— А вот что делаешь ты около лодочного гаража? — вдруг начал багроветь Вадим. — За мной следишь?
Мне пришлось в общих чертах, шепотом поведать о допросе в местном ОВД, о красной папке и о тех подозрениях, которыми я заразилась от наблюдательного Валентина Кузьмича.
— Что за чушь! — засмеялся Вадька. — У дяди Юры в гараже лопаты хранятся… А из оружия имеется только грибной нож.
— Ага, а как же быть со скупкой краденого? — не сдавалась я.
Любимый пристально всмотрелся вдаль, кинул быстрый взгляд в глубь участка и велел:
— Давай заходи, пока дядя Юра не видит…
Я нырнула в калитку и бегом устремилась к лодочному гаражу. Прошмыгнула в приоткрытую Вадькой дверь и не сразу разобрала, куда я попала. А попала я, судя по всему, в мастерскую чокнутого механика. Ведь если бывают лаборатории чокнутых ученых, где они, сгибаясь под тяжестью интеллекта, сутки напролет вершат свои гениальные открытия, то, значит, должна быть и мастерская гениального до сумасшествия механика.
Все углы лодочного гаража оказались завалены какими-то приборами, агрегатами и неопознанными деталями сложной формы. Пол усыпан металлическими стружками, гирляндами, свисающими с мудреного станка, стоящего в правом углу. На стенах, пришпиленные кнопками, висели чертежи на миллиметровой бумаге, а в центре помещения возвышалось некое подобие моторной лодки на стальном пьедестале.
— Вот смотри, дядя Юра сейчас сооружает самоходную лодку на воздушной подушке. И для этого скупает у всех подряд разный железный хлам. Ему все в деле сгодится…
— Слушай, Вадь, а почему дядя Юра не женится? — ни к селу ни к городу спросила я. Спросила просто потому, что этот вопрос уже давно не давал мне покоя. Любимый пожал плечами и насмешливо поинтересовался:
— А ну-ка вспомни, что ты мне сказала, когда я притащил домой зимнюю резину?
— Уноси немедленно этот кошмар куда угодно, вот что я тебе сказала, — честно призналась я.
— А теперь представь, что в дом приносят не только четыре колеса, но и весь автомобиль в разобранном виде. Причем не один… Раскладывают по подоконникам, столам и полкам шкафов инструменты и детали, поливают пол машинным маслом и при этом не велят ничего трогать. И какая женщина это выдержит?
Я согласилась, что да, ни одна не выдержит. И любимый, посмеиваясь над моими дикими подозрениями, вывел меня из гаража на воздух.
— Вон, беги скорее, Галка за сарай пошла, — усмехнулся Вадим, спускаясь к реке и приступая к раскопкам червей. — Может, хоть ее на чистую воду выведешь…
А что он думает — и побегу. И, между прочим, выведу.
Галка как раз закончила руководить разгрузкой пиломатериалов и неторопливо направилась за сарай, вооружившись ножницами и целлофановым пакетом.
Я куницей проскользнула в калитку на участок к соседям и стала красться вдоль сарая, соблюдая безопасную дистанцию. Вот Галка зашла за сарай, вот наклонилась и стала стричь верхушки побегов на любовно возделанной делянке с загадочными буровато-голубыми растениями, складывая настриженное сырье в пакет. Я пробралась за сарай и, выбирая место для наблюдения, случайно наступила на какую-то суковатую палку. Та больно стукнула по голени и громко хрустнула под моей неловкой ногой. Галка тут же вскинула голову и настороженно посмотрела в сторону сарая. Я затаилась. Но соседка уже шла ко мне, чтобы выяснить, в чем там дело. Отступать было поздно, и я приготовилась встретиться с противником лицом к лицу.
Галина заглянула за угол и с удивлением наморщила лоб.
— Ты-ы? — изумленно протянула она.
— Галь, давай начистоту, — пошла я на пролом. — Что это за наркотик ты выращиваешь?
— Да ты что, мать, совсем, что ли, умом поехала? — удивилась соседка. — Это я Кузьмичу для смеху сказала про наркотик, когда старый дурак, прости мою душу грешную, привязался как банный лист, что у тебя там такое растет, да что такое растет. Вот я и наврала ему, что это новый, морозоустойчивый, озимый сорт опийного мака… Он что, и тебе уже успел доложить?
Я неопределенно пожала плечами, а Галка, подсмеиваясь над моей легковерностью, поведала, что вот уже три года как работает в японском ресторане «Токийская сакура». Шеф-поваром. Она прошла серьезную переподготовку у лучших мастеров японской кухни и решила посвятить свою жизнь рису, сырой рыбе и водорослям. От них хотя бы не полнеют. До этого, насколько я знала, Галина верховодила процессом приготовления пищи в русском ресторане «По щучьему веленью» на Таганке и на гурьевской каше да на расстегайчиках с семгой успела так разъесться, что еле пролезала в двери троллейбуса. Именно поэтому несчастная женщина и порвала всяческие отношения с мучным и жирным, которое с утра до ночи окружало ее на работе. Но, странное дело, желаемый результат все не приходил, и Галка, ужасно страдая от своей полноты, продолжала по утрам просить дочку Дину завязать ей шнурки на ботинках.
И вот однажды в «Токийскую сакуру» пожаловали японские партнеры, которые поставляли на российский рынок экзотические японские приправы и специи. Глава делегации, худой мелковатый мужичок по имени Камадаси-сан, долго смотрел раскосыми глазами на расплывшуюся спину шеф-повара, а затем подошел к Галине и с самурайской прямотой спросил:
— Зачем вы, Галя-сан, так много кушаете?
— Да что вы, Камадаси-сан, — замахала руками Галка, чуть не плача от обиды. — Да я, можно сказать, совсем ничего не кушаю… Все на диетах сижу, и ни одна не помогает…
Покивал японец головой, поцокал языком и говорит:
— Со следующей поставкой специй, Галя-сан, пришлю я вам растение одно…
И по-своему, по-японски, произнес сюсюкающее ласковое слово, которое Галка так и не запомнила, хотя старательно пыталась повторить целых шесть раз. Но благодетель из Страны восходящего солнца лишь тактично улыбнулся, посоветовал не мучиться и перевел мудреное название на русский язык как «худобинушка».
И, что самое интересное, ведь не обманул, прислал-таки волшебную травку в горшочке. И инструкцию по приготовлению чудодейственного настоя к посылке приложил. Но вся тонкость этого растения заключалась в том, что похудательную свою силу трава имеет только первые три часа после сбора. А потом превращается в обыкновенное сено. Вот Галина и засадила «худобинушкой» все подоконники в городской квартире, а с началом летнего сезона засеяла деляночку в неприметном месте дачного участка, чтобы спасительное растение всегда было под рукой. А старый кляузник принял ее шутку за чистую монету…
Так, приехали. Одна, понимаешь, шутница, второй параноик со стажем, а я, как всегда, со всех сторон выгляжу идиоткой. И поделом мне. Не буду верить фантазиям больного человека. Ничего не скажешь, интересно жил гражданин Остапчук в своем вымышленном мире. И в кино ходить не надо. Сам себе историю придумал, злодеев наметил среди ближайших соседей, что не знал, то домыслил, а через день уже, глядишь, свято верит в свой вымысел. А потом, что особенно приятно, сам же их, злодеев этих, и разоблачает…
Галка снова вернулась к своим посевам и продолжила состригать сизые венчики и аккуратно складывать их в мешок.
— Ты нашла, с кем пошутить, — сердито пробормотала я, досадуя на себя, на покойника и на Галку одновременно.
— Да что я, Кузьмича, что ли, не знаю? — беззаботно откликнулась та. — Чем глупее ему соврешь, тем скорее он поверит. Настрочит донос куда следует и сразу успокоится. А то промолчишь, не скажешь ничего, так он и будет ходить, высматривать, вынюхивать, привлекая своим таинственным видом всеобщее внимание. А народ у нас сама знаешь какой. До чужого добра жадный. Как прознают, в чем тут дело, так всю мою японскую травку за одну ночь и повыдерут с корнем…
Соседка бережно встряхнула свой кулек, заглянула внутрь его, удостоверилась, что нужное количество сырья собрано, и, убирая ножницы в карман, добавила:
— Много их, желающих похудеть-то…
Немного помолчала, поглаживая рукой побеги, вскинула голову, пронзительно посмотрела прямо мне в душу и закончила:
— А рассказываю я это только потому, что тебе, Ринка, худеть больше некуда, а так ни за что бы не сказала…
Обратно к дому я брела, понуро свесив голову на грудь и сшибая ногой одуванчики. И здесь пролет по всем позициям. Это что же, у меня остается только агент МОССАДа Сима с масоном Максом? Н-да, богатый выбор, ничего не скажешь. Но, однако, как ни сомнительны эти варианты, они тоже требуют тщательной проверки…
Этим утром на соседнем участке стихов не читали. То ли Виолетта Петровна была не в настроении, то ли, как грозилась давеча, уже уехала в Москву. Я решила посадить цветочки и уселась на грядке, краем глаза наблюдая за детьми. Малыши предавались своему любимому занятию — ловили ящериц. Когда охота увенчалась успехом, Алиска и Бориска принялись делить добычу. В конце концов, Бориска присвоил себе заднюю, наиболее ценную на Борькин взгляд, часть рептилии. В то время как Алиска вырывала ее у брата из рук, передняя половина сумела спастись бегством. Я углубилась в посадки и пропустила тот момент, когда Алиска каким-то чудом отвоевала хвост у братца и сейчас возила эту деталь ящерицы в кукольной прогулочной коляске. Странно, чтобы Бориска добровольно расстался со своей добычей? Быть такого не может. Но ни воя, ни шума драки я не слышала, значит, отдал хвост сестрице сам. Это могло произойти в одном-единственном случае — если только мальчишка нашел себе занятие поинтереснее…
С трудом разогнув онемевшую спину, я зашла в дом и увидела, что племянник сидит за столом и, высунув язык от усердия, что-то рисует цветными карандашами в маленькой красной книжечке. Характерной такой книжечке, отлично знакомой каждому гражданину России, достигшему четырнадцати лет. Ведь если мне не изменяет память, теперь паспорт выдают именно в этом возрасте? Перед Бориской стоит мое косметическое зеркало, а он смотрится в него и самозабвенно рисует, рисует…
Подкравшись сзади, я заглянула племяннику через плечо и обомлела. Борька, аккуратно срезав ламинат лезвием, старательно воспроизводил свой автопортрет в чьем-то паспорте, а именно в том самом месте, где когда-то красовалась фотография его законного владельца. Ржавое лезвие «Нева» валялось тут же, на столе, а вот самой фотографии нигде не было видно. Зато под столом сидела наша колли и удовлетворенно облизывалась.