– Как оно вообще к вам попало? – поинтересовался Лефевр.
Ренард задумчиво повел плечами и тотчас же скривился от боли, пронзившей тело.
– Купил у старьевщика. Мне понравился корпус из красного дерева, – ответил он. – А потом обнаружил, что им очень удобно писать разные истории. Вдохновение накрывало, образы так и мелькали. Я уже после догадался, что оно показывало ваш мир.
– Клод Ренард – несчастный сумасшедший, – угрюмо сказал Лефевр. Желание вонзить нож в убийцу появилось снова: пока еще слабое и тихое, но он знал, что оно станет крепче и настырнее. – Не стыдно было заставлять его убивать?
Ренард ухмыльнулся.
– Вы знаете, нет. Не стыдно. Он стал героем одной из лучших книжных серий нашего мира и получил бессмертие.
Лефевр понял, что сейчас ударит. Презрительное равнодушие Винокурова действительно было каким-то демоническим. Человек не может быть таким.
– Шестнадцать девушек погибли, – сказал он, стараясь сдерживать ярость, но она все-таки звенела в его голосе. – Шестнадцать девушек отдали свои жизни. Неужели это для вас ничего не значит?
– Шлюшки. Кому они нужны?
Лефевр вдруг увидел себя со стороны: рука все-таки взяла тоненький нож и полоснула Ренарда по груди. Неглубокая царапина тотчас же взбухла каплями крови, но Ренард не почувствовал боли – он рассмеялся и произнес:
– Какие мы нервные, надо же. Да, шлюшки. Обычные потаскухи. А эта Алита просто дура. Муж уже не знал, куда от нее деваться. Вечно лезла со своими слезами и непониманиями.
Лефевру понадобилось невероятное усилие воли, чтобы опустить руку. Некоторое время он стоял молча, пытаясь совладать с собой, а Ренард вдруг рассмеялся еще громче, и в его визгливом смехе не было ничего, кроме презрения.
– Конечно, как я сразу не догадался! Ты ее трахал, да? – Ренард резко втянул носом воздух, и его бледное лицо снова растянуло болезненной ухмылкой, будто сам Мороженщик не хотел гримасничать, но чужая воля управляла его мимикой, и это причиняло ему боль. – На тебе до сих пор ее запах… Еще одна шлюха. Говорила, что любит мужа, а сама уже под другого легла.
Щелчок отпавшей челюсти секретаря услышали, должно быть, на другом конце города. Он слепо нашарил выпавшее из руки перо и несколько минут пытался собраться с мыслями и продолжить записи. Лефевр сочувственно улыбнулся.
– Как ты узнал, что мы составили портрет Мороженщика? – спросил он. Ренард сознательно провоцировал его, но Лефевр поклялся, что больше не поддастся. Дьявол говорит правду устами ангельскими и человеческими, но слова его – зло и яд.
– Мы с Клодом собрали кучу защитных артефактов, – с гордостью сообщил Ренард. – Они давали сигнал, когда приближалась опасность. Одним из них было блюдце с яблочком, зачарованное особым образом, чтоб тебе было понятнее. Оно и показало эту дуру. Хотя нет. Сонечка Тимофеева все-таки не дура. Сгнить бы ей в клетке, ан нет. Ловко тебя за яйца взяла.
Лефевр вдруг обнаружил, что стиснул челюсти так сильно, что голова начала гудеть – только после этого он понял, что Ренард назвал настоящее имя Алиты. Сонечка Тимофеева. Не Солия и не Сокия, как привиделось Лефевру, а София. Это понимание было похоже на удар в висок.
Ренард пристально взглянул в лицо инквизитора и негромко произнес по-русски, должно быть решив, что Лефевр его не поймет:
– Да. Софья Тимофеева. Только тебе это ничем не поможет. Одного имени мало, чтобы открыть проход между мирами. Но даже если ты и выкопаешь артефакт, который для этого нужен, – Ренард рассмеялся, тонко и хрипло, и продолжил: – Ты все равно ее не отпустишь.
Лефевр с нарочитым безразличием пожал плечами и ответил тоже по-русски – и этот ответ навсегда стер презрительную улыбку с лица Мороженщика:
– Отпущу. Можешь не сомневаться.
И вонзил-таки нож под ребро Ренарда – глубоко, по самую рукоятку.
Разумеется, никто не осудил поступка Лефевра. Убийца, да к тому же одержимый демоном, заслуживал только такого финала. Господин Ульфнар прямо сказал, что Лефевру следовало использовать не нож, а многозарядный револьвер, и не в допросной, а прямо в алтарном зале. Лефевр сказал, что так бы и поступил, но Суза все-таки правовое государство, так что приходится соблюдать формальности. На том и порешили, и Лефевр, сдав отчет о деле Мороженщика, отправился домой.
Господин Ульфнар дал ему несколько дней отпуска, и первый день Лефевр провел отсыпаясь: он с удивлением обнаружил, что дефицит сна у него просто колоссальный. На второй день Лефевр решил приняться за работу и написал послание профессору Гундеготту:
Дорогой друг! Как вам должно быть известно из газет, дело Мороженщика закрыто. Но моя работа продолжается, и я снова нуждаюсь в вашей помощи. Мне нужно узнать все о легендарных артефактах, которые считаются утерянными. Есть ли среди них такие, что находятся в земле? Буду очень признателен, если вы пришлете мне книги о них. Интересует любая, даже самая абсурдная информация.
Лефевр был уверен, что Винокуров не просто так сказал «выкопаешь артефакт». Он проболтался, будучи свято уверенным, что инквизитор не говорит по-русски. Что ж, это давало Лефевру надежду. Впрочем, когда он увидел груду книг, которую, пыхтя и отдуваясь, приволок посыльный, его энтузиазм слегка поубавился.
Дорогой Огюст-Эжен! – писал профессор. – Вот вам для начала самые известные труды по артефакторике. Должен сказать, что вам предстоит очень большая работа: таких артефактов, какие вас интересуют, известно больше тысячи. Желаю успехов! К слову: принц уже знает об истинном происхождении своей невесты? Если нет, то советую вам хранить эту тайну сильнее, чем южные схизматики хранят свои духовные свитки.
Лефевр не мог не согласиться с профессором. Он не знал, зачем Алита понадобилась Рекигену, но тут и близко не было неземной любви, о которой уже растрезвонили все газеты. Бланк, приносивший господину кофе, долгое время воздерживался от вопросов, всем своим видом показывая, насколько сильно его грызет любопытство, но в итоге все-таки не вытерпел и поинтересовался:
– Простите мою дерзость, милорд, но как же миледи Алита оказалась невестой принца?
– Бланк, я превращу тебя в лягушку, – отстраненно сообщил Лефевр, не отрываясь от книги. – Это отучит тебя задавать глупые вопросы.
Бланк приподнял левую бровь: при его невозмутимости это означало высшую степень изумления.
– Хорошо, превращайте, – сказал он. – Но перед этим утолите мое любопытство.
– Пошел вон, – с прежней отстраненностью ответил Лефевр, переворачивая страницу.
Бланк пожал плечами и удалился. Когда за ним закрылась дверь, Лефевр отодвинул книгу и устало откинулся на спинку кресла. Видит Господь, он не собирался думать об Алите. Они с принцем вернулись в столицу утром и стали героями, и Лефевру оставалось только надеяться, что Алита будет осторожной и не кинется в омут с головой от радости, что принц сделал ей предложение.
Принцы не женятся на свинарках и приказчицах публичных домов. А если все-таки и женятся, то это ой как неспроста. Хорошо бы Алита поняла это.
В дверь осторожно постучали, и вошел Бланк: теперь он был удивлен настолько сильно, что запнулся за край ковра, чего с ним отродясь не бывало.
– Милорд, к вам ее высочество Алита, – промолвил он. Голос дворецкого дрожал от изумления и непонимания, и Лефевр вдруг подумал, что испытывает сходные чувства.
Он поднялся и сказал:
– Так пропусти ее сюда, что стоишь?
Бланк отступил в сторону, и в кабинет вошла Алита. Лефевр несколько мгновений смотрел на нее и не узнавал. Вроде бы это была та же самая Алита, которую он вытащил из клетки, и в то же время легкая изящная красавица, стоявшая у дверей, не имела никакого отношения к той девушке. Красавица так и искрилась счастьем. Она была словно луч весеннего солнца. Подумав так, Лефевр сразу же выругал себя за банальщину и сказал:
– Здравствуйте, Алита.
Бланк вышел из кабинета, и в коридоре тотчас же послышалось шушуканье служанок. Лефевр набросил на дверь заклинание, не позволяющее подслушивать, и произнес:
– Я очень рад вас видеть.
Алита подошла к нему и несколько минут стояла почти вплотную, не говоря ни слова и просто глядя в глаза.
– Здравствуйте, Огюст-Эжен, – наконец промолвила она. – Я ведь так и не успела вас поблагодарить. Если бы не вы…
Лефевр спросил себя, можно ли взять ее за руку – теперь, когда Алита стала невестой принца. Подумал и взял. Алита не отстранилась.
– Пустяки, – сказал он со всей возможной небрежностью. – Это моя работа – спасать девушек от чудовищ. Как вы, Алита?
В карих глазах мелькнуло что-то далекое и грустное.
– Мне надо с вами поговорить, Огюст-Эжен, – сказала она. – Принц Рекиген сделал мне предложение. И я согласилась.
Лефевр прекрасно знал, что Алита не ответит принцу отказом, но услышанная новость все равно оказалась для него ударом. Одно дело – строить догадки, другое – столкнуться самому. Он мог понять Алиту: муж каждый день говорил ей, что она дура, которую никто и никогда не полюбит, а тут целый принц замуж зовет.
– Я могу вас только поздравить, – сухо проговорил Лефевр. Держать руку Алиты в своей лапище было уже неловко, но он никак не мог заставить себя выпустить ее. – Насколько я знаю, его высочество Рекиген неплохой человек. Думаю, он сможет сделать вас счастливой.
Алита смотрела на него так, словно он подал ей жабу вместо пирожного. Лефевр подумал, что не понимает женщин. Вообще не понимает.
– Вы действительно так считаете? – спросила она. Холода в ее голосе хватило бы на все морозильные погреба столицы. Лефевр выпустил ее руку, а Алита опустилась на диван и произнесла: – Вы уверены?
Лефевр отошел к книжному шкафу и прислушался. В соседней комнате кто-то настойчиво возил по стене стаканом, пытаясь подслушать происходящее в кабинете. Должно быть, Луиз.