заподозрить что-то неладное.

— Мне кажется, да, — запинаясь, ответила Гардения. — Может, с ним поехал бы лорд Харткорт. Я не знаю.

— Черт бы их побрал, времени они не теряют, — еле слышно проговорила герцогиня.

— Простите меня, если я поступила неверно, — пробормотала Гардения. — Я знаю, что в Англии мне пришлось бы ехать под надзором какой-нибудь дамы.

— Ты не будешь отвечать на приглашение господина Каннингэма, — медленно выговорила герцогиня. — Я сделаю это сама.

— Хорошо, тетя Лили. Обязательно, тетя Лили, — согласилась Гардения.

Она чувствовала, что повела себя неправильно, но не знала, в чем заключается се проступок.

К счастью, времени на разговоры не оставалось, так как они подъехали к особняку, который произвел на Гардению грандиозное впечатление и, против ее ожиданий, совсем не был похож на магазин.

Лакей откинул покрывало и подал тете Лили руку. Они прошествовали по синему ковру и вошли в великолепно обставленный холл. И только когда они начали подниматься по лестнице, Гардения догадалась, что она вступает в салон знаменитого мосье Ворта. Огромная гостиная на втором этаже была обставлена диванами времен Людовика XIV и стульями, обитыми нежно-розовым, с оттенком серого, атласом, с потолка свешивались красивые люстры. И лишь появление великолепного мосье Ворта, одетого в вышитый жилет, окончательно убедило Гардению, что они не на официальном приеме.

— Мадам, вы выглядите изумительно, — обратился он к герцогине, целуя ей руку. — Вы придаете созданным мною вещам особый шик, которого не могу достичь даже я. Вы впервые надели это?

— Нет, во второй раз, — ответила герцогиня. — Уверяю вас, множество женских глаз с завистью смотрели на этот туалет, а в мужских глазах светилось восхищение.

Мосье Ворт рассмеялся и обратил свой взор на Гардению.

— Моя племянница, — представила ее герцогиня. — Я привезла ее сюда, потому что только ваше волшебное искусство может придать ей презентабельный вид, и пока она не будет одета подобающим образом, мне придется держать ее взаперти. Сними манто, Гардения.

Гардения повиновалась. Стоя посреди гостиной в дешевеньком, сшитом ею самой платьице, она чувствовала себя раздетой под испытующим взглядом мосье Ворта. Она гадала, смеются ли над ее замешательством находившиеся в комнате надменные продавщицы.

— Вчера вечером мисс Уидон неожиданно приехала из Англии, — объяснила герцогиня. — Она будет жить со мной, так как ее родители умерли. Это моя ближайшая родственница и моя наследница. Вы оденете ее?

Мосье Ворт смотрел не на платье Гардении, а на ее лицо. Она чувствовала, что он отмечает малейшие детали овала, глаз, волос, покрытых слишком большой и вычурной шляпой.

— Не могли бы вы снять шляпу, мадемуазель? — попросил он.

Она подняла руки и вытащила булавки. Волосы, растрепавшиеся после многократных примерок в гардеробной герцогини, рассыпались упрямыми колечками по лбу и спине.

— Вы видите, — пробормотала герцогиня, — она не может появляться в таком виде.

— Она очень молоденькая, — как бы разговаривая сам с собою, ответил мосье Ворт. — Как бы вы хотели одеть ее, мадам? Как вас или основываться на ее собственном образе — молоденькая, невинная?

Гардения заметила, что при этих словах в его низком глубоком голосе внезапно прозвучало нетерпение. Она также почувствовала, как что-то промелькнуло между портным и ее тетушкой, но что именно, она определить не могла. Мгновение они, казалось, пристально смотрели друг другу в глаза, потом герцогиня легко и небрежно произнесла:

— Я сказала моей племяннице, что мы должны найти ей симпатичного мужа. У нее в жизни было так мало радости, она почти как сиделка ухаживала сначала за отцом, потом за матерью. Надеюсь, мосье Ворт, очень скоро нам придется обратиться к вам за подготовкой приданого.

— О, мне так бы хотелось заняться этим, — ответил мосье Ворт.

Гардения догадалась, что ответ на заданный ранее вопрос уже получен и теперь он знал, что делать.

Он щелкнул пальцами.

— Принесите мне тафту, газ, белое кружево, — скомандовал он поспешившей к нему помощнице.

Тут же из потайных шкафов стали появляться рулоны изумительных тканей. А сам мосье Ворт все это время сидел и рассматривал Гардению до тех пор, пока ее щеки не залил яркий румянец и она в замешательстве не опустила глаза. Еще никогда в жизни никто так пристально не изучал ее. Она не представляла, что какой-либо мужчина может в течение десяти или пятнадцати минут молча сидеть и смотреть на нее. Казалось, в его памяти запечатлеваются все линии ее тела, каждое движение ее плеч и рук.

Через три часа ей уже начало казаться, что одежда — это просто неприятная необходимость. Она стояла, поворачивалась, ткани накалывали на ней и снимали с нее, делали наброски и тут же отвергали их, но ни разу никто не спросил ее мнения. Мосье Ворт обращался только к ее тетушке, а та соглашалась со всем, что он говорил.