– Тогда выражайся яснее, – зло сказала Таня, – что тебе от меня надо?
– Чтобы ты поехала с нами.
– С вами? – опешила Таня. – Куда?
– После того как мы здесь, в Греции, закончим все дела, у нас как минимум полгода будет отпуск, – мечтательно закончил Жан-Пьер.
– Ты приглашаешь меня отдыхать с вами? – растерянно переспросила она.
– Не только отдыхать, но и работать тоже. Понимаешь, когда действует одна девушка с двумя парнями – это как-то подозрительно и обязательно привлекает внимание. А две молодые парочки – что может быть естественнее!
– Извини, конечно, но мне кажется, что в вашем экипаже подобные вопросы решает Жиль. А он ясно велел мне выметаться.
– Жиль! – отмахнулся Жан-Пьер. – Он в курсе, мы с ним все про тебя обсудили. Решили, что проверку боем ты прошла. И Жиль дал добро на то, чтоб ты осталась с нами. Если ты, конечно, захочешь.
– Вот как… – прошептала Садовникова.
А француз продолжал:
– Ты бесстрашна, умна и хладнокровна. И еще – красива. Редкое сочетание качеств для девушки… Кстати, бейс-джампингом ты давно занимаешься?
– Никогда не занималась, – вздохнула она. – Но с парашютом прыгала, конечно. И даже… – Таня осеклась.
Она не будет рассказывать случайному знакомому, что, как и он, когда училась на третьем курсе, испытывала огромное искушение: забить (как говорят сегодня) на престижный МГУ и пойти в спортивную команду ВВС, куда ее горячо зазывали. Там как раз хотели организовать первую в России женскую парашютную четверку, и Таню, молодую и талантливую, видели в ней капитаном. И она почти согласилась. Но потом подумала: ведь придется бесконечно кантоваться по сборам-соревнованиям-общагам. И, наверно, без копейки… А для того чтобы она поступила в вожделенный МГУ, мама с отчимом выложили репетиторам целое состояние… И как они расстроятся…
И – отказалась от мечты. Закончила универ, защитила диссертацию, начала делать карьеру, зарабатывать – и никогда о своем решении не жалела. Может, только сейчас, когда стало очевидно, что бизнес иссасывает, и всех денег не заработаешь, и на любимые парашютные прыжки – в качестве хобби – не хватает времени даже по выходным. И она, конечно, уже никогда не станет чемпионкой мира по скайсерфингу или групповой акробатике…
Но кому какое дело до ее мечтаний?.. И вообще, сейчас не до воспоминаний. Надо думать, как выпутываться из нынешней ситуации.
Хотя решение могло быть только одним: в данный момент ей нужно соглашаться на все. На любое, даже самое дикое, предложение Жан-Пьера. Только бы они не высадили ее на острове – подозреваемую в убийстве, без документов и без денег. А француз продолжал потихоньку давить:
– Мадлен – мы и с ней обсуждали твою кандидатуру – тоже за тебя. Ну а я – само собой. Итак?
«Да, да, да, конечно, договорились!» – едва не выпалила Садовникова. Однако слишком быстро соглашаться не следовало. Жан-Пьер может заподозрить, что она неискренна. И Таня покачала головой:
– И ты, и твои друзья – вы мне очень нравитесь, и я бы с удовольствием поехала вместе с вами куда угодно – отдыхать. Кататься на яхте, прыгать с парашютом. Но я никогда не буду участвовать в таких делах, как сегодня. Я – не убийца.
– А мы и не должны были его убивать, – пожал плечами француз. – Я ж тебе говорил: произошел несчастный случай. И только потому, что в дело вмешалась ты. И мы с Мадлен тебя пожалели.
– Разговор, по-моему, пошел по второму кругу, – заметила Татьяна. – Тогда я повторю свой вопрос: а что вы должны были сделать с тем человеком?
– Забрать его с собой, – неохотно выдавил Жан-Пьер, – и доставить заказчику. Ты разве не обратила внимание: там, на горе, мы действовали с Мадлен вдвоем. А парашютов у нас было – три. Неужели ты думаешь, что третий мы для тебя прихватили? Нет, милая, он предназначался для другого человека. Того, которого нам пришлось не взять с собой, как мы планировали, а убить, выручая тебя…
– «Взять с собой!» Ох, какой чудесный эвфемизм! То есть фактически вы собирались его похитить, да? И уж тогда ваш заказчик делал бы с ним все, что ему заблагорассудится… Пытал, убивал и прочее… Замечательно!
– Это просто работа, за которую платят.
«Это преступление, а не работа. Но только я на что угодно сейчас соглашусь, лишь бы убраться вместе с вами как можно дальше от этого проклятого острова!»
Однако для пущего правдоподобия нужно было еще немного поломаться. И она продолжила:
– Да я разве отрицаю, что ваша работа куда интересней, чем сидеть в офисе? Но, знаешь, эта робингудовская романтика хороша только в кино…
Жан-Пьер требовательно повернулся к ней:
– Ты была в том доме. Ты разговаривала с тем человеком. Он пытался тебя убить. Ну, и скажи мне: тебе его жаль? Да и вообще: достоин он сострадания? По большому счету?
Таня вспомнила, как Костенко-Чехов подставил ее, обрек на мученическую смерть и клеймо предательницы[15], и ее аж передернуло:
– Он – отвратительный.
– Вот видишь! Нам тоже сказали: он – вор и негодяй. Поэтому поверь: всякий раз, когда мы получаем задание, мы наводим справки об объекте. И беремся за дело, если тому, кто должен пострадать, мы воздаем по заслугам.
«Ох, слишком красиво у вас, ребята, все выглядит, – подумала Татьяна. – Слишком благостно – а значит, неправдоподобно».
Но тут Жан-Пьер взглянул на навигатор и провозгласил:
– Все, время вышло. Куда мы идем? На остров или на север? Твое слово?
Садовникова глубоко вздохнула, а потом, на выдохе, произнесла:
– На север. Я с вами.
Она проснулась от того, что стих ставший привычным за ночь шум моторов. Солнечный луч падал сквозь иллюминатор на подушку. До Татьяны донесся плеск воды. Она выпрыгнула из постели и выглянула наружу. Видно было только море и небо – две стихии, каждая со своим оттенком синевы. И еще – кусок берега, поросшего кустарником. Но двигатели молчали, и катер стоял, видимо, на якоре, потому что ветер и течение слегка разворачивали его.
Татьяна быстро привела себя в порядок и вышла на палубу. Перед ней предстала мирная картина: их катер на рейде, до берега метров сто пятьдесят. Там раскинулся пляж, на котором никто не купался, и стояло изысканное трехэтажное здание – видимо, гостиница. Чуть в стороне виднелась стекляшка таверны. А на высоком крутом берегу справа изящными колоннами возвышались развалины – наверное, еще эллинских времен.
На корме катера сидел Жан-Пьер и закидушкой удил рыбу. В ведре, стоявшем рядом с ним, плескались окуньки.
Жан-Пьер увидел Таню и проговорил по-русски с чудовищным акцентом:
– Доброе утро!
Таня улыбнулась ухажеру и ответила на французском:
– Бонжур. – И перешла на привычный английский: – А где мы?
– Это уже материк, – любезно пояснил молодой человек. – Бухта Юньон. До Афин, если ехать по берегу, километров семьдесят. Морем ближе, миль двадцать.
– А что за руины на холме?
– Храм Посейдона.
– А где весь народ?
– Мадлен и Жиль отправились на берег, в гостиницу. Там наверняка есть «вай-фай» [16]. Им нужно проверить почту. Хочешь позавтракать?
– Да.
– Ну, приготовь его сама. И будь добра, пожалуйста, свари мне чашечку кофе.
Минут через десять на резиновой лодке с берега вернулись Жиль и Мадлен. Жиль выглядел озабоченным. Бросил на ходу Жан-Пьеру:
– Сворачивай свою рыбалку.
Тот беспрекословно подчинился. И, только смотав леску, спросил:
– А что случилось?
– Есть новое задание.
– Какое? Когда? Где?
Жиль хмуро глянул на Татьяну и молвил:
– За того человека нам не заплатят – скажи спасибо своей новой подружке. И себе самому… Он был нужен заказчикам живым. Но есть и хорошие новости. Аванс мы можем не возвращать. Но за это должны отработать запасной вариант.
– Что за вариант?
– Свистать всех наверх. Сейчас расскажу.
На совещание, все вчетвером, собрались на палубе, на корме. Мадлен щеголяла в купальнике – заодно и загорала. Таня, полагаясь на внутреннее чутье, решила, что для нее, новичка в команде, подобный наряд будет слишком вольным, и надела джинсы с футболкой.
Жиль сел во главе стола. Распахнул перед собой ноутбук. Как ни странно, первые слова, которые он произнес, адресовались Татьяне:
– Ты когда-нибудь слышала про Ольгу Кон-стан-ти-новну? – он с трудом выговорил трудное русское отчество.
Таня опешила:
– Н-нет. А кто это?
– Жена первого короля Греции Георга.
– Георга я тоже не имела чести знать. А при чем здесь они?
Жиль на прямой вопрос Тани не ответил, а начал исторический экскурс. Оказывается, королевой Греции в девятнадцатом веке была русская. И вообще, два этих царственных дома состояли сплошь из родственников. Король Греции Георг Первый, правивший во второй половине девятнадцатого века, являлся братом Марии Федоровны, супруги российского императора Александра III. А женой Георга стала Ольга Константиновна, российская великая княжна. То была, рассказывал Жиль, первая православная королева Греции – и всеобщая любимица. Основанная ею больница «Эвангелизмус» – до сих пор одно из самых крупных и уважаемых лечебных учреждений в стране. А в 1922 году, когда Грецию лихорадило от восстаний и войн, она написала: «Я иногда хотела бы выть на перекрестках, громко и долго, от отчаяния! Совестно жить в удобстве при виде нищеты кругом».
Таня заметила, как Мадлен украдкой зевнула.
Однако, продолжил обстоятельный Жиль, сверяясь с ноутбуком, в 1967 году греческая монархия закончила свое существование. Низложенный король, Константин II, долго вел с правительством страны тяжбу – пытался вернуть свое имение Татой, расположенное в пригороде Афин, и находящееся там имущество. Однако ему отказали. Более того, предметы, что Константину все же удалось вывезти, были объявлены собственностью страны, а сам король – чуть ли не вором. Правительство даже оспорило итоги проходившего в 2007 году аукциона «Кристи», где продавались драгоценности, некогда принадлежавшие королеве Ольге и ее мужу. Нынешние руководители страны считали, что вещи вывезены незаконно.