– Менталиста ко мне, срочно, – и вошел в собственный кабинет: маленькую, очень скромную комнату с самой заурядной казенной меблировкой. Впрочем, Алита смотрела по сторонам с интересом и уважением – было видно, что место работы Лефевра произвело на нее определенное впечатление. «Совсем другое дело, – подумала она, – когда приходишь сюда сотрудником, а не обвиняемым».
– У вас тут… – Алита замялась, подбирая нужные слова, и сказала: – Очень строго.
Лефевр кивнул. Его стол уже успели завалить корреспонденцией, конвертами с результатами судебных заседаний и отчетами по работе отдела, но он решил, что даже прикасаться к ним не станет. Поимка Мороженщика была важнее всей этой макулатуры.
Менталист Абриль, тощий инквизитор третьего ранга, талантливый, но полностью лишенный каких-либо карьерных устремлений, вошел в кабинет с планшетом и карандашом и произнес:
– Готов к работе. Что делаем?
– Познакомьтесь, Абриль, – сказал Лефевр. – Миледи Алита Росса, наш внештатный сотрудник. Недавно вышла на след Мороженщика. Составьте с ней его портрет.
Темные глаза Абриля азартно сверкнули: возможность первым увидеть серийного убийцу девушек, державшего в страхе всю столицу, заставила его взмахнуть планшетом, словно знаменем, и едва не сломать карандаш, одним росчерком подготовив портретную сетку.
– Абриль Гритто, к вашим услугам, – он поклонился Алите и спросил: – Готовы? Тогда представьте физиономию негодяя и скажите мне, когда можем начинать.
Лефевр смотрел, как их головы соединились сверкающим энергетическим канатиком, и думал, что поимка Мороженщика позволит ему перейти из следственного сектора в правовой департамент – а это уже совсем другой уровень власти. О чем еще думать, если от любви приходится отказаться, – разумеется, о карьерном росте. Алита глубоко вздохнула и прикрыла глаза: совсем как ночью, когда Лефевр впервые поцеловал ее. Это был прыжок во мрак без всякой надежды на возвращение – он решился сделать его, когда понял, что всю жизнь сдерживал себя и отказывался от того, что хотел, но ему еще никогда не доводилось обладать и терять.
Карандаш вдохновенно летал над бумагой, и Лефевр видел, как проступает лицо Мороженщика – волевое, мужественное, излучающее уверенность и спокойствие. Красавец, но не смазливый. Должно быть, все его жертвы бежали за ним сами, выпрыгивая из юбок и не подозревая, чем закончится свидание с молодым мужчиной с внешностью античного бога. А заканчивалось оно изнасилованием с разрывами внутренних органов и холодным телом у кромки моря с пришпиленной к груди рекламкой мороженого. Должно быть, аляповатая бумажка должна была показать безвкусицу и продажность мира и женщин в нем…
«Найду Мороженщика – дотянусь и до Винокурова», – уверенно подумал Лефевр. Он знал, что находится на верном пути и был готов лично принять участие в допросе: учитывая все подвиги этого красавца, о тонкостях соблюдения протокола никто не задумывался. Энергетический канатик лопнул, и Алита открыла глаза. Абриль добавил еще несколько штрихов, снял лист с планшета и протянул Лефевру.
– Вот он. Собственной персоной.
Лефевр поймал себя на том, что у него азартно раздуваются ноздри, как у гончей, рвущейся с поводка за добычей. Взяв лист, он вышел в зал – сотрудники оторвались от работы и уставились на него. Лефевр поднял портрет Мороженщика и произнес:
– Коллеги, наш убийца с листовкой во всей красе. Срочно доставляем портрет в типографии и газеты и поднимаем опорный отряд в полном составе, – Лефевр почувствовал, что его, как и его коллег, охватывает яростное возбуждение. Он видел блеск в их глазах и понимал, что Мороженщик не уйдет. – Всем иметь при себе защитные и охранные артефакты. Есть информация, что он может использовать боевую и злонамеренную магию. Это все. Вперед.
Алита, стоявшая за его спиной, негромко вздохнула, и Лефевр почувствовал этот вздох, несмотря на возбужденные голоса и шум. Обернувшись к девушке, он поинтересовался:
– Как самочувствие после сеанса?
Алита неопределенно пожала плечами:
– Вроде бы ничего нового.
Подчиненные покинули отдел, дверь в зал громко хлопнула, закрываясь, и Лефевр вдруг ощутил странное внутреннее неудобство.
– Езжайте домой, Алита, – сказал он, должно быть, слишком поспешно, чтобы не дать ей возможность заговорить первой. – У нас тут сегодня будет жарко.
Девушка понимающе кивнула и, обойдя Лефевра, направилась к выходу. В дверях она обернулась и с какой-то ледяной твердостью сказала:
– Достаньте его, Огюст-Эжен.
Лефевр смотрел на нее, и его вдруг укололо жуткое знобящее понимание того, что он видит Алиту в последний раз. Девушка грустно и понимающе улыбнулась и вышла.
Несколько минут Лефевр стоял молча – каждое движение сейчас требовало невероятных сил. Но потом оцепенение отпустило его, и он, тряхнув головой и прогоняя остатки вязкого тумана, охватившего душу, пошел в кабинет – собирать артефакты и готовиться к захвату.
Когда Лефевр подошел к шкафу с личными артефактами – надежными, мощными, несколько раз спасавшими ему жизнь, – здание инквизиции мелко задрожало, словно его охватил озноб. Лефевр автоматически выбросил руку вперед и оперся на шкаф, чтобы не упасть: понимание, что это взрыв, пришло потом, когда звонко и нервно задрожали, рассыпаясь, оконные стекла, а мир на мгновение озарило ослепительно белым светом и накрыло хриплым ревом.
Лефевр бросился к окну, прекрасно понимая, что он увидит на площади внизу, и до последнего надеясь, что этого все-таки не произошло. Но, посмотрев из окна, он увидел собственный экипаж, развороченный направленным броском артефакта, мертвого кучера с размозженной головой и издыхающую лошадь. От обломков поднимался зыбкий зеленоватый пар: артефакт открыл коридор в пространстве, в который затянуло Алиту.
Каким-то образом Мико Мороженщик узнал о том, что Алита видела его лицо. Лефевр не сомневался, что это был именно он.
В ладонь, опиравшуюся на подоконник, вонзился осколок стекла, но Лефевр этого не заметил.
– Маньяк похитил главного осведомителя по своему делу буквально из-под носа у инквизиции. Это, простите, плевок в лицо! Всем нам!
День кубарем скатился к вечеру, но Лефевр не осознавал, что уже смеркается, что от треска телеграфических машин давно звенит в ушах, что полиция и опорные отряды инквизиции прочесывают город, а плакаты с портретами Мороженщика и Алиты висят на каждом шагу. Сейчас, сидя в зале заседаний и слушая господина Ульфнара, директора главного отдела и своего непосредственного начальника, Лефевр механически перебирал четки и думал о том, что на правом плече у Алиты родинка: маленькая, темная, с упруго торчащим волоском. Разумеется, это не имело никакого значения, просто Лефевру надо было за что-то зацепиться, чтобы не заорать и не пробить кулаком столешницу. Вот он и крутил бусинки четок.
– Это Ползучий артефакт, который оставляет после себя очень четкий след, – подал голос Гербренд Гуле, сидевший поодаль. – Практически вся столица прочесана от и до, но никаких следов артефакта до сих пор не обнаружено.
Директор посмотрел на него с нескрываемой злостью. Он считал Гуле дураком и выскочкой и не скрывал своего отношения.
– Специалисты с кафедры душевных болезней говорят, что, как правило, жертву убивают в течение двух часов после похищения, – услышал Лефевр и внезапно понял, что это он сам и сказал. – Мороженщик действительно убивает в первые полтора-два часа, так считают криминалисты. И почти сразу же избавляется от жертвы. Но тело миледи Росса пока не найдено, поэтому нам следует объявить всесузианский розыск. По всей вероятности, Мороженщик покинул столицу с заложницей.
Он хотел было добавить, что это нужно сделать как можно скорее, отправив сверхсрочный запрос в главное полицейское управление, но в это время в зал заседаний вошел принц Рекиген собственной персоной. Вот уж кого-кого, а его Лефевр точно не ожидал увидеть. Его высочество выглядел спокойным, уверенным в себе и целеустремленным, словно готовился заняться делом государственной важности. Лефевр знал, что облик веселого прожигателя жизни был всего лишь маской для наивных простаков: в действительности принц был крайне серьезным и здравомыслящим человеком. Конечно, седьмой сын государя никогда не взошел бы на престол, но Рекиген вел себя так, словно это именно он будущий наследник сузианской короны: принц имел широкие деловые и личные контакты практически во всех областях жизни, интересовался экономикой и политикой, а несколько лет назад даже учился на инженерных курсах и получил диплом младшего специалиста. Это выглядело капризом лентяя, не знающего, как еще убить время, но Лефевр почему-то так не считал. Рекиген его настораживал.
Мадам Бьотта давно уже успела в деталях рассказать Лефевру, что принц крайне заинтересовался миледи Алитой, но его появление в инквизиции все равно было очень странным.
– Добрый вечер, господа, – сказал принц, усаживаясь на свободное место. – Я пришел как официальное лицо с официальной информацией. Сегодня его величество Ахонсо подписал документы, разрешающие мне вступить в брак с миледи Алитой Россой.
Поначалу Лефевр воспринял эту новость совершенно спокойно и очень удивился, когда деревянный шарик четок вдруг с хрустом раскрошился в его пальцах. В конце концов, что тут необычного? Седьмой сын может жениться хоть на прачке, хоть на приказчице публичного дома. Жесткие рамки протоколов и документов о престолонаследии его не касаются. Пришел, увидел, потерял голову от любви.
Хрустнул второй шарик. В палец вонзилась заноза.
– Поэтому открывается розыск не просто внештатной сотрудницы инквизиции, а ее высочества Алиты Сузианской и Гилимерской, – продолжал Рекиген. Гуле покачал головой и негромко произнес: «Лихо!» – но принц этого не услышал. А может, просто сделал вид, что не услышал. – Я уже отдал соответствующие распоряжения в регионы и собираюсь лично принять участие в поисках.
– Тогда вы переходите под мое начало, ваше высочество, – подал голос Лефевр. – Я руковожу этим делом.