Не постучав, она распахнула дверь в комнату Зета. Он не спал, высоко сидя в подушках, читал в свете ночника Библию, в левой руке его были четки. При виде Тани лицо его озарила довольная усмешка, он готов был произнести нечто вроде: «Я рад, что ты наконец-то пришла!» – но девушка резким движением прижала палец к губам и едва прошелестела:
– В саду какие-то люди. Они пошли к заднему крыльцу.
И тут вальяжный и довольный собою Зет преобразился. Его лицо в мгновение стало собранным, он одним рывком, совершенно бесшумно, вскочил с кровати, распахнул тумбочку и достал оттуда пистолет. «Ох, кто же он на самом деле, этот торговец оливками?! – мелькнуло у Татьяны. – Зачем ему пистолет в спальне?»
Зет как был, лишь в шелковой пижаме и босиком, сжимая одной рукой пистолет, другой нажал на кнопку мобильника. Татьяна даже не заметила, откуда он взял телефон – аппарат у него что, под подушкой лежал?.. Зет еле слышно проговорил в трубку: «Нгуен, тревога, атакуют дом, кажется, пытаются войти с заднего крыльца».
И тут снизу, с первого этажа, раздался едва различимый хруст стекла, а потом уже в доме, в холле, послышался легкий шелест шагов.
– Живо к черной лестнице, а потом вниз, в гараж, – прошептал Зет Татьяне, – я тебя прикрою, выходи из комнаты после меня.
И он осторожно, держа пистолет на изготовку, шагнул в коридор. Движения его были по-кошачьи плавными и уверенными – поневоле залюбуешься. Оглянулся направо, налево, показал Тане место позади себя и направил пистолет в сторону основной лестницы, сжав его обеими руками. Девушка на секунду замерла, выглядывая из-за его плеча.
И тут на главной лестнице появился человек – он был в черной маске, а глаза его прикрывал какой-то прибор.
Налетчик заметил Зета, но тот успел его увидеть и выстрелить на мгновение раньше, пуля поразила цель, потому что голова нападавшего дернулась, а секунду спустя раздался шум падающего на лестницу тела. От выстрела, прозвучавшего совсем рядом, в ушах Тани зазвенело – а через мгновение во всем доме погас свет.
– О, черт, – сказал Зет, – держись за меня.
Но в ту же секунду тяжелый удар обрушился сзади на Танину голову, и она соскользнула в небытие.
Часть IV
– Вы обязаны перевернуть там все!.. Но найти то, что должны! Или хотя бы – его следы. Вам ясно?
Тане снился сладкий сон. И очень реалистичный.
Она шла по мелководью, вдоль линии ласкового прибоя. Влажный песок массировал ступни, а теплые волны приятно щекотали лодыжки и голени.
Во сне она огляделась – и тут выяснилось: ба, да ведь она находится на острове Серифос – том самом, на который ее, беспамятную, выбросила судьба и злые люди. История повторялась?
Солнце садилось и освещало белое поселение на верхушке горы – то самое, где она жила у Димитриса и его бабки.
А здесь, внизу, на пляже, как раз рядом – ресторан, где она трудилась и где впервые встретилась с Зетом. И рукой подать до кондитерской, где Таня подружилась с французской троицей…
Но сейчас никого из ее знакомых нет с ней рядом. И она не спешит ни к кому на свидание, а просто гуляет. Но зачем-то идет почти по колено в воде. От этой прогулки – почему-то по морю – в душе потихоньку нарастает тягостное чувство. Сладость сна с каждой минутой превращается в тревогу.
А вокруг – и на пляже, и в воде – ни души. «Правильно, – понимает Таня, – сезон ведь уже закончился». Но почему она-то оказалась здесь? Почему бредет в воде вдоль берега? Этого девушка не понимает. Как не понимает и того, зачем она одета в красивое вечернее платье алого цвета, с глубоким декольте и обнаженной спиной. Платье довольно длинное, и ей приходится поднимать его, чтобы подол не замочило, а выйти из воды Таня (в своем сне) не может. От этого она тоже испытывает нарастающее неудобство, словно опять оказалась на этом пляже совсем голой.
А еще на Тане очень красивые и дорогие драгоценности. На шее – ожерелье с бриллиантовыми подвесками, на запястье – витой браслет белого золота, мочки ушей оттягивают серьги – их она не видит, лишь чувствует на ощупь: тоже наверняка блистательные и недешевые.
И вдруг она замечает: навстречу ей, тоже вдоль линии прибоя, идет Зет. Он почему-то одет в костюм рокера: кожаная косуха с заклепками, кожаные же штаны и высокие шнурованные ботинки – и в них он шлепает прямо по воде. Молодежный наряд ужасно ему не идет – из-за него стало особенно заметно, что он далеко не юн. Приталенная куртка подчеркивает обычно не видный, но теперь довольно объемный животик.
Лицо у Зета сосредоточенное, хмурое – он явно направляется к Татьяне для того, чтобы отчитать ее. Естественно, ей не хочется снова слушать его нотации. Однако она вдруг думает: нет, уж лучше пусть он заговорит. Ведь если он промолчит – значит, он умер. Покойники не разговаривают, когда ты их во сне видишь. А если он вдруг хоть что-то произнесет – значит, живой. И Таня начинает страстно желать, чтобы он хоть что-нибудь сказал – пусть даже ругается, устроит ей очередную взбучку… И вот – Зет подходит вплотную.
«Ну, говори же!» – хочется воскликнуть ей, но она не может. А Зет, вместо того чтобы сказать хоть что-нибудь, вдруг хватает ее обеими руками за запястья. Его пальцы, словно клешни, больно сжимают Танины руки. А потом он зачем-то с силой тянет Татьяну на себя, пытаясь повалить ее в воду.
«Что ты делаешь? – пытается крикнуть Таня. – Не надо, я испорчу платье!» Но голоса нет. Однако больше, чем за платье, она отчего-то боится за драгоценности, девушка почему-то знает, что от соприкосновения с водой они растают, словно сделаны из сахара.
И еще: ни в коем случае нельзя упасть в море. Потому что увидеть себя во сне в воде – плохая примета, означающая смерть. И Татьяна изо всех сил упирается, сопротивляется Зету. А он все тянет и тянет ее за запястья на себя и книзу – и вдруг, в какой-то момент, отпускает железную хватку.
Таня по инерции отшатывается назад, пытается отступить на шаг, чтобы удержать равновесие, но тут ее противник поступает коварно: ставит ей подножку и одновременно толкает в плечо – и она спиной летит, летит, летит в воду… И за долю секунды до того, как погрузиться в море, думает – обреченно и даже успокоенно: «Ну, все. Зет не заговорил – значит, он умер, и я тоже умру…»
И с этой мыслью она просыпается.
Сон оставил после себя тяжелое чувство. В первый момент, когда Татьяна открыла глаза, она долгое время не могла понять, где находится.
В особняке у Зета? Нет. На Серифосе у Димитроса? Тоже нет. На яхте у французов? Нет. А может, наконец, у себя дома, в новой квартире в Отрадном? А все, происходившее с ней раньше, все дикие и странные приключения ей просто приснились? Нет, к сожалению, тоже нет.
Правда заключалась в том, что она открыла глаза в помещении, где раньше никогда не бывала. И комната (если не считать, что она не помнит, как здесь оказалась) ей скорее нравилась. Она походила на номер в дорогой, пятизвездной гостинице на хорошем курорте. Чем-то сродни тому, в котором она некогда отдыхала на Мальдивах, – только лучше, просторнее и богаче.
Идеально чистое льняное белье, под которым нежилась Таня.
Добротная кровать из натурального дерева. Под стать ей тумбочка и шифоньер. Окно затенено бамбуковыми жалюзи. На комоде с зеркалом – букет роскошных тропических цветов.
В такой обстановке не хотелось вспоминать дурной сон. Нет, сны – пустое. Особенно такие, как у нее сейчас. Ведь ее явно опять напичкали каким-то препаратом…
Таня совершенно не помнила – как же она очутилась в этой красивой, чистейшей комнате. Но, в отличие от пробуждения на острове Серифос, в голове, слава богу, хотя бы сохранились детали того, что с нею происходило раньше – вплоть до той минуты, когда она, стоя за спиной Зета в коридоре его особняка, вдруг почувствовала, как сзади ее ударили по голове… Она помнила аукцион, виллу с бассейном, Нгуена. Помнила известие о гибели французов, письмо Костенко и ночную перестрелку… А вот что творилось с нею после того, как она потеряла сознание?.. Или – что творили с нею?..
Да уж! Ведь кто-то как-то переместил ее сюда, в роскошную комнату с окном, завешенным бамбуковыми шторами. А на запястьях у нее откуда-то взялись красные круговые следы: легкое кровоизлияние. (Вот почему ей снилось, что Зет хватает ее за запястья!) Такие следы уже красовались на ее руках однажды[17]. Их обычно оставляют наручники.
Значит… Значит, ее похитили. Опять похитили.
Но кто? И зачем? И где она находится?
В этом требовалось разобраться – и срочно.
Таня вскочила с постели. От резкого движения она почувствовала головокружение и дурноту. Состояние было похоже на то, в котором она очнулась на острове Серифос (значит, и он тоже не случайно ей снился!). Ее действительно снова чем-то опоили. Но, слава богу, сейчас Таня ведала, что она – это она. Не русская и не Ассоль. Она – Таня Садовникова. Вдобавок одета Таня была в ту же самую майку, в которой вскинулась ночью со своей кровати в особняке Зета.
Таня босиком прошлепала от кровати к окну. Голова слегка кружилась. Пол приятно холодил босые ступни – он был плиточным, как принято в жарких странах, и ей вдруг ужасно захотелось приложить к его прохладе свой горячий лоб.
Но она взяла себя в руки, подошла к окну и нетерпеливо подняла бамбуковое жалюзи. Пейзаж за окном словно полыхнул ей прямо в глаза яркими красками – Татьяна аж отшатнулась.
Ей потребовалось несколько минут, чтобы после полутьмы комнаты привыкнуть к буйству царящих на воле цветов.
Интенсивно-голубое небо.
Влажная зелень тропических растений.
Красные, розовые и желтые взрывы южных цветов.
До невозможности слепящее солнце.
Мельчайший и белейший песок.
И – ни единого следа человеческой деятельности: ни шезлонгов или бассейна (они были бы здесь органичны, если исходить из санаторного комфорта ее комнаты и тропической природы вокруг). Однако не видать ни машины в камуфляже, ни вооруженного охранника (чего можно было ожидать после похищения). Но, где бы Татьяна сейчас ни находилась, она уверена была в том, что это –